вспыхивать снова и снова, едва объект чувств замаячит на горизонте. Вот только вихрь непонятных и тяжелых эмоций путал рассудок, и Тёмыч мало отдавал отчет и действиям своим, и желаниям. Он пытался двигаться по инерции, повторял давно заученные паттерны поведения, но смотрел на этот вечер со стороны, словно играл своим персонажем в игру.
– Мне тут спальни не досталось… – Снова полуправда. Молодые сняли весь комплекс, чтобы гостям не пришлось ехать в ночь обратно в город. Вот только его сосед по апартаментам удачно погулял на свадьбе и неприкрыто намекнул, что Тёмыча в комнате не шибко и ждут. – Но я знаю, что есть местечко на первом этаже…
Лера обернулась в сторону леса, вопросительно вглядываясь в темноту. Тёмыч мог палец на отсечение дать, что она высматривала своего мужчину – мол, давай же, у тебя последний шанс выйти из чащи и заявить свои права. Но лес по-зимнему оставался безмолвен.
– Я бы покурила – и можем идти, – сдалась Лера, делая выбор в пользу Тёмыча хотя бы на эту ночь.
– Черт! – Хаотичное ощупывание карманов в поисках пачки сигарет. – Закончились, прикинь! Я сейчас стрельну у пацанов, подождешь?
– Давай.
Гребаные сигареты, которые всегда, всегда заканчиваются не вовремя. Тёмыч припустился по деревянным доскам беседки, чуть не навернулся у входа в праздничный зал – парадные туфли не шибко подходили для бега по снегу – и поспешно влетел внутрь. Он спиной ощущал взгляд Леры – ожидающий и решительный, – и терять возможность из-за глупости не хотелось. Вот он: живет, флиртует и строит планы, и внутри ничего не болит – так Тёмыч себя подбадривал, даже немного уговаривал. Завтра будет завтра, и там он разберется с Варей, с чувствами, со всем на свете – сегодня была только эта ночь и только эта девушка, что ждала его в одинокой беседке.
– Дай сигарет! – без предисловий и расшаркиваний бросил он первому из друзей, кого приметил за столами.
– Ты где пропал? – Макса слегка повело, когда он развернулся к Тёмычу.
– Просто дай сигарет, – с нажимом повторил он, хмуря брови над стеклами очков.
– Там ведущий уехал, пойдем песни лучше орать!
– Макс, ты…
Тёмыч не договорил – схватил пачку со стола и бросился обратно к выходу. Некогда было объяснять нетрезвому Максу, как много сейчас зависело от сигарет и насколько ему не до песен вообще. Тёмыч выбежал на крыльцо, ища глазами силуэт Леры в беседке. Она все так же куталась в плед, но, едва Тёмыч сделал шаг навстречу, из чащи вышел ее мужчина. Где он пропадал все это время? Почему появился именно сейчас?
Лера распахнула плед, приглашая мужчину погреться в своих объятиях. Издалека детали незаметны, но Тёмычу почудилась извиняющаяся улыбка, адресованная ему из-за чужого плеча. Снова не он. Девушка, что готова была уйти с ним, уйдет с другим – спокойным и приземленным мужчиной, безвкусным, словно овсянка после хорошего пиршества.
Так и Варя ушла – снова в приземленность. Из его бесконечного аттракциона, яркой и спонтанной жизни. Девочка с пылким сердцем и моторчиком в одном месте в один момент стала чужой и холодной.
Тёмыч снял очки и сжал пальцами переносицу. В темноте сомкнутых век плясали отголоски праздничных огней. В темноте его души отблески безумной любви оставляли огромные дыры, жглись раздражающим огнем. Вот бы отмотать время назад, когда еще не случилось это, когда он не пытался забыться в случайно подвернувшейся Лере, когда голова не разрывалась между «все вернуть» и «все закончить».
– Мои друзья играют классный концерт в TNT! Идем?
– Это свидание? – Варя перебирала какие-то бумаги на своем столе. Они только закончили очередное занятие, и Тёмыч привычно ринулся в бой. Он уже пробовал поход в кино, совместный обед, прогулку, предложение выпить кофе, приглашение в гости, театр, но каждый раз получал безоговорочный отказ.
– Это концерт.
– Нет.
Как ей удавалось отрицать очевидное? Она ведь даже огонь в глазах не пыталась погасить, улыбку не прятала, а губы все повторяли и повторяли это короткое неласковое слово.
– Ты же педагог по вокалу, Варь! Как ты можешь отказываться от крутого живого концерта?!
– Я отказываюсь от твоей попытки позвать куда-нибудь на свидание глубоко замужнюю меня. – Мгновение строгости, и снова улыбка. – Во вторник жду с выученным текстом. Хочу, чтобы ты отпустил себя и не думал, что нужно успеть подсмотреть слова.
– Я тоже хочу, чтобы ты отпустила себя.
– До вторника!
Варя оставила его в кабинете одного. Пару минут назад она легко и тонко подпевала ему, а сейчас вышла даже не обернувшись. Ему бы отступить наконец, оставить Варю ее мужу и делать исключительно то, зачем он пришел в эти стены, – петь. Вот только выбора уже не существовало. С первой минуты, с первой улыбки, с поворота головы и волны чуть подернутых рыжиной каштановых волос – не существовало у Тёмыча иного пути, кроме как сделать эту девушку своей.
