– Ну-ну, полно, мой мальчик, – добродушно усмехнулся Жрец. – Я полагаю, что проступок не так тяжел.
– Что? – просипел я, не понимая, к чему он ведет.
– Допустим, я закрою глаза на эту мелочь, – проворковал Верховный Жрец, но несмотря на дружелюбие, которое он выказывал, волосы зашевелились у меня на загривке, совсем как змеи медузы Горгоны, о которой я тебе рассказывал. – А также поверю, что ты все еще не вошел в пору, чтобы посещать со мной празднества в Столице, но…
Он многозначительно замолчал, глядя на меня, и я послушно повторил:
– Но?
– Ты замолвишь за меня слово перед своим божественным отцом, – довольно закончил Жрец.
– Что? – я удивился. – Ведь я даже ни разу его не видел…
– О, ты увидишь, – пообещал Жрец. – Стоит только начаться Игре. И когда ты победишь… – он сказал это так, будто верил, что это буду непременно я, – то обязательно порекомендуешь своему отцу оставить меня на посту Верховного Жреца до следующей Игры.
Ах вот что его волновало. Долгая жизнь, больше власти. Следующее поколение Чемпионов. Я знал, что мне ни за что не одержать победы в этой Игре (этот человек вообще видел Йоргоса?), а потому легко соврал:
– Я непременно сделаю это! Скажу своему отцу, что вы лучший наставник, что был у меня… и у остальных Чемпионов.
Меня вдруг посетила мысль: а не вел ли он такие беседы с каждым? Нужно спросить у Деймоса. Хотя я был почти уверен в своей правоте.
– Это всё, мой мальчик, – тон, которым Верховный Жрец закончил наш разговор, был ласковым, но звучал слишком фальшиво. – Я рад, что мы договорились. Можешь идти. Никто больше не будет проверять твои простыни по утрам, и время с малышкой Галатеей твое, пока это не вредит вашему расписанию.
– Мой господин, – выдавил я, не двигаясь с места.
– Да, мой мальчик, – благодушно уточнил Жрец, и я видел, что благосклонности его приходит конец: в глубине старых водянистых глаз плескались раздражение и угроза. Но ради тебя я был готов сунуть голову даже в пасть льва.
– Когда она войдет в пору…
Я хотел подстраховаться: когда-то же они узнают, что ты готова посетить Столицу. Все наши тайны в конце концов становятся известны Верховному Жрецу, поэтому лучше действовать на опережение.
– Да?.. – словно не понимая, уточнил Жрец, но я видел, что он прекрасно догадался, что я скажу дальше.
– Когда она войдет в пору, – упрямо продолжил я, – вместо нее поеду я.
– Думаю, это не станет проблемой, – усмехнулся Верховный Жрец и разом стал походить на кошку, которая только что проглотила милую канарейку. – Твои волосы будут иметь большой успех в Столице.
Наскоро попятившись, я поклонился и после повелительного кивка вылетел из покоев. Сбегая по каменным ступеням, пытался погасить в груди чувство поражения. Разговор сложился удачно. Я не получил плетей и выторговал нам спокойное время за какую-то несуществующую невозможную плату. Я был уверен, что никогда не встречусь со своим Богом-Отцом, а мы с тобой еще долго сможем скрывать, что ты давно уже в поре. Безусловно, мы были в выигрыше. Почему же на языке чувствовался вкус пепла и беды?
– Ну! Что случилось? – нетерпеливо спросила ты, едва я оказался в своей комнате и закрыл дверь.
Ты так меня напугала, что я вздрогнул и прислонился лбом к двери, ручку которой все еще сжимал. Скосив взгляд вправо, я увидел, что металлическая решетка с отопительного канала снята, и сразу понял, как ты оказалась здесь после всеобщего отхода ко сну. Мы использовали этот лаз летом, весной и ранней осенью. Конечно, в последние полтора года в него помещалась только ты, потому что мое тело стало слишком большим. Неужели ты ждала меня здесь все это время?
Я развернулся и теперь уже спиной оперся на дверь, сложил руки на груди и постарался прозвучать беспечно:
– А ты, никак, волновалась обо мне?
– Прекрати паясничать, – зашипела ты, и почему-то мне стало очень смешно. Хотелось подхватить тебя на руки и кружить. – Тебе назначили плети?
– Нет, – тихо засмеялся я и начал красться в твою сторону.
– Даже не думай! – пригрозила ты, но я уже схватил тебя и повалил на кровать, терзая щекоткой. Ты сдавленно пыхтела, но это было верное средство отвлечь тебя, всегда срабатывало – вот и сейчас в конце концов ты тоже засмеялась. – Ах, Пирр! Прекрати… Хорошо… Сдаюсь!
– Отлично, – самодовольно заявил я, и тяжесть отлегла от сердца при виде твоего счастливого лица. – Это расплата за то, что пробираешься в комнаты к парням.
– Так что сказал Верховный Жрец? – осторожно спросила ты, отсмеявшись.
– Выведывал у меня разные вещи, – уклончиво ответил я, отодвигаясь от тебя на кровати. Всплывшие в памяти слова старика разом украли веселье, и мне показалось, что мы слишком много времени провели, тесно прижимаясь друг к другу.
Ты недовольно хмыкнула, но не стала саботировать мои попытки держать дистанцию и сказала только:
– Я пришла за своей легендой, которую ты обещал мне у скалы.
