Победа века — страница 1 из 29

К 55-летию Победы над фашизмом

Челябинцам — творцам Победы — фронтовикам и героям тыла посвящается


Уважаемый читатель!

Ты держишь в руках книгу, которая подготовлена к 55-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне. К 2000-му году в Челябинской области здравствуют 37 053 участников этой войны. Время не щадит поколения, которые принесли на алтарь победы свои молодые годы, здоровье и саму жизнь. Но время не властно над людской памятью, и сколько бы десятилетий ни минуло после 1945 года, он навсегда останется в нашей истории великим рубежом народного духа, народного подвига и народного самопожертвования.

Россия, Русь во все столетия являла миру свое умение выстоять в самых сложных испытаниях. В XX веке мы одержали победу в самой кровопролитной войне за всю историю человечества. Историки находят и еще будут находить новые объяснения и новые повороты в драматических событиях 1941–1945 годов. Но сердцу и душе каждого из нас давно ясно главное — старшие поколения отстояли в середине XX века свободу и независимость нашей Родины. Они принесли для этого великую жертву — миллионы и миллионы своих жизней. Вот почему память об этом всенародном подвиге бессмертна.

Урал может по праву гордиться своим вкладом в победу народа. Он принял в свои рабочие руки сотни заводов из захваченных врагом районов страны. Он вдохнул в них новую жизнь и начал ковать для фронта оружие Победы.

Урал сформировал, вооружил и направил на фронт одни из самых боеспособных и прославленных соединений, которые умножили славу русского оружия в определяющих сражениях Отечественной войны. Десятки, сотни тысяч наших земляков заслужили славу защитников Отечества, освободителей Европы от фашизма. Мы до сих пор пишем скорбную «Книгу Памяти», в которой поименно вспоминаем тех, кто не вернулся с фронта.

Челябинцы внесли в историю Отечественной войны гордое имя «Танкоград», который создавал самые мощные и прославленные танки второй мировой войны и стал символом единства фронта и тыла, единства народа, вставшего против ненавистного врага.

Книга «Победа века» — первое издание, в котором авторы попытались собрать воедино наиболее заметные и памятные события истории войны, которые связаны с Челябинской областью, ее героями, простыми бойцами и тружениками тыла, мужчинами, женщинами и подростками, внесшими весомый вклад в дело Победы. Перед вами своеобразная энциклопедия преданности народа своему Отечеству, своей земле. Прочитайте ее. Все лучшее, что есть в характере россиян, вы найдете на этих страницах — патриотизм, смелость, трудолюбие, верность слову и делу, братство, мужество и отвагу…

Мы склоняем головы перед этими людьми. Мы помним их и всегда будем гордиться поколениями, одержавшими Великую Победу XX века.

Губернатор Челябинской области П.И. Сумин


2000 год знаменателен как рубеж веков, грань тысячелетий. Время подводить итоги, обозначить наиболее важные временные вехи. Одним из самых знаменательных, судьбоносных событий века стала Победа над фашизмом. 2000 год примечателен и тем, что это год 55-летия Великой Победы.

Урал — опорный край державы,

Его добытчик и кузнец…

Таким вошел наш край и в историю Великой Отечественной войны. Не только арсеналом Вооруженных Сил был он в войну, но и кузницей боевых кадров, боевых резервов действующей армии. И не только маршевое пополнение увозили отсюда эшелоны на опаленный фронтовым пожаром запад страны. Здесь формировались многие десятки воинских частей и соединений: стрелковые, артиллерийские и кавалерийские дивизии; танковые, стрелковые, мотострелковые, лыжные бригады; самоходные артиллерийские и авиационные полки; лыжные и специальные батальоны.

Они формировались, особенно в первый год войны, в основном из наших земляков, вооружались боевыми машинами, орудиями, оружием и боеприпасами, изготовленными в области из уральского металла. Немало воинских соединений создавалось на народные средства. Провожая на фронт, челябинцы вручали землякам-воинам знамена с наказом вернуться домой с победой, на полях сражений не уронить чести родного края.

Уральцы-воины выполнили наказ земляков, вписав в историю войны немало ярких страниц воинского героизма, самопожертвования во имя свободы Родины. Стойкость и мужество их заслуженно ценилось командованием. Уральские полки и бригады направляли на самые трудные участки фронта, знали — они будут стоять насмерть. Уральцев включали в самые сложные и ответственные операции, знали — боевое задание будет выполнено. И так — с первого до последнего дня войны.

Волоколамское шоссе, ставшее символом самопожертвования советских солдат во имя победы, вело не только к столице. Оно начиналось на западной границе у Бреста и Гродно. Вдосталь политое солдатской кровью, горькое шоссе отступления вело к Москве и Ленинграду, Волге и перевалам Кавказа. И не счесть было на нем разъездов Дубосеково, где сражались насмерть. И все-таки враг прошел дальше. Но разве павшие не такие же герои, как и те, что погнали врагов с родной земли? Павшие, по трупам которых прошел кованый сапог захватчика, сделали все что смогли. Потому-то и был остановлен враг, что павшие герои забрали с собой его силу, дали время подготовить достойный отпор.

Вечная память павшим! Память и слава. И прежде всего тем, чей подвиг обойден наградами. Чей подвиг, увы, безвестен. Вечная память челябинцам, воевавшим в уральских и в других воинских формированиях.

С первого по последний день войны не выходили из боя южноуральские дивизии, бригады, полки и батальоны. Они участвовали в сражениях на всех фронтах от Баренцева до Черного моря, от Волги до Берлина и Праги. О них наша книга.

Более пятидесяти воинских частей и соединений, сформированных на Южном Урале, на полях сражений стали орденоносными. Шесть орденов на боевом знамени 29-й гвардейской Унечской мотострелковой бригады. Пять орденов на знаменах 52-й гвардейской Фастовской танковой бригады и 46-й Радомско-Бранденбургской артбригады. Четыре ордена вручено танкистам 59-й гвардейской Люблинской бригады, артиллеристам 426-го гвардейского Львовского артполка. Тремя орденами отмечен вклад в победу стрелков 373-й Миргородской, 371-й Витебской дивизий; 378-го гвардейского Новгородского тяжелого самоходного артполка; танкистов 63-й Челябинско-Петраковской бригады, бойцов 37-й Слуцко-Померанской мехбригады.

За особые отличия в боях за Ленинград, Новгород, Киркенес, Харьков, Фастов, Витебск, Валгу, Миргород, Львов, Идрицу, Александрию, Новгород-Северский, Чернигов, Криворожье, Карачев, Бобруйск, Ровно, Невель, Унечу, Слуцк, Ригу, Умань, Оршу, Запорожье, Кировоград, Винницу, Полоцк, Бежицу, Седлец, Петраков, Люблин, Варшаву, Гданьск, Радом, Яссы, Плоешти, Будапешт, Вену, Кенигсберг, Бранденбург и Берлин южноуральским воинским частям и соединениям были присвоены почетные наименования этих городов.

Лучшим из лучших воинских соединений вручались гвардейские знамена. В Советскую Гвардию вошло более 20 южноуральских дивизий, бригад и полков. Среди них 20-я Криворожская, 122-я эстонская стрелковая, 11-я и 12-я мехбригады, 28, 29, 33-я мотострелковые бригады, 52,59 и 63-я танковые бригады, 426-й и 1108-й артполки, 333, 367 и 378-й тяжелые самоходные артполки, 617-й авиаполк.

Имя — последнее, что остается в жизни от павшего солдата. Восстановить, сохранить и передать его потомкам — порой единственное, что мы можем сделать, отблагодарить за подвиг самопожертвования — не порвать равнодушием нить духовного родства, что тянется от павших к потомкам. Через нас.

Вглядитесь в лица солдат на фронтовых снимках. Разве не бьет в сердце вопрос, застывший в их глазах? Вопрос, обращенный к нам, в будущее: «Как живете после кровавой войны? После Победы, радость которой нам не дано познать?». Многое, очень многое читаешь в этом невысказанном вопросе: «Какие вы, за жизнь которых мы отдали жизнь? Достойны ли нашей великой жертвы?»

Вглядитесь в лица павших солдат. Может, и неприметными были они в строю бойцов и сделать для победы успели немного. Но для Матери-Родины священны имена всех павших сыновей. Может, невелик вклад каждого солдата, но все они вместе, и погибшие, и салютовавшие Победе, составляли великую армию-освободительницу, принесшую избавление от фашистского рабства не только советским людям, но и народам Европы и Азии. И только всем им вместе, живым и мертвым, по плечу было свершить подвиг, который останется навечно в памяти благодарного человечества.

Вечная слава и память фронтовикам, павшим во имя Победы и вернувшимся с Победой в родные места. Все они победители! Как победители и те, что ковал оружие Победы в тылу, возвращал в строй и к жизни раненых в госпиталях, кто жертвовал свои последние трудовые на Победу, кто кормил и снабжал всем необходимым действующую армию. Вечная слава и память труженикам тыла. Фронт проходил не только на далеком западе, но и по Уралу. И они, как и их братья, отцы и сыновья отдавали на алтарь Победы все что могли.

Вечная слава и память челябинцам — творцам Великой Победы — Победы века!

На полях сражений

Крах «блицкрига». 1941

От границы до Москвы.А.Корзников

В последние дни перед Великой Отечественной войной располагавшийся в Гродно штаб 3-й армии жил напряженной жизнью. Немецкие самолеты вторгались в воздушное пространство СССР и вели разведку, на нашу территорию проникали фашистские диверсанты. От пограничников из Августова 20 июня поступили сведения о том, что из-за границы доносится приглушенный шум моторов, гитлеровцы снимают в некоторых местах проволочные и другие заграждения. Все говорило о сосредоточении у границы фашистских войск и готовящемся нападении. В этом командующий армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов убедился лично, побывав на следующий день в Августове. Было необходимо срочно привести войска в полную боевую готовность, но это было строго запрещено. Не разрешалось даже обстреливать пересекавшие границу немецкие самолеты.

Бои под Гродно

Вернувшись поздно вечером 21 июня в Гродно, генерал В. И. Кузнецов получил по телефону приказ из Минска находиться у аппарата и ждать особо важного распоряжения. Он тотчас же вызвал в штаб всех офицеров полевого управления и политотдела армии.

В 2 часа 22 июня от командующего войсками Западного военного округа генерала армии Д. Г. Павлова поступил приказ поднять все войска по боевой тревоге. Работники штаба стали сразу же передавать этот приказ во все соединения.

