ил, чтобы Улла, если даже ей и неприятно то давнее происшествие, мало уделяла внимания слежке за бешеными созданиями громовержца. Она служит нам на совесть.
– Хорошо, – соглашается Велес. – Улла нужна нам. Отец не может отлучаться далеко от моего брата без риска быть пойманным на двойной игре.
– У Старого бога и Уллы все четко, – хмыкает Кален. – Да они и неплохо ладят. Твой отец, кстати, выкрал младенца, которого использовал для экспериментов с обращением Перун. Старому богу удалось устроить укус в полнолуние, не выдав себя. Но он солгал твоему брату, что ребенок не выжил, и отдал его Улле.
– А что брат мой? – уточняет Велес.
– Решил, что дети еще более нестабильны, – говорит Кален. – Так что Улла получила себе в утешение нового волчонка, а Старый бог смог оградить детей от обращения в берсерков.
– В кого? – бог морщит лоб в недоумении.
– Так Перун зовет этих бешеных созданий, – отвечает Кален.
– И почему ты сказал, что эти новости не слишком хороши? – вопрошает Велес. – По-моему, все неплохо.
– А ты не беспокоишься, что громовержец получит собственную армию монстров? – Кален хмурится, произнося эти слова.
– Монстры на службе у монстра, – горько смеется Велес. – Весьма занятно… Время покажет.
Они снова молчат. На остров опускается ночь, и теперь не видно ни моря, ни прекрасной природы – только яркая кристальная россыпь звезд на иссиня-черном небесном покрове.
– Зачем мы здесь? – спрашивает Кален. Он не видит Велеса в темноте, но чувствует: собеседник еще здесь.
– Не знаю… – морщится Велес. – Ностальгия.
– Я думал, ты не любишь бывать в этом мире, – шепчет юноша. – Так же, как я – в Новом Царстве.
– В Империи со мной произошло не только плохое, – с тоской отвечает бог. – Но и лучшее за все мое существование, – голос его сбивается, и, кашлянув, Велес поспешно меняет тему: – Мальчик нашел книгу?
– Нашел, – кивает Кален. – Я позаботился об этом. Только не понимаю, как это поможет.
– Пока не знаю, – говорит бог. – Моя задача – использовать любой шанс в этой войне. Некоторые мои планы падают в пустоту, другие оборачиваются против меня же, третьи складываются удачно. Оттого я и должен постоянно пытаться, стараясь не упускать ни одной детали.
– Тебе еще… не надоело это все? – внезапно спрашивает Кален.
– Надоело… – задумчиво бормочет Велес. – Если бы Мара исчезла, исчезла навсегда… И ты бы не смог найти ее ни в мире живых, ни в Царстве мертвых… Как быстро бы тебе надоело наказывать того, кто повинен в этом?
– Справедливости ради… – замечает Кален, но осекается, будто очнувшись.
– Хорошо, – впервые в голове бога просыпается злость. Они забыли о вражде уже столько лет назад, и вот тень ее вновь мелькает в обоих. – Поведай мне о справедливости, зять…
– Я хотел сказать… – сбивчиво бормочет Кален. – Почему, когда она умирала, ты так пытался вернуть ее? Вдруг… именно твоя магия… уничтожила ее для любого из миров, в том числе для Царства мертвых… Просто мне не ясно… Дав ей умереть… Она ведь последовала бы за тобой. Вы могли быть вместе…
– Да, – ехидно замечает Велес, скрипнув зубами. – Ты бы тоже мог сесть в лодку к Маре и отправиться в Долину смерти. Были бы вместе. Отчего же испил воды?
– Ты прав… – еле слышно соглашается юноша. – Прости меня.
Эти слова он произносит впервые, и собеседник его смягчается.
– Все мы совершаем странные поступки из-за любви, – пораженчески замечает бог, нежно погладив застежку плаща. – Я думал, в этой войне ты успел понять такую простую истину.
– Память порой подводит меня, – примирительно замечает Кален.
– Хорошо, – Велес кивает в темноту. – Скоро Чемпионы будут здесь, а нам уже пора. Зерна мы посеяли, посмотрим, во что выльется эта Игра.
– Я только одного не пойму, – внезапно голос Калена звучит с искренним любопытством.
– Чего же? – слегка раздраженно спрашивает бог. Ему уже не терпится покинуть этот остров. Минута ностальгии прошла, а за ней пришли неприятные воспоминания.
– Как ты допустил… – Кален сбивается, но продолжает через мгновение: – Чтобы твои собственные дети гибли здесь… На Игре.
– Знаешь, – раздраженно отвечает Велес. – Иногда ты все еще по-человечески глуп.
– Просто Мара не может поверить, что ты способен любить кого-то, кроме Кор…
– Ах, вы еще и с Марой это обсуждали! – резко перебивает бог. – Так вот, драгоценный мой зять, чтобы появилось дитя, любовь не нужна. А иногда не нужно даже твое непосредственное участие. Можно всего лишь дать покровительство несчастной незамужней девице, что только-только родила и ожидает побиения камнями, и выдать ее ребенка за своего.
– О.
– Вот тебе и «о», – раздраженно шипит Велес. – Если мой брат-идиот придумал это дурацкое правило с детьми-полубогами в этом его любимом мире, это не значит, что я буду ему следовать, как безмозглый баран. Я, к твоему сведению, голосовал против, впервые рискнув открыто пойти против воли Перуна, когда вводили это новшество для Империи. Но был в меньшинстве. Моим братьям и сестрам из Молодых богов, знаешь ли, захотелось… экзотики.
