— Она проспит три часа, — объявил доктор Бертон. — Когда она проснется, полиция сможет ее допросить, но для начала не более пяти минут. Я прошу вас за этим проследить, мадемуазель Симмонс. И выбросьте отсюда все эти розы.
По голосам она окрестила для себя двух полицейских «Большой» и «Маленький», Они обращались с ней насколько возможно бережно, как и подобает обращаться с тяжелораненой, и после бесчисленных извинений подошли наконец к тому, что их интересовало:
— Мадемуазель Бушэ, вы ведь видели убийцу вашего отца?
— Я его видела при ярком освещении в тот момент, когда он направил на меня оружие. Это продлилось лишь долю секунды, но я буду помнить его лицо всю мою жизнь.
При этом воспоминании она почувствовала, что побледнела, и стиснула зубы, чтобы они не застучали.
— Вы его знаете?
— Я видела этого человека впервые.
Она почувствовала, что они разочарованы. Большой это тотчас же объяснил:
— По тому, как совершено преступление, мы полагаем, что преступник — человек, хорошо знакомый в этом доме. Мы надеялись, что вы его уже встречали у вашего отца.
Мне очень жаль, я больше ничем не могу вам помочь, Но я не видела отца с раннего детства. Я провела всю мою жизнь в Европе, рядом с матерью, и вернулась в Новый Орлеан лишь неделю назад... — Внезапно она замолчала, поняв, что пролежала уже много дней в больнице. Потом спросила: — Какое сегодня число?
— Пятнадцатое марта.
Она прикусила нижнюю губу. Со дня драмы прошло пять недель. Пять недель ее жизни, о которых у нее не осталось ни малейшего воспоминания. Она грустно улыбнулась.
— Как много прошло времени... Я чуть не умерла...
Полицейские дали ей время прийти в себя. Немного помолчав, она продолжила:
— Я прожила с отцом всего неделю, и я мало его видела. У него было ужасно много работы. Я знаю лишь некоторых из его друзей. Впрочем, он собирался устроить прием и официально представить меня своему окружению. Убийца мне был незнаком.
— Не могли бы вы описать нам его с максимальной точностью?
Кристина сосредоточилась.
— Ему, наверное, лет сорок-пятьдесят... Волосы черные, очень черные.
— Негр?
— Белый. Овальное лицо, мягко очерченный подбородок...
— Борода? Усы?
— Ни того, ни другого.
— Глаза? Большие, маленькие, глубоко по саженные?
Она отчаянно пыталась припомнить. Но в ее памяти осталось лишь общее впечатление. Впечатление от лица, искаженного яростью.
— Я не могу вам сказать... Но я уверена, что, если бы вы мне показали его фотографию, я бы его узнала без колебаний.
Они обменялись несколькими фразами на английском, произнесенными слишком быстро, чтобы она уловила их смысл. Потом Маленький спросил:
— Не запомнили ли вы какую-нибудь деталь? Его одежду? Особую примету, необычный жест, который он, может быть, сделал? Его походку?
— Он был одет в темное... Ничего другого я не помню.
— Он держал оружие в правой или левой руке?
— В правой, по-моему... Но я в этом не уверена!
В этот момент раздался голос вмешавшейся сиделки:
— Доктор сказал — пять минут... Вы разговариваете почти десять. Вы сможете вернуться завтра и поговорить немного дольше.
— Извините нас, но убийца на свободе больше месяца, и каждая минута на счету. До завтра.
Снова успокоительный укол, сон, забытье.
— Она была потрясена.
— Это еще не все. Она не знает самого худшего.
— Вы думаете, что она была в курсе насчет отца?
В просторном кабинете главного врача они попивали виски и разговаривали. Для них, полицейских, рабочий день был уже позади. Доктор настаивал:
— Так вы думаете, что она знала?
— Нет. Она всегда жила с матерью во Франции и Швейцарии. Я полагаю, папаша не собирался рассказывать ей сразу же по приезде, что он работает на Корпорацию.
Это не совсем так, — поправил инспектор Крамер. — В свое время он защитил многих гангстеров Корпорации, едва не преступив рамки законности. Затем он перестал выступать в суде защитником. Это было незадолго до того, как у него начались серьезные неприятности. Хотя не исключено, что он продолжал негласно давать советы своим бывшим клиентам. Он был незаурядным юристом.
— К тому же его немногочисленные официальные дела не позволили бы ему скопить такое состояние.
Доктор Бертон зажег сигарету и заинтересованно спросил:
— И сколько же составляет наследство?
— За вычетом налога на наследство и уплаты других налогов, девушке останется чуть меньше миллиона долларов.
Врач восхищенно присвистнул.
— Послушайте, это же прекрасная партия!
— К тому же у того, кто на ней женится, не будет на шее ни тещи, ни тестя.
Затрещал интерфон. Бертон наклонился:
— Да?
— Какой-то полицейский спрашивает инспектора Крамера.
Врач, вопросительно подняв бровь, посмотрел на инспектора, на что тот кивнул утвердительно.
— Впустите, — перевел врач.
Молодой сержант явился за указаниями. Крамер был краток:
— Непрерывное наблюдение за палатой 412. В положенное время вас сменят.