Одним из первых около двух часов ночи получил приказ командир 85-й Челябинской ордена Ленина стрелковой дивизии генерал-майор А. В. Бандовский, находившийся со своим штабом в Гродно, — рассказывает в своих записках генерал армии К. Н. Галицкий, который служил тогда в 3-й армии и многое наблюдал лично, а позднее беседовал с участниками пограничного сражения. — Он тут же вызвал своего заместителя полковника К. Ф. Скоробогаткина и, сообщив о возможной провокации немецко-фашистских войск на государственной границе, приказал поднять части дивизии по боевой тревоге, одновременно распустить дивизионные учебные сборы пулеметчиков, снайперов, разведчиков, всем бойцам вернуться в стрелковые полки.

К половине четвертого утра приказ был выполнен. Поднятые по тревоге части дивизии находились в лагере в районе местечка Солы на южном берегу реки Неман в 5–6 километрах юго-восточнее Гродно, будучи готовы выступить в район сосредоточения для прикрытия границы. Но сигнал «Гроза» не поступил, так как к этому времени была прервана связь лагеря со штабом дивизии и армии. Полковник Скоробогаткин принял решение выдвинуть части на рубеж реки Лососьна и занять его для обороны.

Светало. Было около четырех часов утра, когда начали выходить полки. В это время самолеты со свастикой на крыльях и фюзеляжах появились над Гродно. Скоро в районе города были сброшены бомбы большой мощности. Одновременно со стороны государственной границы послышался нарастающий гул артиллерийской канонады. Война началась…

Директива наркома обороны о подъеме войск по тревоге и занятии оборонительных сооружений запоздала.

Как могло случиться, что 85-я стрелковая дивизия и большинство других прикрывавших государственную границу советских соединений не успели занять заранее построенные укрепления и были вынуждены вступить в бой на неподготовленных к обороне рубежах? Вину за это несет И. В. Сталин, взявший в свои руки всю власть в стране и армии, единолично принимая важные решения. Хорошо зная о сосредоточении к середине июня 1941 года крупных группировок германских, румынских, венгерских, финских войск у наших границ, он отклонил все просьбы наркома обороны С. К. Тимошенко и начальника Генерального штаба Г. К. Жукова о приведении частей в полную боевую готовность.

Осторожность советского командования в проведении военных мероприятий убеждала Гитлера в слабости СССР и толкала его на скорейшее выступление. Серьезным просчетом явилось опубликование 14 июня 1941 года по указанию Сталина сообщения ТАСС, опровергавшего слухи о возможном нападении Германии на нашу страну. Оно дезориентировало как воинов, так и всех советских людей.

Когда на рассвете 22 июня со стороны границы донеслась канонада, многие бойцы и командиры 85-й дивизии сочли, что у немцев начались маневры, которые проводились и раньше. Так вначале восприняли стрельбу и воины выделенных из стрелковых полков трех батальонов, сооружавшие укрепления у Солодкино, вблизи границы. Они взялись за оружие лишь тогда, когда на них обрушились снаряды, и вместе с пограничниками Августовского погранотряда сдерживали врага, рвавшегося к Гродно. К вечеру в 103-й стрелковый полк вернулась лишь горстка бойцов во главе с комбатом капитаном Лаптевым, остальные пали смертью храбрых.

Дерзко действовали, по рассказам очевидцев, работавшие у границы воины 141-го стрелкового полка. Отбив атаку противника, они пересекли границу и прорвались к дороге, по которой двигался обоз. Немцы и подумать не могли, что советские солдаты окажутся здесь, и вели себя беспечно. Перебив их, храбрецы на захваченных повозках с продовольствием и военным имуществом вернулись к своим. К сожалению, имена этих героев, большинство из которых потом погибли в боях, установить не удалось.

При обороне Гродно большую стойкость проявили все части 85-й стрелковой дивизии, считавшейся одним из лучших соединений Вооруженных Сил страны.

К полудню, потеснив передовые части 3-й армии, гитлеровцы достигли рубежа, на котором спешно закрепились основные силы 85-й дивизии. Атака следовала за атакой, но враг не добился успеха. Генерал А. В. Бандовский, участник первой мировой и гражданской войн, уверенно руководил частями. Когда гитлеровцы на одном участке вклинились в оборону дивизии, он бросил в контратаку 59-й стрелковый полк. Немцы были отброшены. Начальник артиллерии полковник Н. В. Тарасов умело организовал отражение танковых атак. Одна только истребительно-противотанковая батарея под командованием лейтенанта М. В. Бойко-Бабы за день сожгла три неприятельских танка.

Поскольку противнику после ожесточенных боев удалось обойти Гродно с двух сторон, наши войска были вынуждены на второй день оставить город. 85-я стрелковая дивизия организованно отошла к реке Свислочь. Не успели бойцы как следует закрепиться, как последовал приказ генерала Д. Г. Павлова вместе с другими стрелковыми соединениями и подошедшим мехкорпусом нанести контрудар и вернуться в Гродно.

Наступление началось в ночь на 24 июня. Пока было темно, части успешно продвигались вперед, но как только рассвело, фашистское командование бросило на них авиацию. Десятки вражеских самолетов повисли над полем боя, сбрасывая осколочные бомбы, с самолетов строчили из пулеметов даже по одиночным бойцам. Вели огонь артиллеристы, пулеметчики и снайперы противника. И все же 85-я дивизия теснила гитлеровцев. Особенно успешно действовал 103-й стрелковый полк. Командир его майор Каравашкин заранее выслал вперед разведку во главе с политруком Г. Степановым. Хорошо зная местность (до войны тут находилось учебное поле), разведчики пробрались в расположение врага и установили, где находятся его огневые средства. Это позволило нашим артиллеристам вести прицельный огонь.

После упорного боя, переходившего иногда в рукопашные схватки, подразделения офицеров Постникова, Отнакулова, Соловьева, Челнокова пробились к окраинам Гродно, но войти в город не смогли. Противник подтянул сюда подкрепления, а наши части понесли большие потери и испытывали нехватку боеприпасов.

Продолжавшееся несколько суток сражение за Гродно, в котором отличилась южноуральская 85-я стрелковая дивизия, — одна из самых славных страниц начального периода Великой Отечественной войны.

Упорное сопротивление 3-й армии у границы с Восточной Пруссией, контратаки наших войск доставили фашистскому командованию немало хлопот и переживаний. Недаром начальник генштаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер направил в район Гродно группу офицеров во главе с генерал- инспектором Оттом для изучения причин неудач немецких войск. После доклада Отта о ходе боев за город в служебном дневнике Гальдера 29 июня появилась такая надпись:

«Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов: теперь это уже недопустимо».

Вторгшаяся в СССР фашистская армия имела свыше 600 тысяч автомашин, тогда как во всех наших западных приграничных округах их насчитывалось лишь 120 тысяч. Гитлеровское командование сформировало четыре мощные подвижные танковые группы для глубоких прорывов в тылы наших войск. Две танковые группы — одна из Сувалок, а другая из района Бреста — устремились к Минску. Войска нашего Западного фронта, в том числе действовавшая у Гродно 3-я армия, оказались под угрозой окружения. Ставка отдала им приказ отходить на восток.

Сильно поредевшая в боях у Гродно 85-я стрелковая дивизия отступала организованно, но 28 июня немецкие танковые и моторизованные части ворвались в столицу Белоруссии — и кольцо замкнулось. Все же большие группы южноуральцев под командованием генерала А. В. Бандовского и полковника К. Ф. Скоробогаткина сумели пробиться через боевые порядки гитлеровцев.

Уже в последних числах июня нашему Главному Командованию стало ясно, что советские войска, удерживавшие приграничную полосу, не смогут уничтожить прорвавшегося в глубь территории противника и остановить его продвижение. Поэтому Ставка приняла решение создать из резервных войск новый стратегический фронт обороны на рубеже Западной Двины и Днепра. Перед сформированной из кадровых соединений и частей Уральского военного округа 22-й армией, которой командовал генерал-лейтенант Ф. А.Ершаков, была поставлена задача занять оборону на правом фланге Западного фронта по линии Себеж — Полоцк — Бешенковичи — Витебск, сосредоточив главные усилия на том, чтобы удержать Полоцкий и Себежский укрепленные районы.

Полоцкий укрепрайон

Оборона Полоцкого укрепрайона была доверена сформированной в 1940 году в Челябинской области 174-й стрелковой дивизии, которой командовал полковник А. И. Зыгин. Имевшиеся здесь долговременные сооружения оказались законсервированными, вооружение снято. Пришлось спешно приводить их в боевое состояние.

В начале июля к Западной Двине, на северном берегу которой закрепились уральские дивизии, подошли танковые и моторизованные соединения немецкой 3-й танковой группы. Командующий генерал Гот решил с ходу форсировать реку и овладеть крупным транспортным узлом Полоцком, что позволило бы разъединить, а потом разгромить 22-ю армию.

Фашистский генерал был вынужден отказаться от прямой атаки Полоцкого укрепрайона, стойко обороняемого советскими воинами, и попытался взять его, ударив с фланга. 4 июля части немецкой 3-й танковой группы форсировали Западную Двину у Десны и оттеснили нашу 98-ю стрелковую дивизию к станции Борковичи. Уже на следующий день гитлеровцы были контратакованы. Командир 174-й дивизии отправил на помощь соседям полк майора И. Т. Китаева и несколько артиллерийских батарей. Едва воины батареи под командованием старшего лейтенанта Агапитова установили свои орудия у дороги, как увидели пыльное облако — это мчались вражеские мотоциклисты, которые обычно двигались впереди войсковых колонн. Залп орудий разметал фашистских солдат. Упавшие попытались бежать, следующий залп уничтожил их. Батарея старшего лейтенанта Агапитова отбила множество атак танков и мотопехоты.

Южноуральцы сорвали и попытку противника овладеть Полоцким укрепрайоном ударом с фланга. Генерал Гот признавал в рапорте, что «переправившаяся на северный берег пехота была остановлена контратаками крупных сил противника из Полоцка», и требовал: «23-й армейский корпус должен… в максимально короткие сроки обеспечить 57-му танковому корпусу выход с плацдарма и удар в тыл крепости Полоцк».

