Может, когда-то там, откуда мы все, мы все её забыли и весь наш мир сжался
До этой тюрьмы?
А выход – просто всё вспомнить,
Просто вспомнить эту свободу,
Найти её,
Научиться вновь ей —
Может, так?
И все эти ограничения – всё это не для того, чтобы
Мешать нам, а чтобы помочь?
Чтобы на этом фоне свобода была особенно ценной для нас и заметной?
Чтобы не было ничего другого стоящего, кроме неё здесь,
Чтобы не было ничего настоящего, кроме неё здесь,
Чтобы даже самые незначительные обрывки воспоминания о ней
Были незабываемы.
Может, всё здесь именно для этого?
И эта тюрьма для этого?
***
И, видимо, это не обычная
Тюрьма,
И не дверь здесь выход,
Нет.
Нет никакой двери,
И идти некуда больше.
Куда ни пойдёшь – придёшь к
Тому же – круглая
Земля,
И даже эти звёзды – нет там выхода,
Нет, как ни смотри на них.
Сами, как заключённые, послушно
Повторяют вновь и вновь
Свой путь по этому небу.
И только лишь яркие кометы и метеориты проносятся
Сгорающей точкой в темноте,
Словно это отчаянная попытка побега.
Как ни смотри в эти звёзды, нет там выхода,
Нет.
И, возможно, выход где-то ещё,
Где-то рядом, совсем рядом,
Но там, куда не смотрим мы,
Там, где мы и искать не можем.
***
И вот я, уставший
После очередной смены
Исправительной,
Смотрю на этот плоский телевизор,
Пытаясь вспомнить свои же воспоминания
Об этой свободе,
Восстановить их опять в своей голове,
В своей душе,
После этого тяжёлого исправительного дня.
И вот я смотрю на этих актёров, что в этой плоскости
Экрана сейчас, как им кажется, живут полной жизнью,
Не видя другую жизнь, не видя меня, не видя
Третьего измерения, —
Чёрно-белые
В старом фильме.
И они плачут
И страдают там,
И им тяжело,
А я здесь – я хочу сказать им, что всё
Не так, но не слышат меня, не слышат,
Замкнуты в своей плоскости.
Недоступен я для них,
Недоступен совсем мой мир.
И это моё третье измерение было бы сейчас
Спасением для них —
Выпили бы со мной сейчас
Немного и сами бы рассмеялись над тем, что увидели бы
на экране,
Увидели бы, насколько плоскими и не настоящими
Выглядят все эти их двухмерные сложности и страдания
Отсюда,
Вышли бы на трёхмерную улицу, что рядом с домом моим,
Поймали бы такси и поехали бы прямо сейчас на свои виллы,
И были бы там счастливы и беззаботны,
По крайней мере уж точно не переживали бы из-за всей
Этой ерунды, которую так громко обсуждают их чёрно-белые
Двухмерные версии сейчас.
Но, может быть, их и не три вовсе – этих измерений?
И может быть, мы тоже замкнуты, заключены в этой жалкой трёхмерности,
Как и они в своей двухмерности,
И кто-то сейчас из четвёртого, пятого, шестого измерений
Смотрит на нас и смеётся, или кричит нам что-то,
Чтобы помочь, какую-то подсказку, которую мы просто не можем
Услышать.
Может быть, вот так и устроена наша тюрьма,
Вот как просто.
И эти кубические комнаты и квартиры – это ещё не всё,
Что есть на самом деле, совсем не всё, вообще не всё.
Что есть свобода, есть – и она огромная,
Хоть и недосягаемая для нас отсюда.
Она много больше, чем то, что видим мы.
Она – ещё одно измерение,
В котором всё обретает смысл,
В котором всё связано и едино.
Ещё одно, а может, и не одно.
Может, много таких,
Много,
Может, бесконечно много?
И эта наша ограниченность тремя измерениями
Этого нашего видимого мира —
Это и есть наше заключение.
Их же – этих измерений – за стенами нашего мира бесконечно много.
