а уничтожение наших городов в Донбассе и обещал, что наши дети будут встречать праздники в бомбоубежищах и подвалах разрушенных домов. Рвать любого, кто когда-то вскидывал правую руку в фанатичном экстазе и, брызгая слюнями, визжал во всё горло бандеровские лозунги и приветствия. Бить на поле боя и вне его, дабы растоптать в пыль самые малые ростки неофашизма, заразившие некогда братский славянский народ. Убивать до самой Победы, ловить после неё и давить до последнего фашиста, потому что мы так никогда не сможем до конца ощутить полного удовлетворения от неё, если по планете Земля будет продолжать ползать эта гадина.
Конечно, будет Победа, конечно, будет весна, обязательно миллионы алых роз покроют бульвары Донецка, зацветут каштаны в скверах Мариуполя, минные поля Донбасса снова станут плодородной нивой, а певчие птицы споют нам о зарождении новой жизни. Но разве успокоится наше сердце от боли, обиды и стыда, что, даже уничтожив всех виновных в гибели наших детей, мы всё равно останемся виноватыми перед ними за то, что не смогли уберечь их от войны?
Донецк, 2023
Отрывок из романа «Агапея»
…Ей приснился папа. Они бегали, догоняя друг друга, на длиннющем ярко-жёлтом пляже вдоль холодного голубого моря, белыми барашками которого волна набегала на песок и отходила от него, заглаживая свежие следы, оставленные отцом и дочерью. Агапея в детстве была активным ребёнком, рано научилась ходить и даже бегать, подпрыгивая, как мячик, на каждом шажочке. Бегала и смеялась. Прыгала и заливалась колокольчиковым смехом.
Потом пришла красивая мама с большой копной чёрных волнистых волос. Папа с дочкой звали её к себе, но она просто сидела на дюне и махала им рукой.
Вдруг Агапея увидела, как на берег со стороны моря быстро надвигается огромная чёрная туча, из которой извергаются молнии, а вокруг гремит гром. Гремит не переставая, всё сильнее и сильнее, всё настойчивее и настойчивее. Один удар, второй, третий. Боже! Как громко и почему-то трясётся земля, пол, стены… Да это уже совсем не сон!
Агапея открыла глаза, встала и выскочила на лоджию. Где-то в северной части города раздавалась канонада, и горизонт был покрыт красными всполохами, не успевавшими затухать, как загоравшимися снова. Она бросилась к ноутбуку, включила и, дождавшись полной загрузки, открыла Яндекс. Время на экране – четыре утра по киевскому зимнему времени. Первое, что сразу бросилось в глаза сплошь по всей новостной ленте: «Специальная военная операция Российских Вооружённых сил по денацификации и демилитаризации Украины объявлена сегодня, 24.02.2022 года, Президентом РФ Владимиром Путиным».
– Ой, мамочки! Война! – вслух произнесла Агапея, прикрыв ротик вспотевшей ладошкой.
Канонада не утихала, а разрывы снарядов стали только сильнее и чаще. Машинально положив в пакет домашнюю аптечку, набрав воды из-под крана в пустую баклажку, она стала искать среди одежды что-то попроще и одновременно теплее. Наконец, облачившись в «аляску», джинсы и зимние кроссовки, прихватив пакет, Агапея выбежала на улицу, где уже начал собираться народ из других подъездов её девятиэтажки. Кто-то принёс ключи от подвала, и люди дружно поспешили за «ключником».
Это не было бомбоубежищем в буквальном смысле слова. Просто подвал без удобств. Хорошо, что сухой, и хорошо, что с парой лампочек. Нашлись предусмотрительные жильцы, взявшие с собой раскладные стульчики. У кого-то в руках оказался термос. Сквозь подвальную затхлость Агапея услышала запах копчёной колбасы. Она вспомнила, что не ела со вчерашнего полудня, но пока ей оставалось только наблюдать, как толстопузый лысый старичок с пятого этажа аппетитно пытался пережёвывать почти беззубым ртом кусочки сервелата и сыра, разложенные на крошащемся куске хлеба. Он жевал только то, что попадало между одним верхним и двумя нижними оставшимися зубами. Всё остальное благополучно вываливалось изо рта и крошилось прямо на бетонный пол. Агапее стало смешно, и она действительно чуть не прыснула бы от подкатившего хохота, если бы не внезапный и очень близкий грохот от разрыва приземлившегося снаряда. Он быстро вернул девушку и сотоварищей по надвигающему несчастью в состояние клинча.
Утром в городе началась паника…
Дыхание войны, сковавшее кошмарным смятением улицы, кварталы, парки и скверы города, одновременно парализовало и ввергло в депрессивное отчаяние абсолютное большинство горожан, которые уже не знали, кого и чего больше бояться. С одной стороны, многие понимали, что разбуженный «русский медведь» достаточно скоро обложит город, с другой – все видели, как активно «азовцы» и регулярные части Вооружённых сил Украины превращали верхние этажи многоэтажек, здания школ и детских садов в укрепления и огневые точки. На крышах домов устанавливались зенитные орудия, миномёты, устраивались снайперские лёжки. Во дворах занимали позиции ракетные системы залпового огня «Град».