Крепким орешком оказался для гитлеровцев Полоцк, раз генерал Гот стал называть его крепостью. Он вынужден был дать такую лестную характеристику полковнику А. И. Зыгину, возглавлявшему 174-ю стрелковую дивизию: «…В Полоцке находится способный руководитель». 7 июля огромные силы немецких войск атаковали 22-ю армию. Однако ни 57-й, ни 51-й корпуса не смогли с ходу прорвать оборону нашей армии.

Большой урон врагу нанес 46-й корпусной гаубичный артиллерийский полк, прибывший на фронт из Челябинской области. Мощный огонь 152-миллиметровых гаубиц помог стрелковым частям удержать позиции.

Получив подкрепление, гитлеровцы 10 июля овладели Городком, а на следующий день вошли в Витебск. Из Городка они устремились к Невелю.

Это поставило 22-ю армию в трудное положение, разъединило с основными силами Западного фронта. Нависла опасность и над правым флангом 22-й армии. После того как 27-я армия отошла на северо-восток, этот фланг оказался открытым. Командующий войсками Западного фронта маршал Тимошенко приказал генералу Ершакову «с боями, спокойно, изматывая противника, последовательно отводить армию» на тыловой рубеж западнее Великих Лук.

Отступая, наши войска прикрывались арьергардами. Последний полк 174-й стрелковой дивизии покинул Полоцкий укрепрайон 16 июля, когда ее основные силы уже подходили к Невелю. Фашистские танковые части, продвигавшиеся со стороны Городка, к тому времени ворвались в Невель, и южноуральцам пришлось двигаться по территориям, занятым противником. Они не только вывезли значительную часть боевой техники, но и помогли пробиться на восток частям 186-й стрелковой дивизии, оказавшейся в особенно опасном положении.

Задержав на три недели у реки Западная Двина, у Себежа, Невеля и Городка отборные дивизии противника и нанеся им большой урон, уральцы внесли немалый вклад в срыв гитлеровского плана молниеносной войны против Советского Союза. Особенно отличилась 174-я стрелковая дивизия. В составленной в конце июля 1941 года характеристике соединений и частей 22-й армии ее командующий генерал-лейтенант Ф. А. Ершаков, член Военного совета корпусной комиссар Д. С. Леонов и начальник штаба генерал-майор Г. Ф. Захаров дают такую оценку действиям южноуральцев:

«Личный состав дивизии проявлял и продолжает проявлять исключительное упорство. Особенно жаркие бои дивизия вела у Борковичей и Боровухи, где в день отбивала по 4–5 атак превосходящих сил противника, переходя в контратаки, нанося противнику тяжелые поражения (под Боровухой уничтожено до 2000 фашистов)… Как дивизия в целом, так и ее командир полковник Зыгин заслуживают того, чтобы быть отмеченными».

5 августа 1941 года, когда 174-я дивизия находилась в обороне у озера Двинье, ее бойцы, командиры и политработники направили письмо в Челябинский обком ВКП(б). В этом письме, обсужденном во всех подразделениях, говорилось о том, как южноуральцы отражают натиск фашистских агрессоров, рассказывалось о героических действиях бойцов. Говорилось, в частности, о подвиге красноармейцев В. А. Сорокина, О. А. Чубарова и И. Н. Еремина, работавших до войны на предприятиях Челябинска, которые во время прорыва из окружения под сильным огнем противника исправили порванную фашистским снарядом гусеницу танка, и боевая машина снова ринулась на врага. В письме указывалось, что 87 воинов 174-й дивизии представлены к правительственным наградам.

Сражение за Смоленск

В середине июля 1941 года командование немецкой группы армий «Центр» сосредоточило основные усилия на захвате Смоленска, который издавна был главным бастионом на пути иноземных захватчиков к Москве.

Ставка Верховного Командования отправила на московское направление крупные резервные силы войск. Для непосредственной обороны Смоленска прибыла 16-я армия под командованием генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина.

16-я армия комплектовалась в 1940 году в Забайкалье, в ее состав тогда влилась 152-я стрелковая дивизия, сформированная в 1939 году на территории Челябинской области. Эта дивизия под командованием полковника П. Н. Чернышева заняла оборону западнее Смоленска на рубеже Буда, Куприно, закрыв гитлеровцам путь на Смоленск по правому берегу Днепра. Один из батальонов действовал в составе армейского передового отряда, выдвинутого вперед, к селу Красному. Этот батальон первым из всех подразделений 152-й дивизии вступил в бой.

В своих воспоминаниях генерал-лейтенант М. Ф. Лукин высоко оценивает подвиг воинов передового отряда, руководимого офицерами Осокиным и Холмогорцевым. В течение четырех суток пехотинцы вместе с бойцами 15-го мотострелкового полка отбивали неприятельские атаки. «Когда более 30 вражеских танков и пехота показались с восточной окраины Красного, никто не дрогнул в наших подразделениях, — пишет генерал. — Танки двигались развернутым строем, один от другого метрах в десяти и, когда они были на расстоянии 200–300 метров от огневых позиций, артиллеристы открыли огонь прямой наводкой. Гитлеровцы не выдержали и оставили поле боя. Несколько дней врагу не удавалось сломить сопротивление отряда».

Надежно прикрыть все участки было невозможно из-за недостатка сил, фашистские танки и мотопехота прорывались через стыки между подразделениями. Так, 3-й батальон 544-го стрелкового полка попал в кольцо. Командир старший лейтенант Ахундов организовал круговую оборону и двое суток успешно отражал все атаки врага. «В бою личный состав батальона, в котором сражались забайкальцы, уроженцы рабочего Урала, металлурги Магнитки, тракторостроители Челябинска, показали, что, несмотря на превосходство врага в количестве и технике и будучи в окружении, можно успешно отражать его атаки, — вспоминает М. Ф. Лукин. — Они сами неоднократно контратаковали и не позволили фашистам себя смять».

Ценно то, что командующий называет имена отличившихся воинов челябинской дивизии, ведь никаких других свидетельств о бойцах, проявивших в боях на подступах к Смоленску наибольшую выдержку, храбрость и умение, не сохранилось. Это командиры рот старший лейтенант Каримов, лейтенанты Калугин, Калужный, Цирикидзе, Кантаренко, командиры взводов лейтенанты Измаилов, Шурумухамедов, Пожидаев, Голиков, сержанты Глазунов, Яликов, Халява, красноармейцы Муравьев, Нуриев, Чуприн, Мамедов, Бабаджанов и другие. «Многие из них пали в бою героями, — пишет генерал. — Пусть об этом знают их близкие, все советские люди».

Генерал-лейтенант М. Ф. Лукин принял все возможные меры для того, чтобы освободить Смоленск от гитлеровцев. Он приказал полковнику П. Н. Чернышеву направить туда полки 152-й дивизии.

В результате упорных боев 152-я дивизия вытеснила противника из северо-западной части Смоленска, 480-й стрелковый полк занял железнодорожную станцию и прорвался в центральные кварталы города, 544-й стрелковый вышел к Днепру. Жестокие схватки развернулись за кладбище, которое несколько раз переходило в руки неприятеля.

Врагу удалось прорвать фронт 20-й армии, фашистские соединения устремились к Смоленску с северо-запада, и генерал Лукин приказал оставить город. В ночь на 29 июля 152-я и другие дивизии отошли на восток. Последним из войск 152-й дивизии покинул Смоленск батальон под командованием старшего политрука А. С. Туровского.

Соединения 16-й и 20-й армий, в том числе 152-я дивизия, еще некоторое время держали оборону в излучине Днепра, а потом отошли на левый берег реки, где закрепились.

Сосредоточив на левом фланге 22-й армии крупные силы, генерал Гот 22 августа нанес удар в направлении станции Кунья. Гитлеровцам удалось окружить главные силы уральцев, в том числе 174-ю стрелковую дивизию в районе Великих Лук. Но и на этот раз они не смогли уничтожить 22-ю армию. Генерал Гот допустил ошибку — он оставил добивать окруженных одну пехоту, а танковые и моторизованные дивизии бросил к верховьям Волги. Подвижные немецкие соединения были задержаны у Андреаполя артиллерийскими и тыловыми частями 22-й армии. Тем временем 174-я и другие наши дивизии разорвали кольцо окружения и закрепились в верхнем течении реки Ловать от Чижово до Андреаполя. На южноуральцев, неоднократно отличавшихся в боях, была возложена оборона Андреаполя.

Сосредоточив к концу августа на московском направлении огромные силы — три танковые группы, большое число стрелковых соединений и крупные силы авиации, немецкое командование собиралось нанести мощный удар по нашей столице. Оно не сомневалось, что на этот раз гитлеровские войска смогут одержать победу.

Вначале противник действовал успешно. Прорвав на ряде участков нашу оборону, немецкие танковые группы устремились к Москве. В районе западнее Вязьмы врагу удалось окружить большое число наших соединений, в том числе 152-ю стрелковую дивизию. Большинство воинов дивизии погибло в боях, остальные сумели вырваться из кольца, были и такие, кто сражался потом с оккупантами в партизанских отрядах. В начале 1942 года 152-я стрелковая была сформирована заново на территории Свердловской области. Она прошла большой боевой путь, закончив войну в Берлине.

Героическое сопротивление окруженных западнее Вязьмы соединений сковало крупные силы неприятеля и позволило нашему командованию выиграть время для подготовки нового рубежа обороны и выдвижения резервных сил.

Овладев 18 октября Можайском, гитлеровцы пытались прорваться к Москве по минской магистрали. Они захватили важный узел коммуникаций у Шелковки и Дорохова, но неожиданно были контратакованы прибывшей с Дальнего Востока 82-й мотострелковой дивизией и отброшены. Этой дивизии был придан 27-й отдельный танковый батальон, вооруженный новыми боевыми машинами, недавно выпущенными на Челябинском тракторном заводе. В одной из рот все бойцы были рабочими этого завода. Уничтожив десятки боевых машин, много другой техники, сотни фашистских солдат и офицеров, дивизия внесла заметный вклад в победу советских войск под Москвой.

Под Москвой немецкие ударные группировки были обескровлены, и в начале декабря наступление приостановили. Здесь на врага был обрушен сильный удар.

А.Корзников

«22 июня, ровно в 4 часа…»Б.Цикунков

22 июня 1941 года около 4 часов ночи наш 59-й стрелковый полк был поднят по боевой тревоге, бойцам и командирам выдали боекомплекты и боевое снаряжение. Полковник Терентьев, командир полка, собрал комсостав и отдал приказ занять оборону восточнее Гродно, в шести километрах от города.