Как только сержант вышел, Бертон удивленно спросил:
— Зачем эти предосторожности? Вы бо итесь, что она убежит?
— Я просто боюсь, как бы убийца не пришел завершить свою работу. День за днем его информировала пресса об участи Кристины Бушэ. Пока она находилась в коме с простреленным легким, ему нечего было ее бояться. Но теперь, когда она спасена, то представляет некоторую опасность. Она его видела и может опознать. Она одна. Вы меня понимаете?
— Конечно. Я сейчас распоряжусь, чтобы в приемном отделении повысили бдительность.
— Я не думаю, что этот тип так неосторожен, но случаются и более невероятные вещи.
— Вы кого-то подозреваете?
— Еще недавно мы имели около шестисот подозреваемых; всех тех людей, чьи фамилии фи гурируют в записной книжке и карточках Бушэ.
— Прекрасная клиентура.
— И прекрасные связи. После первого до проса Кристины мы сможем вычеркнуть из этого списка всех женщин, после чего у нас останется около трехсот-четырехсот фамилий. Она утверждает, что убийце лет сорок-пятьдесят. Учитывая этот возраст плюс-минут пять лет, мы сможем вычеркнуть из списка еще человек сто. Из оставшихся мы вычтем негров, если таковые имеются, и людей, которые умерли до преступления. И у нас все равно останется слишком много подозреваемых.
— Вы уверены, что убийца был другом дома?
Это очевидно. Адвокат достаточно хорошо знал этого человека, чтобы открыть перед ним сейф. Он ему доверял. Впрочем, преступник, сделав свое дело, даже и не подумал обставить все как обычное ограбление. Он удовольствовался тем, что взял некоторые папки, оста вив в сейфе внушительную пачку денег.
— И вы полагаете, что Корпорация...
— Не исключено. Бушэ слишком долго играл с огнем. Однажды он должен был обжечься.
Крамер налил себе новую порцию виски. Его помощник Ардэн продолжил:
— Допустим, Джон Бушэ решил порвать с Корпорацией, чтобы вернуться к честной жизни... Представьте себе реакцию рэкетиров! Думаете, они способны позволить человеку, который знает все, поступать по своему усмотрению? Поставьте себя на минутку на их место! Вот к Джону Бушэ приходит посетитель с целью его образумить. Бушэ остается непоколебимым. Он не хочет, чтобы его дочери пришлось краснеть за него. Тогда этот человек его убивает и забирает наиболее компрометирующие документы.
— Подходящая гипотеза. И она намного сокращает список подозреваемых, по-моему. Остаются только отъявленные гангстеры.
— Количество которых достаточно внушительно — пятьдесят два человека, и все они, не сомневайтесь, располагают железным алиби на ночь преступления! Лишь один человек может отправить убийцу на электрический стул: Кристина Бушэ. Как только вы снимете с ее глаз повязку, мы принесем ей фотографии всех этих типов, и она быстро укажет на одного из них.
Неловким движением доктор Бертон опрокинул сигаретницу, сигареты рассыпались по ковру. Трое мужчин встали на четвереньки, чтобы их собрать. И именно в этом неудобном положении Бертон промолвил:
— Я не думал, что это будет так важно для вас... Мне жаль...
— Что такое, док?
Девушка... Кристина Бушэ...
Что?
— Она слепа.
— Как только доктор снимет мне эту повязку, я буду чувствовать себя спокойнее. Это ужасно — постоянно находиться в темноте!
— Бедняжка.
Боб навещал ее каждый день, проводил долгие часы у ее изголовья, оказывая ей мелкие услуги. В это время сиделка могла заняться другими, более интересными делами, например вязанием или чтением комиксов. Она обожала Боба, который к тому же был щедр на чаевые.
— Больше всего меня бесит, что убийца на свободе. И доктор, который проповедует спокойствие! Я-то чувствую, что я вся в шрамах. Например, у меня будет огромный шрам на виске, но доктор меня заверил, что чуть-чуть пудры — и его не будет заметно... — Вдруг она села в постели и сказала взволнованно: — По слушайте, Боб, пока мы одни... может быть, по пробуем снять повязку!
— Крис, вы с ума сошли! Доктор запретил это делать...
— Только на минутку, Боб! Потом вы вновь наложите повязку, и никто ничего не узнает... Пожалуйста!... Я так хотела бы вас увидеть!
Боб в отчаянии смял лежавшую в ногах кровати газету с крупным кричащим заголовком: «Уцелевшая после покушения во время празднества Марди гра: Я никогда не забуду лица убийцы!!!» Замешательство было почти осязаемым. Кристина обеспокоенно спросила:
— В чем дело, Боб? Вы не хотите? Вы знаете что-то? — Она поднесла свои руки к лицу и закричала: — Я обезображена?
Он неловко попытался ее успокоить, но только подлил масла в огонь.
— Не волнуйтесь, дорогая. Я позову мисс Симмонс...
— Не шевелитесь. Я хочу знать.
Ее пальцы нащупывали пластиковые застежки, которые поддерживали повязку. Боб попытался отвести ее руки, но она так резко дернулась, что он отказался от этой мысли и поспешил снять трубку телефона.