Начался тотальный «чёс» всех таксистов как потенциальных пособников ополчения ДНР, хорошо знающих город и способных стать прекрасными корректировщиками для русской артиллерии. По Мариуполю быстро распространились слухи о расстрелах сочувствующих России и Донецкой Народной Республике прямо среди бела дня на улицах города. В частных секторах с более-менее богатыми хозяйствами отдельные подразделения «Азова» развернули беспардонную кампанию по ограблению населения. На улицах, в магазинах и в самих отделениях банков за первые два дня с начала боевых действий не осталось ни одного банкомата. Их просто вырывали тросами тягачей и разбивали на месте кувалдами ради обладания содержимым. Прокатилась волна зачисток ювелирных салонов и дорогих бутиков. Молодым женщинам и девушкам никто не советовал вообще показываться за пределами своих подъездов, калиток или подвалов. Изнасилование прямо в проезжающем военном внедорожнике стало делом обыденным и заурядным.
Вакханалия Сатаны приобрела ещё более жуткий и устрашающий облик, когда нацисты приступили к массовому отлову мужчин призывного возраста где попало. Вот тебе форма, автомат, пара магазинов – и вперёд на защиту города.
Не хочешь? На тебе пулю в лоб!
Не можешь? Подыхать под снарядами много ума не надо!
Боишься? Смотри пункт первый!
Гражданская администрация с первого дня объявила об эвакуации мирных жителей в сторону материковой Украины, однако тут же стало известно, что нацбаты заблокировали все возможные выезды и начали открывать огонь по отъезжающим. Люди возвращались в подвалы и убежища, обречённо понимая, что выжить до конца боёв суждено будет не многим заложникам.
В укрытиях люди стали устраивать быт, занося какую-то мебель, посуду, одеяла, матрасы и подушки. Устанавливали электроплиты для приготовления пищи, а когда электричества не стало, приступили к устройству простейших печек, где можно развести огонёк. Соседи больших многоэтажек, до этого не знавшие никого не только из ближнего подъезда, но и с одной площадки, знакомились в условиях наступившего безумия и краха, сколачивались в группы друзей по несчастью. В одиночку теперь выжить было невозможно, и люди это поняли почти сразу. Беда сближает, и часто такое единение оказывается гораздо теснее и откровеннее, нежели родственные узы.
Дети. Кто не сталкивался с ситуацией, когда в тесном вагоне поезда начинает капризничать ребёнок, разрывая ночную тишину истеричным плачем? А теперь представьте себе, что таких детей на двадцать квадратных метров убежища сразу пять или десять и все они один за другим не переставая ревут и даже кричат. Матери прижимают их к груди, пытаясь успокоить и закрыть собой от возможной пули или осколка, а дети в то же время кутают своих плюшевых мишек и наряженных куколок, защищая уже их от неминуемых «ранений» в случае обстрела. У ребятишек, переживших бомбёжки, детство счастливым уже не назовёшь, и взрослеют они быстрее. Если посчастливится выжить.
На второй и третий день стали поступать сообщения, что союзные войска России и ДНР вплотную подошли к городу, захватив Павлополь, Мангуш и взяв под полный контроль трассу «Донецк – Мариуполь». В народе начали распространяться обнадёживающие слухи о возможном открытии зелёных коридоров в сторону Новоазовска и Донецка, однако освирепевшие «азовцы» только усилили террор над населением, подозрительно высматривая уже чуть ли не в каждом гражданском обывателе потенциального сепаратиста, желающего поражения армии Украины.
Агапея четвёртый день кряду возвращалась в квартиру только рано утром, когда затихала артиллерийская канонада. Понемногу втянувшись в этот необычный режим жизни, девушка нашла и своё место в разрастающемся хаосе. Пригодились навыки медицинской сестры, которые она приобрела ещё в студенческие годы на курсах гражданской обороны. Организовала в обустроенном жильцами убежище своеобразный медицинский пункт, собрав со всего дома различные лекарства, перевязочные материалы, жгуты и даже пару кислородных подушек. Витрины и двери соседней аптеки были заставлены фанерой и заколочены досками уже на второй день боёв. Правда, уже на третий ни фанеры, ни дверей не было и в помине, как и всего возможного содержимого этой некогда аптеки.
Разобрав кладовку с вещами, она смогла отобрать много одежды из бабушкиного зимнего и демисезонного гардероба и потом снесла это в подвал для нуждающихся. Сосед дядя Витя с супругой, чувствуя некоторую вину перед девушкой и стараясь загладить её, стали добрыми помощниками Агапеи во всех начинаниях. Они даже вызвались отвечать за импровизированную кухню прямо у входа в подъезд, где была сложена печка-мангал и устроен шиферный навес для хранения дров и нескольких вёдер антрацита.
Сообщество жильцов, объединившихся вокруг Агапеи в обустроенном убежище-подвале, можно было смело назвать коммуной бабушек и тётенек, молодых мамаш с детишками, где вся мужская половина была представлена дядей Витей и парочкой старичков, видевших в малолетстве, наверное, самого батьку Махно. Здоровое мужское население дома если не сидело в тюрьме, то находилось в армии или в бегах от мобилизации. Люди знали и о женщине с больной матерью на руках, муж которой ещё с четырнадцатого года воевал на стороне ополчения. Об этом не говорили вслух, но изредка вскользь выражали доброе сочувствие и надежду, что он вернётся наконец домой живым и с победой…