На рассвете полк занял оборону в старых учебных окопах. Оттуда хорошо было видно зарево — горели наши заставы и населенные пункты, земля дрожала от разрывов авиабомб.

Около восьми часов утра полковник Терентьев возвратился из штаба дивизии, и полк двинулся занимать оборонительные позиции северо-западнее Гродно. Бойцы шли форсированным маршем под прикрытием перелесков и высоких хлебов. Увидев бегущих навстречу военных, сначала приняли их за немцев и приготовились к бою. Когда же они приблизились, поняли, что это наши бойцы, убегавшие в панике от танков врага. Пришлось повозиться, чтобы остановить их.

Утром 23 июня дважды вступали в небольшие бои с гитлеровским десантом, который высадился с планера. К 15 часам заняли оборону на опушке рощи на правом берегу Немана, недалеко от Гродно. К вечеру нас окружили танковые части врага. Около двух часов ночи меня вызвали на КП полка, и полковник Терентьев приказал прорвать кольцо окружения. На рассвете наш батальон подкрался по ржи к хуторам, занятым неприятелем. Вручную подкатили пять пушек и с ходу бросились в атаку. Наши артиллеристы через головы своих бойцов ударили прямой наводкой по танкам. Сразу загорелись три танка, четыре стали бить из пушек и пулеметов по батальону. Но вскоре артиллеристы вывели из строя еще две машины, остальные поспешно скрылись. Оставшиеся в живых фашистские автоматчики разбежались. В этом бою мы потеряли 28 человек убитыми, около 30 ранеными.

В прорванную в окружении брешь прошел весь полк. Через 25–30 километров мы заняли оборону на опушке сосновой рощи, вдоль которой проходила основная грунтовая дорога с запада на восток. Слева показались велосипедисты и мотоциклисты, а чуть позже автоколонна. Полковник Терентьев по телефону приказал нам подпустить неприятеля вплотную и уничтожить. И тут я увидел в бинокль, что из рощи появилась еще одна колонна фашистов. В это время ко мне подполз связной из роты и сообщил, что боевое охранение второй колонны немцев движется к нашему расположению. Когда фашисты подошли вплотную, я повернулся к командиру взвода связи лейтенанту Шелухину и почти шепотом произнес: «Огонь!»

Через 5–7 минут колонна была уничтожена. Полк по сигналу «зеленая ракета» быстро снялся с места и стал отходить в восточном направлении. Враг отправил за нами танковое подразделение, в небе появились самолеты с черными крестами.

Полк имел большие потери, многих ранило. И все же нам удалось оторваться от противника.

Шел четвертый день войны. Мне доложили, что один из младших командиров, по национальности казах, из вещмешка расстрелянного вражеского снайпера взял немецкую военную форму. Я не смог узнать, кто это был и зачем сделал это. Снова начался бой с вражеским десантом. К этому времени к нашему полку присоединилось до 700–800 человек — это были бойцы различных родов войск. Из них полковник Терентьев сформировал отдельный батальон.

Наш полк после боя с десантом врага вошел в районный центр Мосты. Во главе головной разведки шел лейтенант Карелин. Посреди улицы стоял танк «КВ». Когда лейтенант направился к машине, по нему ударили прямой наводкой из пушки. Фашистский десант — более 500 человек, как позднее стало известно, — уже находился в Мостах. По нам открыли ураганный огонь из автоматов. Полк развернулся и перешел в наступление. Завязался бой на улицах. В это время на танк «КВ» вскочил человек в немецкой форме. Наши бойцы били по нему из всех видов оружия, а он чудом остался жив. Немцы, находившиеся в захваченном танке, открыли люк. В танк полетели гранаты. «Немец» спрыгнул и пополз в нашу сторону. Когда он приблизился к нам и снял фашистскую пилотку, мы узнали младшего командира Апсатара Тактасинова. Оказывается, это он взял у фашистского снайпера военную форму, и она ему пригодилась.

На улицах бой усиливался. Фашисты, имевшие больше, чем мы, автоматов и боеприпасов, укрывались за каменными домами и заборами. Наш полк отошел, перегруппировался; еще дважды полковник Терентьев водил нас в атаку.

Немцы усилили огонь и пустили в атаку подошедшие танковые части. У нас же боеприпасы были на исходе. Полковник Терентьев был ранен в плечо. Он подозвал меня. Не успел отдать приказ форсировать Неман: разрывная пуля ударила в щеку. Он пальцем указал на меня и упал. Было ясно — принимай полк.

Кто-то крикнул: «Полковник убит!» Бойцы, в панике оставив на месте обороны тяжелое оружие, бросились к Неману. С помощью политруков и командиров мы восстановили боевой порядок. Правда, пришлось отдать приказ — расстреливать паникеров.

Оставив для прикрытия отходящего полка две стрелковые и пулеметную роты, две пушки, мы начали переправу по разрушенному железнодорожному мосту. Необходимо было положить настил вместо сгоревших шпал для перевозки боевой техники. Времени для этого не было. Под огнем врага по голым рельсам на высоте 45 метров при помощи веревок и срубленных жердей бойцы и командиры перешли через Неман. Вся наша техника и лошади остались на правом берегу…

Поредевшие полки дивизии, отходя на восток, вели беспрерывные бои с превосходящими силами противника. 5 июля 1941 года западнее Минска заместитель командующего Белорусским особым военным округом генерал-лейтенант И. В. Болдин собрал оставшиеся воинские части нашей 3-й и 10-й армий. Дважды под его командованием мы пытались вырваться из окружения, но, потеряв много бойцов и командиров, были вынуждены уйти в леса. 6 июля Болдин собрал командиров и отдал приказ — переходить линию фронта группами не более взвода. Если переход будет невозможен, организовывать партизанские отряды. Я и мои товарищи создали партизанский отряд имени Буденного. Я стал его командиром.

Б. Цикунков, начальник штаба батальона 59-го полка 85-й стрелковой дивизии{1}

От Полоцка до Ржева.В.Татарников, М.Марченко

Нам был дан приказ стоять насмерть и задержать захватчиков под Полоцком, пока врагу не будет создан мощный заслон. Ведь за нами никаких воинских частей не было. Держать пришлось фронт в 68 километров. Конечно, о сплошной линии обороны и речи идти не могло.

Мы стояли целых десять дней, пока не пришел приказ об отходе. Я воевал в Челябинском артполку и сужу о стойкости воинов дивизии по нашим артиллеристам. Порой батареи держали фронт без прикрытия пехоты, как 1-й артдивизион под командованием старшего лейтенанта Хмелева. Трудно представить, но его 12 орудий прикрывали 6 километров обороны. Разве это не герои? А подвиг батареи Шмелева! Немецкие танки прорвались и батарея с ходу приняла бой. Две вражеские машины были подбиты с открытых огневых позиций, остальные отошли.

Приходилось постоянно маневрировать: в одном месте отобьем атаку — бросаем силы туда, где было труднее. В иной день дивизия отбивала по 5 атак. Командиры и лично комбриг Зыгин водили солдат в бой. Трудно представить, сколько фашистов мы уничтожили, если только у села Боровухи их полегло более двух тысяч. Конечно, и сами несли большие потери. Под Полоцком нас все-таки окружили, но мы прорвались, прошли с боями по вражеским тылам и вышли к своим уже под Великими Луками. Здесь нам здорово помогла батарея Бердникова. Артиллеристы шли на прорыв в атакующих цепях. Сам Бердников погиб, но брешь во вражеских позициях батарея сумела пробить.

Снова мы попали в окружение под Витебском. Выход к своим обеспечили артиллеристы. Мы пробились к шоссе, а по нему двигалась колонна немцев. Тут важно было не дать ей рассредоточиться, повернуться к нам фронтом. Счет шел на минуты. Гаубица Грязева несколькими меткими выстрелами рассеяла вражеские танки и орудия и спасла положение.

В. Татарников, командир батареи Челябинского артполка

Многие проявили себя героями в оборонительных боях от Полоцка до Ржева. Мне особенно запомнился Иван Иванчиков. Я хорошо его знал: воевали в одном полку. Он был старшим сержантом, а под Невелем уже стал командовать минометной батареей. Расчищая путь для одной из частей, батарея Иванчикова уничтожила тогда 6 минометов, 5 пулеметов, много фашистских солдат. На другом участке ему пришлось прорывать оборону противника. Иванчиков повел группу бойцов в атаку. Удар был стремительным — они уничтожили 3 автомашины и десятки гитлеровцев.

Командование дивизии доверило Иванчикову стрелковый батальон и не ошиблось. В последних числах августа 1941 года батальон оказался в плотном кольце окружения. Несколько часов отбивались уральцы, но прорвались. В том бою враг потерял 8 танков, 6 автомашин, много солдат и офицеров. Вскоре после этого Иванчикову присвоили звание старшего лейтенанта. На подступах к Андреаполю его батальону было приказано захватить высоту. Когда стемнело, Иванчиков с группой бойцов отправился на выполнение задачи. Они подобрались незамеченными и бесшумно уничтожили фашистов с помощью холодного оружия. Бросив противотанковое орудие и раненых, гитлеровцы отступили.

Батальон Иванчикова много раз громил немецкую артиллерию в андреапольских лесах, не раз доставал «языков». Храбрым комбатом гордился весь полк. В боях под городом Старицы Иван Иванчиков погиб. Мужественный челябинец был награжден орденом Ленина.

Осенью и в декабре 1941 года 174-я стрелковая дивизия держала оборону на речке Тьма в районе Ржева. Когда началось контрнаступление наших войск под Москвой, двинулись вперед и войска Западного фронта. Наступательные бои дивизия вела всю зиму до весенней распутицы, освободив за это время более ста селений.

Целый год гвардейцы вели ожесточенные бои на Ржевском выступе. Гитлеровцы делали все, чтобы не отдать его. Ржев находился недалеко от Москвы, и они не теряли надежды взять реванш за поражение в декабре сорок первого. В январе 1943 года в бою под Ржевом лейтенант дивизии В. П. Ванюков повторил подвиг Александра Матросова, закрыв грудью вражескую амбразуру. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

М. Марченко, командир батальона, 174-я (20-я гвардейская) стрелковая дивизия

Лужский рубеж.Т.Кузнецов

Наш 269-й отдельный саперный батальон был полностью сформирован из южноуральцев, получил боевое крещение в литовском городе Таураге. Участвуя в боях, он отступал до Пскова, где 6 июля 1941 года получил приказ — выступить под Лугу, на оборону Ленинграда. Нам надлежало сделать противотанковое и противопехотное заграждения.