– Прости, я не хотел задеть твои чувства, – Кален смиряет поднявшееся было в нем раздражение.
Они второй раз за встречу пререкаются, чего между двумя мужчинами не бывало давно. Мара бы расстроилась, а потому Кален старается быть учтив после приступа неуместного любопытства.
– Чего уж там, – внезапно Велес успокаивается и пренебрежительно машет рукой. – Но теперь мне и вправду пора. Корабль с Чемпионами уже близко. Мы засиделись.
Кален встает, кивает и, почувствовав, что больше рядом никого нет, идет к небольшой бухте. Садится в лодку и, замерев на несколько секунд, тяжело вздыхает. Он берется за весла и отправляется к материку. Последние десять лет они с Марой живут в регионе Артемиды, приглядывая за младшей из Чемпионов этой Игры. У Велеса были определенные планы на своего Чемпиона в этой Игре – мальчика по имени Деймос, которого бог выдает за своего сына. Они потратили много сил, чтобы ослабить Чемпиона громовержца и воспитать спутницу и союзницу для Деймоса. Интересно, что выйдет из этой Игры.
А сейчас Калену нужно отправляться к Маре. Хотя все, чего ему хотелось, – нырнуть в темные воды моря и никогда больше не показываться на поверхности. Но Мара ждала его, а Велес возлагал на него большие надежды. Ягишна, Владан, Улла и заточенный в костяном браслете Улак – все они рассчитывали на него в этой войне. Поэтому Кален делал то, что мог, в эти последние столетия. Шаг за шагом.
2
1193 год от возведения Первого Колизея
Я мало что помню до того, как мы с тобой встретились. Смутные воспоминания детства не терзали меня тогда, а сейчас и вовсе превратились в размытое пятно.
Мать торопливо обняла меня, а после с облегчением оттолкнула. Все, что я могу оживить в памяти, – это ее рыжие, словно огонь, волосы, трепещущие в свете факелов. Точно такие же, как мои собственные. Руки ее пахли маслами и благовониями, и их резкий запах ударил мне в нос во время короткого объятия, вызвав рвотный позыв. Она редко прикасалась ко мне, и я не ведал, что так пахнут все патриции. Особенно женщины. Я узнаю это много позже.
А тогда она просто толкнула меня в сторону жрецов и застыла в дверях нашей фамильной виллы.
– Я жду от тебя победы, – отчеканила мать, словно не на смерть меня отправляла, а диктовала указания слугам. – Ты обязан добыть победу! Не осрами наш род.
Она была холодной и несгибаемой. Вот и всё, что я о ней знал. Я был младше остальных претендентов, потому что мать долго не могла зачать от моего Бога-Отца. И он почти отказался от нее, хотя его пленяла ее необычная для нашего народа красота. И она все же добилась своего. Удерживала рядом с собой Бога столь долго, сколь потребовалось ее лону для зачатия. Потому что Клавдии не сдаются. Я слышал это все годы жизни в доме матери. Клавдии всегда получают то, что им нужно. Не останавливаясь ни перед чем.
Каковы же были мои удивление и презрение, когда днем позже твой отец открыто рыдал, пока жрецы пытались забрать тебя у него. Мужчина не сопротивлялся, покорно опустив руки вдоль тела, и по щекам его катились слезы, которые он даже не пытался скрыть. Сначала я даже не обратил внимания на маленький брыкающийся комок. Лишь с брезгливостью смотрел на твоего плачущего отца. Впервые видел, чтобы кто-то взрослый плакал вообще. Не говоря уже о слезах в глазах мужа, что должен быть стойким и сильным. Как твоя мать-богиня Артемида вообще обратила внимание на этого слюнтяя?! Как она могла зачать сильного Чемпиона от столь слабого существа, как этот мужчина?
Я уверился, что ты не могла вырасти достойным соперником, и почти уже отвернулся, поудобнее откинувшись в седле, чтобы посчитать, сколько еще времени потребуется, чтобы объехать оставшиеся регионы, когда ты изо всех сил лягнула жреца. Служитель, что почти донес тебя до мышастой лошади, растерялся от столь неподобающего поведения и выпустил тебя из рук.
Я даже забыл, что хотел отвернуться, только с недоверием смотрел, как ты юрко метнулась обратно к отцу. Словно маленький полевой зверек, взобралась по его крупному телу и угнездилась на руках. Именно тогда я понял, что ты слишком мала. Даже в сравнении со мной – а я думал, что буду самым младшим.
Твой отец прижал тебя, словно дороже в его жизни ничего не было, и зашептал что-то на ухо. Внезапно ты распрямилась, восседая на его ладонях, словно на самом богатом троне во всей Империи, задрала нос и высокомерно посмотрела сначала на жреца, а потом мазнула взглядом по мне. Я все же отвернулся. Возможно, слишком поспешно.
Взгляд твой, хоть он и принадлежал неразумной малявке, был мне неприятен. Ты словно знала больше, чем я. Ты смотрела с превосходством. Только позже я понял, что с самого детства ты знала, что такое быть любимой, и это отличало тебя от всех нас. И ты не пролила и слезинки, будто твой отец плакал за двоих, забрав себе твою слабость. В твоих глазах были ярость и негодование, но ни единой капли влаги. Я не понимал, как можно было столько углядеть за один короткий миг, на который пересеклись наши взгляды. Но смотреть на тебя вновь опасался. Мне не нравилось чувство, которое заворочалось в груди в тот короткий момент.