За всеми тяготами последних месяцев я совершенно забыл о нашей традиции, и чувство вины кольнуло меня. Наскоро порывшись в памяти, я хотел отыскать добрую историю, но все-таки речь шла о богах. В той ветхой книге не было совсем уж светлых сюжетов. Набрав в грудь воздуха, я начал:
– Хорошо. Ты замечала, что в ясный день с острова виден второй, гораздо-гораздо больше нашего?
– Да, пару раз удавалось разглядеть его. Он еще более сухой и безжизненный, – кивнула ты, подвигаясь, но не слишком близко.
– Когда-то давно этот остров был заселен и процветал. Правил им царь Минос, у которого была красавица жена Пасифая…
– Почему в твоих легендах все сплошь красавицы? – недовольно перебила ты, внезапно отодвинувшись.
– Галатея!
– Да-да, – пробурчала ты, закатывая глаза. – Не перебиваю.
– Царь Минос и жена его Пасифая жили счастливо и правили островом, но в один черный-черный день, что должен был стать самым счастливым, Пасифая разрешилась от бремени. Да не абы кем, а чудовищем с телом человека и головой быка. В ужасе был царь Минос и обвинил Пасифаю в измене. Чудовище же, только покинув утробу матери, принялось терзать повитух и пожирать все, до чего добиралось.
Минос собрал лучшие умы острова и приказал построить для чудовища клетку, из которой оно бы не выбралось ни за что. И талантливый Дедал предложил царю создать лабиринт, где монстр мог бы жить, но из которого никогда бы не нашел выхода. Когда лабиринт был готов, то Минотавра – так назвали чудовищного сына Пасифаи – бросили туда, а над лабиринтом возвели дворец, в котором поселился царь со своей женой.
Со временем Минос простил Пасифаю, жизнь их пошла на лад, и у супругов родилась дочь Ариадна. Она никогда не видела Минотавра, только слышала, как о нем говорили родители. Дабы прокормить чудовище, всех преступников острова бросали ему на съедение, но этого было мало. И повелел царь Минос поселениям на острове каждые семь лет приводить семь юношей и семь девушек. Этих несчастных отправляли в лабиринт и на следующие долгие семь лет забывали о существовании чудовища.
Ариадне исполнился двадцать один год, и она готовилась к замужеству, когда во дворец прибыла третья группа посланных на смерть в лабиринте Минотавра. И этой истории не было бы, если бы Ариадна не споткнулась во дворе, следуя мимо строя пленников по своим делам, и крепкие руки не уберегли бы ее от падения. Подняв глаза, она увидела Тесея – юношу, чья судьба была предрешена.
Так поразил Ариадну смелый и открытый взгляд его, что весь день и всю ночь она томилась мыслями о его скорой смерти. С рассветом Ариадна спустилась в темницы, где держали пленников, и молилась, чтобы Тесей был там. Потому что прошлым вечером первые жертвы ступили в лабиринт.
Но, на счастье Ариадны, Тесея не было в их числе. Он сидел прямо перед ней, за решеткой, и смотрел на нее ясными глазами. Ариадна протянула юноше моток своей пряжи, обещая, что тот поможет совладать с запутанностью лабиринта, а Тесею нужно лишь победить чудовище – ее единоутробного брата.
На следующий же день Тесей спустился в лабиринт. Долгие десять дней и десять ночей Ариадна ждала своего возлюбленного, и наконец он вернулся из лабиринта, весь в крови, одной рукой сжимая клубок, а второй стискивая рог с бычьей головы. Чудовище острова повержено!
– А что было дальше? – молчание затянулось, и ты, не изменяя себе, принималась выспрашивать новые подробности, когда моя история иссякала.
– С кем? – спросил я.
– С Ариадной и Тесеем, конечно, – возмущенно затребовала ты, и я растерялся.
– Не знаю, – честно ответил я. – В книге не было про это…
– Давай придумаем, что с ними стало, – воодушевилась ты.
– Иногда у истории просто нет продолжения, Тея, – пробормотал я, отчасти желая закончить рассказ, потому что этот трудный день вымотал меня.
– Хм-м, – протянула ты, и я видел, что в тебе пробудилась злость. – Возможно… история закончилась, потому что Тесей не был готов…
То, как ты произнесла последнее, дало понять, что речь вовсе не о Тесее. Я знал, что мы должны объясниться, но не хотел делать этого сейчас. Не после этого ужасающего напряженного разговора со Жрецом. Не после этих летних наполненных напряжением месяцев. Слишком много тревог, слишком много всего… Да и еще слишком рано!
– Галатея, – ровно сказал я. – Думаю, что сейчас не самое лучшее время.
– Возможно, – рассерженно прошипела ты, – мне стоит найти того, для кого я буду самым лучшим временем.
Кровь ударила мне в голову, а сердце бешено застучало. Ярость застлала все вокруг. Мир раскалился от моего гнева. Но я, призывая на помощь всю свою выдержку, сделал несколько вдохов и процедил, сдерживаясь:
– Ты не понимаешь, о чем говоришь.
– Так объясни мне, Пирр! – закричала ты, и я увидел в глазах твоих слезы, что напугало меня и остудило, словно холодные воды моря на рассвете. – Отчего я так противна тебе? Отчего я должна узнавать что-то где угодно, но не от тебя?!