В районе села Смердь был заминирован участок в семь километров по фронту. Нужно было усилить участок противотанковыми и противопехотными минами, проверить состояние мин, установленных ранее. Началась трудная работа. Мы расширили участок противотанковыми минами с деревянными корпусами. Между ними ставили противопехотные мины, тоже в деревянных корпусах. Мы их сделали сами, весьма качественно и успешно.

Забегая вперед, скажу, что когда гитлеровцы стали наступать на Лугу, на наше минное поле вышла крупная танковая колонна противника, и многие машины больше не вернулись в строй.

Для устройства прохода через минное поле фашисты ранним утром 25 июля собрали местных жителей и погнали впереди своих колонн. Но взрывов не последовало. На этой полосе оказались только противотанковые мины. Как только прошли наши люди, бойцы встретили гитлеровцев ураганным ружейнопулеметным огнем.

В этих боях мы потеряли взрывников Семенова и Амплеева, тяжелое ранение получил старший сержант Иван Бурлацкий.

Последующие задания были не менее сложными. Мы устраивали минированные лесные завалы вдоль берегов рек Суйда, Оредеж, Луга, у озер Череменецкое и Врево. Шло комбинированное минирование на путях вероятных подходов противника. Использовались малейшие возможности для того, чтобы создать препятствия на пути врага. Немцы безуспешно пытались прорваться через такие преграды. Разбирая завалы, они подрывались, а когда начинали снимать мины, из-за завалов били наши пулеметы и автоматы.

Однажды пришли машины с Кировского завода из Ленинграда.

— Принимайте трубы, — пошутили сопровождающие.

— Что за трубы? — удивились саперы.

— А это для Гитлера, пусть он улетит в трубу!

Оказалось, что с завода доставили трубные мины оригинальной конструкции. Приехали три сотрудника, участвовавшие в ее разработке. Они в течение двух недель выходили с нами на передовую линию обороны, показывали, как устанавливать эти мины.

Мины были сделаны из старых водопроводных труб длиной метр — полтора. Чтобы в заряд не попала вода, концы труб герметически закрывались. Замыкатель — в виде хлопушки с батарейкой от карманного электрического фонарика, электродетонатор — из капсюля с медной оболочкой. Все это было примитивно, но надежно. В этом мы скоро убедились, когда на этих минах взорвалась группа гитлеровцев. Они и улетели в трубу…

Однажды в штаб сообщили, что у села Городец в полевой сумке убитого немецкого обер-лейтенанта нашли приказ, которым солдатам строго-настрого запрещалось без сопровождения саперов вступать на какую-либо территорию. Сообщалось, что большевики минируют дороги, огороды, хлебные поля сложными сверхсекретными минами, и даже первоклассные немецкие миноискатели не могут их обнаружить. То-то мы посмеялись!

Потом нам дали задание — минировать возможные места форсирования Оредежа. Мост серой дугой повис над холодными водами реки, и по нему редко кто проезжал на противоположный берег. И мы, и немцы держали его под постоянным прицелом. Мы заминировали берега.

Ожидая, когда пройдут последние наши части, наша рота находилась в укрытии. Вражеская штурмовая авиация в течение дня обстреливала мост из пулеметов и забрасывала гранатами. Немецкая артиллерия и минометы молчали. Гитлеровцы берегли мост для перехода. Но вот последние наши части прошли, и проход к мосту на левом берегу был заминирован. Начальник инженерной службы дал команду — взрывная машина сработала, но взрыва моста не раздалось. Магистральные провода и дублирующий шнур были перебиты осколками, многие заряды на опорах рассыпались. Тогда мы забросали мост бутылками горючей смеси — не загорается. А в это время немецкие танки появились на опушке леса и лавиной пошли к мосту. За танками шла пехота, ведя огонь из автоматов. Еще немного — и…

Восемь саперов: Сеньшин, Бибин, Вальдеманов, Лукьянов, Малышев, сержанты Комов, Неклюдов и командир взвода Трусов — схватили вещевые мешки с толом, положили в них боевики. Огнепроводные шнуры я укоротил, чтобы ускорить взрыв. Пока шли эти подготовительные работы, остальные бойцы вместе с политруком роты Алексеем Ешковым готовились к отпору.

Мы по-пластунски поползли к мосту. Ешков открыл по атакующим сильный ружейно-пулеметный огонь, отсекая их от танков. Одна машина взорвалась. Друг за другом саперы пробежали мимо меня, подожгли шнуры, бросились на дамбу — кинули заряды на мост и помчались назад. Еще полминуты, еще двадцать секунд — и мы упали в канаву. Почти одновременно взорвались заряды, и мост рухнул. Противник был задержан на левом берегу реки почти на трое суток.

Над Лугой гудели вражеские самолеты. Они сбрасывали на город осколочно-фугасные и зажигательные бомбы и провокационные листовки. На душе тоскливо. Столько бились за этот красавец город, сколько погибло наших бойцов на его подступах — и все же приходится отходить!

По приказу Ставки город был оставлен, 41-й корпус нужно было вывести из окружения с наименьшими потерями.

Для отхода войск и боевой техники предстояло проложить дорогу — по десяткам километров гати и непроходимых болот. И саперы, работая под постоянным огнем противника, с честью выполнили поставленную перед ними задачу.

Основные части корпуса с боями пошли в направлении Ленинграда. Наш саперный батальон отходил в арьергарде. Наша рота была придана 111-й стрелковой дивизии 41-го корпуса. От основных сил мы были отрезаны и попали в двойное кольцо окружения. Отряд оказался в критическом положении.

Рота вышла к какому-то ручейку и остановилась немного передохнуть. В этот момент из-за деревьев ударили из пулемета, мы залегли. Нужно было экономить каждый патрон, каждую гранату, поэтому стреляли наверняка. Вижу, как короткими очередями из ручных пулеметов ведут огонь А. Ешков и командир танкового батальона дивизии лейтенант И. Багаткевич. После короткой паузы они оба встают, делают рывок вперед, бросают гранаты. Слышу громкий призыв Ешкова:

— За Родину, вперед!

Вслед за политруком бойцы бросились на фашистов. Под прикрытием нашего огня пошли в атаку остальные.

Мгновение, еще одно… Огненное кольцо прорвано, противник отброшен.

В этом бою погибли Алексей Ешков, Николай Усков, Иван Ашпетов и многие другие наши товарищи, остальные вышли из окружения.

11 октября глубокой ночью мы подошли к реке Волхов. В нашем распоряжении считанные минуты, но и Волхов был форсирован. Раненых направили в госпитали, а остальные после отдыха и медицинского осмотра, получив новое оружие и обмундирование, влились в состав действующих частей. Всем нам объявили благодарность за мужество и отвагу, проявленные в боях и при прорыве кольца окружения, ведь благодаря героическим действиям 41-го стрелкового корпуса и с нашим участием путь продвижения врагу был закрыт.

Т. Кузнецов, командир роты, 269-й отдельный

саперный батальон

Челябинский Матросов. Николай Сосновский.Л.Козлов

Подвиг Александра Матросова повторили в годы войны более 330 героев. Вторым в этом списке был челябинец Николай Сосновский.

Листаю свои фронтовые записи начального периода войны — записки армейского политрука…

«19 сентября 1941 года. Продолжаем стоять под Старой Руссой в деревне Семеновщина. Все время в войсках, как и положено политотдельцу. Впервые получил от жены два письма. Сообщает, что многие ушли на фронт, их заменили на предприятиях женщины и подростки. Некоторые знакомые уже получили «похоронки».

Нам на помощь идет подкрепление. На станцию Валдай прибывают головные эшелоны 26-й Златоустовской дивизии. Нам известно, что она формировалась в годы гражданской войны. Дивизия отличилась в гражданскую войну при занятии Златоуста, Челябинска и получила почетное наименование Златоустовской».

Каплю за каплей бойцы, командиры и политработники отдавали кровь за свою Родину. Они, даже раненые, не оставляли поле боя. А вскоре вся наша 11-я армия узнала о героическом поступке красноармейца Николая Сосновского. Дело было так.

312-й Новгородский стрелковый полк под Лужно перешел в наступление. Фашисты встретили пехоту сильным фланговым огнем. Только подвиг мог спасти положение. И тогда пополз вперед Николай Сосновский. Затаив дыхание, бойцы наблюдали, как отважный воин подполз к амбразуре дзота, и пулемет захлебнулся — тело Сосновского мешало врагам вести огонь. Даже мертвый, Николай продолжал сражаться. Мгновенно поднялись бойцы, увлеченные подвигом товарища и выбили врага с укрепленных позиций.

«Пройдут годы, а память об этом поступке отважного комсомольца будет жить и жить в народе. О нем будут вспоминать наши сыны и внуки, как мы сейчас вспоминаем об Иване Сусанине. Память о подвиге комсомольца Сосновского будет нетленна, ибо то, что он совершил, есть наивысшее выражение любви к Родине…» («Комсомольская правда», 1941 год, 21 ноября).

В годы войны в печати стали появляться противоречивые сведения: говорилось, что подвиг был совершен в Подмосковье, указывались разные даты. Восстановить истину помогли уже после войны архивные документы, в частности исторический формуляр 26-й Златоустовской дивизии, в состав которой входил 312-й Новгородский полк. В формуляре говорится:

«24 сентября 1941 года. Первый бой, проведенный дивизией в составе 11-й армии Северо-Западного фронта на участке Лужно-Каменная гора, характерен высоким политико-моральным состоянием всего личного состава соединения… В боях с известной немецкой дивизией СС «Мертвая голова»… воины соединения покрыли себя неувядаемой славой. Героизм был массовым. Во имя победы бойцы и командиры жертвовали жизнью.

Характерен в этом отношении подвиг, совершенный комсомольцем рядовым 312-го полка Николаем Сосновским. В тяжелую минуту боя, когда дальнейшее продвижение наших бойцов на одном участке вражеской обороны было остановлено огнем из дзота, Николай Сосновский пошел на величайший акт самопожертвования. Вырвавшись вперед, он бросился к дзоту врага и своим телом закрыл амбразуру. Герой погиб, но дал бойцам возможность взять дзот. Воодушевленные мужеством своего товарища, воины полка в едином порыве бросились на врага и нанесли ему жестокий удар. Боевая задача была выполнена…»

О подвиге Николая Сосновского я узнал в тот же день, находясь в распоряжении соседнего 87-го полка. Читал я и донесение об этом, направленное в политотдел армии. А через несколько дней о подвиге комсомольца написала и наша армейская газета «Знамя Советов». Мы не знали тогда, что Николай был родом из Челябинска.