И мы так же заключены в этой нашей тюрьме,
Как заключены картинки из фильмов
В плоскости телевизионного экрана,
И мы не видим другого,
Так же как актёры с экрана не видят
Нашей комнаты.
Когда мы смотрим на них,
Не видят этих наших камер,
Не видят того, что за нашим окном,
Что в этом городе.
Не видят ничего этого – живут
Заключённые в своей плоскости,
А мы – в этом кубическом мире,
В этой трёхмерности.
Это и есть наша тюрьма,
Свобода же – вне их.
Она везде
Вне этих ограничений.
Она есть, она наша.
Мы просто не можем
Её увидеть
Отсюда.
***
Может, поэтому нам всего так мало здесь,
Так мало этой трёхмерности?
Может, это мы и вспоминаем
Нашу свободу – эти другие измерения,
Расширяющие, придающие смысл всему,
Что есть здесь,
Может, в этом и есть наша свобода?
Может, на самом деле
Мы вовсе не эти трёхмерные
Загнанные животные?
Может, мы сами по себе много больше,
Много больше, чем те, какими мы вынуждены быть здесь,
Играя роли,
Замкнутые в этой тюрьме,
Замкнутые в наших телах?
И надо как-то схлопнуть,
Схлопнуть эти измерения,
Три жалких измерения,
Чтобы увидеть остальные —
Прорваться в
Остальные.
Освободиться.
***
Нельзя знать разницу между свободой и несвободой,
Когда ты не помнишь свободу.
Но это не так, не так.
И чем больше несвободен
Ты здесь,
Тем отчётливее видна тебе твоя свобода,
Тем виднее, реальнее она для тебя,
Тем важнее и значимее.
Мы ограничены здесь всегда и во всём,
Всегда и во всём,
Не жизнь это,
Не то, какой полная жизнь должна была
Быть,
Не так много воздуха
В наших лёгких, как должно быть,
И не вдохнуть больше.
Ограничены этой жизнью,
Очевидно ограничены,
Несвободны во всём.
Уже сорок лет я здесь,
В этой тюрьме,
Даже толком не знаю, за что,
Не знаю
Сорок лет уже,
Что же я сделал
Там такое,
Когда был свободен.
Что же сделал я
Такого страшного?
***
И вот я спешу,
Опять спешу куда-то,
И ещё быстрее,
Быстрее
Надо,
Ехать быстрее.
И ещё,
И ещё
На этой 150-сильной
Машине,
Ещё – и вот-вот, кажется,
За этой стеной, она за
Этой стеной,
Она за этой…
Засмотрелся,
Засмотрелся
Слишком
На неё.
Она…
Она…
Кажется, вот она —
Свобода,
Такая свобода,
Вот она!
Нет боли,
Нет.
Свобода,
Только
Бесконечная
Свобода.
Нет стен, нет,
Ничего
Нет,
Только она —
Вездесущая,
Вездесущая,
Как и я.
Одно мы, одно
Мы все,
Все
Одно – здесь
Свободны,
Одинаково
И полностью.
Одинаково.
Я вспомнил,
Вспомнил,
Вспомнил!
Неужели
Вспомнил?
Вспомнил.
Вспомнил.
Вспомнил
Её.
***
И вот включается
Свет —
Неприятно яркий, —
И какая-то другая камера,
Незнакомая мне.
Белые стены —
Другая камера,
И свет яркий,
И боль – словно наказание:
Дикая отрезвляющая боль.
И эта кубическая ограниченность
Невыносимая,
И кто-то
Ещё
Весь в белом —
Такой же
Заключённый, как я, —
Говорит,
Что поспешил я, поспешил.
Куда же я так спешил?
«Потерпи, потерпи
Ещё здесь,
Придётся немного ещё
Потерпеть
Здесь.
Все мы так,
Все терпим —
Не спеши».
И стучит меня по плечу,
Словно всё знает,
Словно понимает всё сам.
И я лежу, привязанный,
Словно верёвками,
Этими трубками к
Какой-то
Медицинской машине,
И мне не выбраться
Никак,
Не пошевелиться даже.
Нет.
Это тюрьма,
Тюрьма.
Я помню,
Я
Вспомнил это.