Во вторник он взял ее за руку и позвал на свидание – без увиливаний и альтернатив.
– Первый раз вижу человека, которому я семь раз отказала, а он все равно зовет меня в восьмой. – Варя не пыталась убрать руку и смело смотрела Тёмычу прямо в глаза. – Так и быть. Я согласна.
Сегодня согласна была другая невеста. А Варя вернула кольцо, что жгло сейчас карман тех самых брюк, доставленных курьером утром. Тёмыч уже перед выходом поднялся в комнату, беспорядочно обыскал все доступные карманы и таки нашел Варино кольцо. Сунул его в карман как якорь своей собственной неудачной жизни и поспешил в такси.
Кольцо казалось невесомым на замерзшей ладони. Тёмыч проводил взглядом удаляющихся Леру с ее мужчиной, пообещал Максу покурить с ним в беседке, но так и стоял, вглядываясь в темноту затихшего пригорода.
На чужих счастливых свадьбах отчетливо ощущается то, что жизнь твоя – бесполезный баг, который следует безжалостно удалить из кода истории
Если б прошла по касательной,
Не умирал бы из-за тебя,
Но такие, как ты, проходят навылет.
3 белкаДиалоги о енотах, подмененная при рождении и сердцу не прикажешь
Таксист проверил карту на своем навигаторе и мрачно вздохнул:
– Пробка. Минут десять придется стоять.
Белка, словив его взгляд в зеркале заднего вида, кивнула в ответ и немного сползла вниз на сиденье. Хотелось лечь, но позволить себе такую наглость она не могла. Или, скорее, не посмела бы: усталость и общая потерянность не оправдание для невежливости.
До Гаткиного ресторана оставалось всего ничего – весной или летом Белка бы выпорхнула из такси, оставив чуть больше нужной суммы, и прошлась бы пешком. Но мерзкие комья мокрого снега, залепляющие окна, вызывали желание не просто оставаться в машине до самого входа в «О май Гат!», а по возможности перезимовать в этом новеньком «рено» до апреля. Белка и ехать-то не сильно хотела, но эскизы не рисовались от слова совсем, а «Дедлайнушка уже разлила масло», как любил повторять Мишка. В родительском доме, где она надеялась счастливо жить и творить до самой свадьбы, тоску можно было резать ножом и подавать закуской к алкоголю – это единственное, что не переводилось у них последние дни. Тёмыч жил в каком-то своем – глухом и безразличном ко всему – мире, и винить его сложно. Даже Белка с ее миролюбием хотела придушить Варю, что уж говорить про брата. Или про Элю, которая стала наведываться в родительский дом не раз в год, а раз в два дня – удивительная частота при ее-то занятости и «любви к этому месту». В общем, дома можно было скорбеть, злиться, напиваться – что угодно, только не полноценно жить и рисовать, а тратить деньги на временное жилье, да еще приспосабливаться к новым комнатам и ящикам, магазинам у дома и тысяче дурацких маршрутов у Белки не было никакого желания. Невесты и без того крайне нестабильны – как любила поговаривать Гатка, взвалившая на себя огромную часть организационных вопросов.
В шоуруме про эскизы и говорить нечего было. Посетители, звонки, Лизка, которая от природы как маленький ураган – ни минуты покоя, ни секунды тишины. Для дела это крайне полезно: пробивная, задорная и энергичная Шацкая дополняла спокойную и тихую Белку, выполняла всю возможную административную работу и вообще отлично поддерживала жизнь их маленького бренда одежды. Иза Стрельцова – а именно под этим именем она была известна (Белка – это только для своих, самых близких) – воплощала творческую сторону проекта. Эскизы, придумки, выбор тканей, образов, фурнитуры – вот истинная страсть Белки, а не договоры, налоги и прочие убивающие вдохновение вещи. Поэтому без Лизки бренд «Иза» так и остался бы разовым пошивом эксклюзивов для друзей. Но вместе с огромной пользой подруга приносила с собой хаос, хохот и отсутствие хоть какой-то возможности творить. Поэтому приходилось менять локацию, едва шоурум открывал свои двери, – и тут на помощь пришла Гатка.
«О май Гат!» работал всего около года. Небольшой ресторан на цокольном этаже мини-отеля славился не только потрясающей кухней, доброжелательным персоналом и очаровательной хозяйкой, но и приватностью. В глубине ресторана находилось несколько вип-комнат, где можно было поужинать без посторонних глаз и отголосков чужих разговоров. Обычно услугами Гаткиных випок пользовались серьезные дядечки или случайные знаменитости местного разлива, но для Белки всегда находилась одна свободная комната. По дружбе, конечно. И в благодарность за «самую чумовую форму для персонала» – цитата самой Гатки, когда та увидела свой штат в одежде от Изы Стрельцовой.
Гатка горела идеей открыть свой ресторан еще со школы – это была не просто мечта, а явная и достижимая цель. Даже если пришлось влезть в кредиты, не спать ночами, отвоевывать право считаться хорошим заведением, а не капризом молодой девчонки. Гатка – она же Агата Миловская – ровесница Эли, они в школе вместе учились, но как-то причудливо сложилось, что подругой она стала именно младшей Стрельцовой. Для Эли Агата была слишком легкой и мечтательной: ну кто назовет свой ресторан шутливой фразой из их дружеского лексикона? А вот Белка оценила самоиронию и колорит, которые Гатка вложила в название своего бренда.