Посмертно Николай Сосновский был награжден орденом Ленина, по тем временам это была высшая награда. Золотую Звезду Героя за подобный подвиг стали вручать позднее.

Л. Козлов, майор

Комиссар не пропал без вести. Н. И. Толкачев.А. Моисеев

Двадцать лет он числился в списках без вести пропавших. Лишь накануне двадцатилетия Победы газета «Советская Белоруссия» рассказала о его кончине:

«7 мая 1942 года по улице Московской проехала машина с усиленной охраной к Сурожскому рынку. Полиция сгоняла людей к месту казни. Из машины вывели четырех патриотов. Когда надевали петлю, Николай Иванович гордо поднял голову, вдохнул полной грудью весенний воздух, и минчане услышали его голос:

— Товарищи! Мы погибаем за Родину. Мы уверены, вы займете наши места. Мстите за нас! Бейте фашистскую гадину!

Так боролся и погиб сын ленинской партии бригадный комиссар Николай Иванович Толкачев. У безмолвия вырвано еще одно имя».

В том номере республиканской газеты был опубликован список награжденных героев белорусского подполья. В нем — имя Н. И. Толкачева. Посмертно он был удостоен ордена Отечественной войны I степени.

Как удалось выяснить военным историкам, Толкачева арестовали по доносу провокатора. Восстановлен даже ход первого допроса.

«За письменным столом сидел мужчина в сером костюме. Он снял очки в золотой оправе и встал:

— Рад вас видеть, генерал Толкачев! Прошу садиться.

— Какой я генерал? Я Николай Иванович Бодров (под таким именем Толкачев скрывался в Минске).

— О, зачем так? Не надо упорствовать! Из показаний ваших коллег видно, что вы политический комиссар в ранге генерал-майора и начальник отдела агитации и пропаганды подпольного Военного совета. К вашему сведению, все руководство Военного совета в наших руках. Вам предоставляется возможность сохранить свою жизнь и выехать в Германию, если вы…

— Ладно! Хватит! — прервал Толкачев. — Я комиссар Красной Армии, коммунист. От дачи каких-либо показаний отказываюсь!»

Да, Николай Иванович Толкачев был бригадным комиссаром. Войну встретил в должности заместителя командира по политчасти 85-й Челябинской ордена Ленина стрелковой дивизии.

Трудно, очень трудно восстановить цепь событий — узнать, как дрались и умирали наши земляки в те первые недели войны на белорусской земле, где стояла насмерть и погибла 85-я дивизия. Немногие из них тогда уцелели, и буквально считанные единицы дошли до победного дня.

Но очевидцы тех гибельных, тех героических боев все же донесли до нас свое слово. О комиссаре Толкачеве они говорили одинаково: был уравновешен, не поддавался панике и тем вселял уверенность в окружающих, все время был в батальонах среди бойцов. Не раз водил их лично в атаку, на прорыв. Так было в боях за Гродно, так было на Свислочи, где наши бойцы сделали отчаянную попытку задержать гитлеровцев. Так было при выходе из окружений.

В одной из атак Николаю Ивановичу пулеметной очередью прошило ноги. Сумели вывезти его в Минск, а вот отсюда уже нет. Когда гитлеровцы вошли в город, Николай Иванович лежал в беспамятстве в одном из минских госпиталей.

Ему тогда повезло. Полуживого комиссара обнаружила А. С. Ананьева, жена одного из командиров 85-й Челябинской, и волоком, на себе перенесла в безопасное место, а потом поставила на ноги.

Впрочем, Николай Иванович так до конца и не залечил раны, ходил с палочкой. Сразу же, как только немного поправился, он связался с подпольщиками и включился в борьбу с врагом.

Имел ли он возможность выбора? Конечно, с его ранами о том, чтобы перейти через фронт к своим, нечего было и мечтать. Но его могли переправить к партизанам. Там было безопаснее. Предлагали не раз, но он отказался. По воспоминаниям тех, кто был тогда рядом с ним, Николай Иванович отвечал так:

— В лесу работать легче, там все свои. А вот здесь, под носом у немцев, куда сложнее! Не каждый сможет, не у каждого хватит мужества. В лес никогда не поздно. Надо работать с людьми.

Знал ли он, какой опасности себя подвергал, оставаясь в городе? Конечно знал, но сделал свой выбор. Он предпочел остаться среди тех, кому в те дни было труднее всего. Уж он-то, политработник со стажем в два десятка лет, понимал, как важно поддержать их морально, как много значило для них слово правды. Ведь гитлеровцы на каждом углу трубили: Красная Армия разбита, победа за нами, и свой железный порядок мы утверждаем на века, всякое сопротивление бессмысленно. За любое несогласие — смерть!

Как важно было тогда помочь людям, побороть отчаянье бессилия, вдохнуть в них веру в конечную, Великую Победу! И тем величественнее подвиг людей, в самые черные дни оккупации сумевших поднять людей на борьбу.

Такой подвиг совершил и бригадный комиссар Толкачев.

Он не взрывал эшелоны и не убивал врагов. Его оружием было слово. Вначале, когда минское подполье еще не было единой организацией, он входил в группу, которая вела пропагандистскую работу. Получая сводки Совинформбюро, эти люди выпускали листовки, в которых информировали минчан о положении на фронтах, призывали мужаться и вести борьбу, чтобы скорее сокрушить врага. Когда был налажен выпуск подпольной газеты «Вестник Родины», Н. И. Толкачев стал ее редактором.

В феврале 1942 года штаб партизанского движения в Белоруссии назначил комиссара Толкачева начальником отдела пропаганды и агитации минского подполья. В марте, как и другие члены подпольного штаба, он был арестован…

В минском музее Великой Отечественной войны на стенде, посвященном героям подполья, портрет Николая Ивановича Толкачева. Он в командирской фуражке и гимнастерке. В петлицах ромб. Таким его видели перед войной челябинцы на встречах с воинами 85-й стрелковой дивизии, на предвыборных собраниях. В 1938 году челябинцы выдвинули его кандидатуру в депутаты Верховного Совета РСФСР и единодушно голосовали за него. В газетах того времени печаталась его краткая биография:

«Вступив в 1918 году в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, находится в ней в настоящее время. В годы гражданской войны сражался против банд генерала Краснова, Деникина, Булак-Булаховича. С 1920 года Толкачев состоит членом ВКП(б). В 1929 году Толкачев участвует в боях против белобандитов на КВЖД».

Через год Толкачев представлял челябинских коммунистов на XVIII съезде партии. А потом было тревожное предвоенное время, героическая трагедия лета сорок первого, минское подполье, гибель. И возвращение в память живых через двадцать лет.

А. Моисеев

Школа Шапошникова.А. Моисеев

«Школа Шапошникова» — это выражение широко бытовало в сороковые годы. Для штабного офицера быть отнесенным к этой школе являлось высшей похвалой. Борис Михайлович Шапошников стоял у истоков создания Генерального штаба Советской Армии. «Мозг армии» — так называл он свой капитальный труд, в котором научно обосновал необходимость для нашего государства иметь в вооруженных силах единый руководящий орган — Генеральный штаб. Третья книга этого научного труда была издана в 1929 году, а Генеральный штаб создан через шесть лет после этого. Одним из первых его начальников был Шапошников. Он руководил штабом в сложные дни его формирования, стоял во главе его в труднейшие дни Великой Отечественной войны — в 1941 году. Под его стратегическим руководством была выиграна Московская битва, перечеркнут гитлеровский план «блицкрига», положено начало разгрому фашизма.

Шапошников не дожил до Дня Победы, но познал ее радость — он умер в марте 1945 года, когда армия, которой руководила «школа Шапошникова», уже добивала врага в его логове. Прах его захоронен на Красной площади.

И. В. Сталин, по воспоминаниям маршала М. В. Захарова, служившего в Генеральном штабе в годы войны, обычно обращался к А. В. Василевскому, сменившему Шапошникова: «А что скажет по этому вопросу «школа Шапошникова»? Кстати, Захаров вспоминает, что Верховный Главнокомандующий из всех военачальников лишь Шапошникова называл по имени-отчеству, подчеркивая этим особое к нему уважение, всех же остальных членов Ставки — лишь по фамилии.

В 1974 году вышли «Воспоминания. Военно-научные труды» Б. М. Шапошникова. Книгу заключают высказывания о маршале виднейших советских военачальников — Бирюзова и Конева, Мерецкова и Уборевича, Штеменко и Воронова… Все они дают Шапошникову самую высокую оценку, считая его одним из наиболее талантливых советских полководцев. Маршал Василевский признает, что под его руководством прошел неоценимую школу и мог убедиться «в необычайных способностях этого человека». В Шапошникове удивительно сочетались доброта, человечность и сильная воля, трезвый, аналитический ум военного стратега.

Заглянем в послужной список маршала. 64 года прожил он, из них 45 отданы воинской службе. Был кадровым офицером царской армии, окончил Академию Генерального штаба.

Революция сорвала с него полковничьи погоны — рухнула блестящая карьера, но он не был в обиде на восставший народ. Он добровольно вступает в революционную армию в тяжелом для Советской Республики мае 1918 года, когда белочешский мятеж охватил пожаром гражданской войны большую часть страны от Дальнего Востока до Волги.

Его сразу же наделяют высоким доверием. Шапошников возглавляет оперативное управление в Полевом штабе Революционного военного совета Республики. Он оправдал доверие — до последнего вздоха преданно и безупречно служил народу на высоких и ответственных постах.

Он возглавлял штаб РККА и Генеральный штаб Красной Армии, Ленинградский, Московский и Приволжский военные округа, Военные академии имени Фрунзе и Ворошилова. Был заместителем наркома обороны СССР.

Три ордена Ленина, два — Красного Знамени, Суворова I степени — его боевые награды. Б. М. Шапошникова избирали депутатом высшего органа власти страны. Одному из первых ему присвоили высшее воинское звание Маршала Советского Союза.

Именем Б. М. Шапошникова были названы Высшие стрелково-тактические курсы «Выстрел» и Тамбовское пехотное училище.

Совсем не случайно это имя вошло в топонимику Челябинска и Златоуста. Борис Михайлович Шапошников — наш земляк.

«Я родился 20 сентября 1882 года в уездном городе Златоусте, едва ли не в самом «мокром» по климату месте не только на Урале, но и на всей территории нашей страны, — писал он в автобиографии. — Уроженец Урала, я всегда был и остался независимым человеком в своих убеждениях, я открыто высказывал свое мнение…»

Еще одна цитата:

«Когда страна будет праздновать полное свое освобождение от врага, мы будем знать, что в этом великом деле… немалая доля труда и нашего замечательного Бориса Михайловича, так много и честно работавшего над созданием, укреплением и совершенствованием Красной Армии».

Это строки из поздравления Б. М. Шапошникова с 60-летием, отмечавшимся в 1942 году. Их автором был К. Е. Ворошилов.

«Немалая доля»! Ее наш народ по достоинству оценил в дни победы над фашизмом и сохранил в благодарной памяти.

А. Моисеев

Защитник Брестской крепости. Иван Таранец.В. Черепанов

Накануне той страшной ночи рядовой Таранец заступил в наряд. Был, помнится, обычный субботний вечер. После строевой подготовки, учебных занятий бойцы отдыхали, писали домой письма, сражались в шахматы, читали свежие газеты.

Настроение было самое безмятежное. Правда, оно несколько омрачалось последними сообщениями радио и газет.

— Европа в огне… Гитлер прет и прет, — говорили между собой солдаты.

— Но к нам-то не посмеет сунуться!

После отбоя засыпали в предвкушении завтрашнего воскресного дня с его развлечениями, танцами в гарнизонном клубе, футбольным матчем на стадионе, увольнениями в город…

Едва лишь серый рассвет занялся над Бугом, как невероятный грохот сотен рвущихся снарядов и мин потряс старую крепость. Страшное это было пробуждение! Сначала Таранец даже не мог сообразить, что происходит вокруг. Огненный смерч взметывал землю, разрушал здания…

В первые минуты произошло замешательство. Оно еще усиливалось тем, что среди солдат почти никого не оказалось из командного состава — как обычно, накануне воскресенья все средние и старшие командиры ночевали дома со своими семьями. И вот в этот критический момент люди услышали твердый голос:

— Сержанты и старшины — ко мне!

Это был командир 44-го стрелкового полка майор Гаврилов. С первыми же взрывами, оставив дома больную жену и ребенка, он с риском для жизни пробрался в расположение части. Приняв командование над разрозненными группами, он тут же сформировал из них несколько рот.

…Почти полтора часа длился непрерывный артиллерийский обстрел и бомбежка. Когда, наконец, огонь стих, серая мгла и пыль затмили восход солнца.

Так начиналось утро 22 июня 1941 года…

Враг рассчитывал очень быстро овладеть крепостью. Момент для нападения был выбран удачно — основная часть гарнизона находилась на лагерных учениях. Да и после того шквального огня, который обрушился на крепость, казалось, ничего живого уже не могло остаться. Поэтому понятно, как было взбешено германское командование, когда из всех развалин, фортов и укреплений густые наступающие цепи фашистов встретили организованный, сокрушающий огонь. Штурм продолжался несколько часов подряд. Подступы к западному форту были буквально усеяны трупами гитлеровцев. Это Иван Таранец и его товарищи выполняли свою клятву — умереть, но не сдаваться.

И так было на всех участках цитадели. Застигнутый врасплох, гарнизон, оправившись от первого замешательства, начал упорную, ожесточенную борьбу.

Всю первую ночь Иван Таранец не смыкал глаз — надо было зорко следить, чтобы враг под покровом темноты не подобрался к крепости и не атаковал ее внезапно. Первая ночь прошла относительно спокойно. А с утра все возобновилось с новой силой. После неудачной попытки взять крепость штурмом, немецкое командование снова обрушило на нее тонны смертоносного груза. С самолетов были сброшены бочки с бензином. Огромное море огня разлилось по крепости, удушливый дым проник в подземелья.

Люди задыхались, но продолжали сопротивляться. Когда умолкла вражеская артиллерия и противник пошел в новую атаку, Таранец словно прирос к пулемету.

И фашисты, оставив десятки трупов, бросились назад, стремясь скрыться в зарослях на берегу. А через некоторое время раздался нарастающий гул моторов, и на поляну один за другим выползли танки. Казалось, ничто не может противостоять этим стальным чудовищам. Но как только танки приблизились вплотную, грохнул один взрыв, другой, третий. Это смельчаки, вышедшие из своих укрытий, забрасывали вражеские машины гранатами.

Лишь поздно вечером, когда прекратились атаки и нервное напряжение несколько спало, Таранец вдруг ощутил слабость во всем теле. Вспомнил, что вот уже двое суток ничего не ел и не пил…

Фронт давно ушел на восток, за сотни километров, а враг не переставая бомбил крепость. Перемычки обводных каналов были разрушены, и вода хлынула в подземелья. Не хватало боеприпасов, не было пищи. Люди голодали, превращались в ходячие скелеты. Но никто по-прежнему не выпускал из рук оружия. Даже раненые оставались в строю и, истекая кровью, собрав последние силы, не раз шли в штыковые атаки.

…В ночь на 30 июня, после особенно ожесточенной бомбардировки майор Гаврилов решил предпринять попытку прорыва через вражеское кольцо.

В тот вечер все небо было залито багровым светом. Казалось, там тоже вспыхнул гигантский пожар. Отряд приблизился к реке Мухавец. Но едва бойцы вошли в воду, как гитлеровцы открыли по ним огонь. Среди бойцов был и Иван Таранец. Немногим удалось спастись. Кое-как перебравшись вплавь через реку, небольшая группа бойцов скрылась в лесу и, выбирая дороги поглуше, направилась туда, где должна была находиться, по их мнению, линия фронта.

А позади слышались тяжелые глухие взрывы. Фашисты, видимо, снова бомбили крепость.

…Очнувшись, Иван почувствовал острую, режущую боль во всем теле и где-то рядом услышал чужую речь. Страшная мысль обожгла мозг: «Ранен, взят в плен!»

Смутно припомнил, что на рассвете их отряд вышел на широкую проселочную дорогу и неожиданно наткнулся на колонну немцев. Хотели укрыться в кустах, но было поздно — фашисты заметили. Стреляя на бегу из автоматов, они окружили обессилевших людей. Дальше Таранец ничего не помнил…

Горсточка уцелевших, но израненных бойцов, захваченная фашистами, была отправлена в лагерь для военнопленных в южный военный городок Бреста. Здесь в бывших танковых манежах, обнесенных тройным рядом колючей проволоки, на цементном полу лежали тысячи таких же, как и он, измученных, ослабевших людей. Сотни людей ежедневно умирали от тифа и ран. Каждое утро фашисты нагружали трупами несколько грузовиков и отправляли их куда-то за город…

Прошло немало времени, прежде чем рана Таранца начала понемногу заживать.

Три долгих кошмарных года провел Иван Таранец в гитлеровском плену. Первое время фашисты, уверенные в своей скорой победе, относились к пленным более или менее сносно. Однажды им дали на обед даже мясо, выдали новое белье, сапоги. Вскоре вся эта необыкновенная щедрость стала понятной. Как-то собрали всех пленных и офицер через переводчика объявил: тот, кто желает служить доблестной Германии, может записаться добровольцем во власовскую армию. Потом на трибуну поднялся другой офицер, тоже в немецкой форме, и заговорил вдруг на чистом русском языке:

— Вы простые солдаты, одурманенные коммунистами… Ваш долг — помочь фюреру уничтожить их…

Когда власовец кончил, из зала раздалось отчетливое и громкое:

— Предатель!

Нет, среди присутствующих не нашлось ни одного человека, который бы согласился запятнать себя черным позором измены Родине.

В плену Иван Таранец не оставлял мысли о побеге. Однако решиться на побег в условиях жесточайшего режима, который царил в лагере, было безумием. Такая возможность представилась лишь тогда, когда фашисты, отобрав группу наиболее крепких и выносливых пленных, отправили их работать на австрийский вагоностроительный завод. В эту группу попал и Таранец. В первые же дни, обманув бдительность охраны, состоявшей из местных жандармов, он и еще двое пленных перемахнули через заводской забор и ушли в лес.

Но побег оказался неудачным. На второй день, когда проходили мимо небольшой деревушки, кто-то из местных жителей заметил их и донес в полицию. Беглецов схватили. На допросе Ивана жестоко избили и, окровавленного, бросили в карцер. В этом каменном мешке, в котором едва можно было повернуться, а не то чтобы прилечь, он провел 48 дней и ночей. Один раз в сутки гремел железный засов, и охранник ставил перед ним кусок черного хлеба и кружку воды.

…Бежать из плена все-таки удалось. Было это летом 1944 года. Фашисты загнали пленных далеко в горы — рыть канал. Руководившие работами австрийские специалисты и местное население сочувственно относились к пленным.

— Гитлер капут, — негромко сказал однажды пожилой австриец, когда Таранец, толкая доверху нагруженную землей тачку, поравнялся с ним.

Иван поднял глаза: лицо доброе, приветливое. Нет, такой не может быть провокатором. Позже он узнал, что австрийца звали Робертом Ульманом, что он — один из членов местного союза антифашистов. Ульман и его товарищи: Игрент Блюм, Моза, Пега и другие, чьи имена не сохранились в памяти, многое сделали для пленных — они тайком доставляли в лагерь обувь, пищу, табак, сообщали о положении на фронте.

Австрийские патриоты, рискуя собственной жизнью, с готовностью согласились помочь группе бойцов уйти из фашистского плена. Они достали для них гражданскую одежду, разработали наиболее безопасный маршрут побега, запасли продуктов.

Охранялся лагерь не особенно сильно. Видимо, немцы, успокоенные тем, что за последнее время никаких происшествий в лагере не было, считали пленных вполне «благонадежными». И вот в тот момент, когда происходила пересмена часовых, Таранец и его товарищи, осторожно выдавив несколько досок в стене барака, пролезли через отверстие наружу, проползли под колючей проволокой и благополучно скрылись в горах.

В условленном месте их встретил Роберт Ульман со своими друзьями. Прощание было трогательным.

— Мы не забудем вашей самоотверженной помощи, дорогие товарищи! — сказал Иван Таранец и горячо обнял австрийца.

— Фашизм — наш общий враг, и мы всегда с теми, кто борется против него, — ответил Ульман и, подняв вверх сжатый кулак, торжественно добавил: — Рот фронт!

— Рот фронт! — тотчас же тихо, но дружно отозвались остальные австрийцы.

…Много дней и ночей, прячась в зарослях кустарника и оврагах, обходя стороной большие населенные пункты и лишь чутьем угадывая нужное направление, пробиралась группа пленных на восток, откуда все явственней доносились раскаты орудийных залпов.

К тому времени советские войска перешли государственную границу. И вот на польской земле, в маленьком городке, произошла эта долгожданная встреча…

После плена Иван Таранец с оружием в руках сражался против врага до самой победы.

Иван Степанович Таранец, демобилизовавшись через год после окончания войны, приехал на Урал и поступил работать в Уфалейский леспромхоз.

Долгое время Таранец ничего не знал о судьбе остальных участников обороны Брестской крепости. Лишь когда писатель Сергей Смирнов выступил по радио со своими очерками, героический подвиг бессмертного гарнизона раскрылся до конца. Взволнованный Иван Степанович послал Смирнову письмо, в котором рассказал о своем участии в обороне крепости, просил передать привет оставшимся в живых боевым товарищам.

Ответ пришел из Бреста. Оказалось, там организуется музей обороны Брестской крепости, и сотрудники его, которым писатель переслал письмо, просили Ивана Степановича заполнить анкету и выслать вместе с фотографией.

А вскоре И. С. Таранца вызвали в военкомат и вручили ему правительственную награду — орден Отечественной войны II степени.

Такова судьба одного из немногих оставшихся в живых участников героической обороны Бреста.

В. Черепанов

Тыловики в боевом строю.И. Сафронов

— Пути подвоза перерезаны, тылы прижаты к боевым порядкам, все запасы материальных средств на исходе — так я вынужден был доложить командующему армией 14 августа 1941 года.

— Значит, коммуникации стали короче, а подвозить по ним нечего, — выслушав меня, невесело усмехнулся генерал-лейтенант Смирнов.

Он был, как всегда, выдержан и хладнокровен, хотя причин для серьезной тревоги было предостаточно. Я уже знал, что гитлеровцы, продолжая наступление в южном направлении вдоль реки Ингулец, достигли станции Грейгово, а на одном участке даже вышли к восточному пригороду Николаева. Наш штаб находился в 25 километрах севернее этого города.

Ко всему тому, что мне было известно, Смирнов прибавил:

— Враг вышел в тыл 55-го стрелкового корпуса. В тяжелом положении и соседи — 9-я армия. Ей, как и нам, грозит окружение. Будем принимать меры.

Поразмыслив с минуту, он приказал все оставшиеся на армейских складах запасы выдать дивизиям и сообщил о том, что получено распоряжение: ударом на восток уничтожить прорвавшегося к Николаеву противника и выйти на левый берег реки Ингулец.

— Разрешите выполнять? — спросил я, но ответить Смирнов не успел. На пороге появился адъютант и доложил о том, что прибыл связной от командующего 9-й армией генерал-полковника Я. Т. Черевиченко…

Черевиченко направил своего представителя для решения вопросов взаимодействия. Смирнов, пригласив капитана к карте, выслушал предложения соседа, высказал некоторые свои соображения.

— Передайте, что из-за недостатка сил будем действовать ночью, — сказал он. — Так легче обмануть противника…

Когда капитан вышел, командующий снова обратился ко мне:

— На узком участке прорыва создадим группировку, в которую, наряду с боевыми подразделениями, войдут ваши тыловики… Одним словом, тыловые подразделения — в общий строй! — заключил он.

Я поспешил в управление тыла, чтобы отдать предварительные распоряжения.

Уже потом начальник штаба генерал Колпакчи рассказал мне, что в тот день для дезинформации противника относительно силы удара в эфир были переданы открытым текстом боевые распоряжения стрелковым корпусам, дивизиям и средствам усиления, количество и состав которых преднамеренно завышались.

Августовские ночи темны, хоть глаз выколи. По моему указанию точно в назначенный час были собраны в лесной балке тыловые части и подразделения. Я доложил об этом командующему.

— Автомобили развернуть в линию на поле, — распорядился он, — по сигналу атаки всем включить фары… Кое-где между машинами поставим танки, они откроют огонь. Пусть противник думает, что танков у нас много…

Он указал направление движения, разъяснил, как надо действовать при прорыве через боевые порядки врага.

Потянулись томительные минуты ожидания. Кругом стояла мертвая тишина. Даже ослабленная предыдущими боями армия представляла собой значительную силу, тысячи людей собрались на сравнительно небольшом участке местности, но маскировка соблюдалась тщательно.

И вот в небо взвилась красная ракета. Ударила артиллерия, заговорили пулеметы, открыли огонь танки. Темноту ночи разрезали трассирующие пули. Наши части рванулись вперед.

Ночная атака оказалась исключительно удачной. Гитлеровцы были ошеломлены, они, видимо, решили, что против них действуют значительно превосходящие силы. Реку Ингулец удалось форсировать в 20–30 километрах северо-восточнее Николаева и захватить на ее левом берегу три плацдарма, затем, продолжая продвижение, освободить станцию Грейгово и снять угрозу окружения. Однако обстановка продолжала оставаться сложной, и штаб фронта отдал распоряжение отойти на левый берег Днепра.

Непростое это дело — выход из боя и отход. Тыл армии насчитывал свыше тридцати различных складов, мастерских, госпиталей и других учреждений. Каждому нужно было указать маршрут движения, район новой дислокации, время прибытия в него. Двигаться же приходилось под постоянным воздействием противника. Бомбардировкам и обстрелам подвергались железнодорожные станции, особенно узловые, автодороги, мосты через реки.

Обстановка изменялась быстро и резко. Используя танковые и механизированные подразделения, враг глубоко вклинился в наши боевые порядки и мог в любое время перерезать пути отхода. Особое значение приобретала тщательная разведка маршрутов движения. Нередко командирам тыловых подразделений, начальникам служб управления тыла приходилось заниматься несвойственным им делом. Конечно, я выбирал для выполнения боевых заданий наиболее решительных, храбрых и инициативных командиров. Не раз посылал в разведку капитана И. В. Загребельного. Однажды поручил ему выдвинуться вперед по маршруту движения второго эшелона и выбрать удобное место для ночного отдыха.

Марш в тот день проходил на редкость спокойно, даже авиация противника почти не тревожила нас. Уже стемнело, когда мы стали приближаться к лесному массиву, выбранному для отдыха. И вдруг где-то вдали загудели вражеские бомбардировщики.

«Ничего, теперь, в темноте, нас обнаружить трудно», — подумал я.

Но не тут-то было. Из тянувшейся вдоль дороги лесной балки в небо взвились ракеты и вспыхнули над нашей колонной.

«Диверсанты-ракетчики, — понял я. — Дают целеуказание!»

Немедленно выслал небольшой отряд для их задержания, однако он уже не понадобился. Капитан Загребельный привел задержанного им диверсанта, переодетого в форму командира Красной Армии, и доложил:

— Я сначала не обратил на него особого внимания. Вижу, в стороне от дороги он кого-то или что-то вроде ищет. А как только колонна наша с ним поравнялась, он сразу в балку сиганул. Жаль, что ракеты успел пустить.

— Ничего, меры к маскировке уже приняты, вряд ли теперь нас найдут, — успокоил я.

И действительно. Гитлеровские бомбардировщики пролетели совсем близко, снизились, ожидая, очевидно, новых сигналов, но, так и не дождавшись наведения, удалились.

Многокилометровые марши изнуряли, да и легко ли отходить по родной земле, оставляя ее ненавистному врагу! Однако паники и пораженческих настроений в наших рядах не было и следа.

А ведь в тот период перед нами встала еще одна непредвиденная проблема: многие бойцы и командиры тыла стали подавать рапорты, требуя немедленно направить их на передовую, в боевые подразделения, где они могли бы с оружием в руках защищать Родину, бить захватчиков…

Каждый боец думал, что вот еще один, самый последний отход — и мы наконец остановим врага, погоним его вспять. С такими мыслями переправлялись мы на левый берег Днепра, где к исходу 23 августа армия заняла оборону на рубеже Никополь, Горностаевка. Штаб армии разместился в районе Большой Белозерки.

Еще 22 августа мы развернули пункт снабжения на железнодорожной станции Федоровка. Сразу приступили к приему и обработке поступавших грузов.

К концу августа наступило относительное затишье, и мы решили использовать его для пополнения складов соединения необходимыми запасами материальных средств, улучшения обеспеченности войск.

Нелегкие задачи выпали на долю наших автомобилистов, дорожников и эксплуатационников. Трудно переоценить важность военно-автомобильных дорог в любом виде боя. Строительству и правильной эксплуатации их мы всегда уделяли должное внимание. 25-й отдельный дорожно-эксплуатационный полк и приданный нам еще в июле 29-й отдельный дорожностроительный батальон занимались созданием новых и восстановлением выведенных из строя дорог, строительством и ремонтом мостов через крупные реки, а ведь на путях нашего отхода в июле и августе сорок первого водных преград было немало.

Говоря о снабжении и обеспечении войск в первые месяцы войны, нельзя не вспомнить и о наших железнодорожниках. Основной задачей 29-й отдельной железнодорожной бригады, которой командовал полковник Н. В. Веревкин, было обеспечение четкой и бесперебойной работы пунктов снабжения. В состав бригад входили пять батальонов: три восстановительных, один мостовой и один механизированный. Воины этих подразделений работали почти без отдыха, днем и ночью, восстанавливая разрушенные врагом железнодорожные пути, мосты, узловые станции. Подчас трудиться приходилось под ударами с воздуха, а иногда и в непосредственной близости от переднего края…

В те трудные месяцы сорок первого тыл нередко становился фронтом, и команду «К бою!» приходилось подавать снабженцам, автомобилистам, дорожникам, железнодорожникам, которые становились в строй боевых подразделений, не забывая при этом своих основных обязанностей по снабжению войск всем необходимым для ведения боевых действий. Есть их вклад и в том, что врагу не удалось окружить войска армии ни в междуречье Прута и Днестра, ни между Днестром и Южным Бугом, ни между Ингулом и Днестром, а ведь гитлеровцы имели подавляющее превосходство в авиации, танках и другой боевой технике.

Ведя боевые действия в необычайно сложных условиях, армия наносила врагу значительный урон, с боями вырвала у него небольшую передышку, которая помогла подготовиться к новым схваткам осенью сорок первого.

И. Сафронов, интендант 18-й армии

Первые контрудары