— Вы сказали «мы», мосье Жербье?
— Ну конечно, — ответил Жербье. — Разве ты думал иначе?
— Иногда мне тоже казалось, что вы собираетесь взять меня с собой. Но я не смел в это поверить, — сказал Легрэн.
Медленно, подчеркивая каждое слово, Жербье спросил:
— Значит, ты мирился с мыслью, что подготовишь мой побег, а сам останешься здесь?
— Да, я так решил, — сказал Легрэн.
— И ты бы это сделал?
— Вы нужны в Сопротивлении, мосье Жербье.
Несколько минут Жербье мучительно боролся с желанием закурить. Но он не сразу зажег спичку. Он терпеть не мог, когда люди видели волнение на его лице.
■
Приступая к новой партии в домино, полковник Жарре дю Плесси сказал своим партнерам:
— Нашего маленького коммуниста словно подменили. Уходя на работу, он теперь даже песни поет.
— Это все весна, — заверил коммивояжер.
— Дело скорее в том, что человек ко всему привыкает, — вздохнул аптекарь. — Бедный парень устроен так же, как и мы, грешные.
Все трое не питали к Легрэну никакой враждебности. Напротив, его молодость, его горе, состояние его здоровья внушали этим от природы добрым людям сочувствие к юноше. Они предлагали ему дежурить по очереди у Армеля. Но Легрэн ревниво отказывался от их услуг. Когда они получали с воли продуктовые посылки, они всегда угощали Легрэна. Но зная, что у него нет никакой надежды ответить им когда-нибудь тем же, Легрэн упорно отказывался от угощений. И привыкнув к тому, что Легрэн постоянно дичится, игроки в домино постепенно забыли об его существовании. Теперь, когда его поведение изменилось, он опять привлек к себе их внимание. Однажды вечером, когда аптекарь предложил соседям несколько плиток шоколада, присланных ему семьей, Легрэн тоже протянул руку.
— Браво! — воскликнул полковник Жарре дю Плесси. — Наш маленький коммунист понемногу приручается.
Полковник обернулся к Жербье и сказал:
— Поздравляю вас, мосье, это ваше влияние.
— Я думаю, что это скорее влияние шоколада, — ответил Жербье.
Несколько часов спустя, когда все заснули, Жербье сказал Легрэну:
— Ты выбрал не самое удачное время для того, чтобы люди начали обсуждать твой аппетит.
— Я подумал... подумал, что я мог бы скоро прислать ему что-нибудь с воли... — пробормотал юноша.
— Им могла прийти в голову та же самая мысль. Никогда не нужно считать, что люди глупее тебя, — сказал Жербье.
Они замолчали. Потом Легрэн смиренно спросил:
— Вы на меня не сердитесь, мосье Жербье?
— Да нет же, хватит об этом, — сказал Жербье.
— Тогда расскажите мне, пожалуйста, как все произойдет после того, как погаснет свет, — попросил Легрэн.
— Я тебе уже подробно все объяснял — и вчера, и позавчера, — сказал Жербье.
— Если вы не будете мне повторять снова и снова, — сказал Легрэн, — я не смогу в это поверить, я просто не засну... Нет, правда у нас будет машина?
— Да, с газогенератором, — сказал Жербье. — И я думаю, что на ней приедет Гийом.
— Бывший сержант Иностранного легиона? Которому сам черт не брат? По прозвищу Бизон? — зашептал Легрэн.
— В машине будет одежда, — продолжал Жербье. — Нас отвезут в дом одного кюре. А там будет видно.
— И друзья из Сопротивления снабдят нас фальшивыми документами? — спросил Легрэн.
— И продовольственными карточками.
— И вы познакомите меня с коммунистами, мосье Жербье? И я буду работать с ними в Сопротивлении?
— Обещаю тебе.
— Но мы с вами все равно будем видеться, мосье Жербье?
— Если ты станешь связным.
— Я хочу им стать, — сказал Легрэн.
И все последующие ночи Легрэн каждый раз просил:
— Расскажите мне про Гийома Бизона и обо всем остальном; ну, пожалуйста, мосье Жербье.
■
Купив очередную пачку сигарет, Жербье обнаружил в ней листок тонкой бумаги. Он заперся в уборной, внимательно прочел сообщение и сжег его. Потом, как обычно, обошел лагерь кругом, вдоль рядов колючей проволоки. Под вечер он сказал Легрэну:
— Все в порядке. Мы отправляемся в субботу.
— Через четыре дня, — пробормотал Легрэн.
Кровь отхлынула от его впалых щек, потом густо окрасила их румянцем и опять отлила. Он привалился к Жербье:
— Простите... У меня кружится голова. Это от счастья.
Жербье осторожно уложил его на траву. Он видел, что за последнюю неделю юноша заметно сдал. Лицо у него словно уменьшилось, а глаза стали огромными. Нос заострился и торчал, точно рыбья кость. Кадык выпирал еще больше, чем прежде.
— Ты должен успокоиться, — строго сказал Жербье, — и не выдавать своих чувств. К. субботе ты должен поправиться. Как-никак нам предстоит пройти пять километров. Будешь съедать мою порцию похлебки, слышишь?
— Хорошо, мосье Жербье.
— И ты мало спишь. Завтра пойдешь к врачу и попросишь снотворного.
— Хорошо, мосье Жербье.
Наутро Легрэн ушел из барака раньше обычного, Жербье проводил его до порога.
— Еще три ночи здесь и потом — машина Бизона, — сказал Легрэн.
Он убежал. Жербье смотрел ему вслед и думал: «Молодой, выдержит».
За обедом Жербье протянул Легрэну свой котелок. Но тот покачал головой.
— Я знаю, мы договорились, но я не могу, меня тошнит, — сказал он.
— Тогда возьми мой хлеб, — сказал Жербье, — съешь его на работе.
Легрэн сунул серый ломоть в карман куртки. Движения у него были вялые, лицо тупое.
— Ты неважно выглядишь, — заметил Жербье.
Легрэн не ответил и отправился на электростанцию. Вечером он даже не попросил Жербье рассказывать ему про Бизона и прочие чудеса.
— Ты принял снотворное? — спросил Жербье.
— Принял. Думаю, я быстро засну, — сказал Легрэн.
В четверг его поведение сделалось еще более странным. Он не стал завтракать, а вечером в бараке, дожидаясь отбоя, он вместо того, чтобы поговорить с Жербье, сел смотреть, как играют в домино. Уснул он, казалось, мгновенно.
В пятницу Легрэн затеял нелепую ссору с аптекарем, назвал его грязным буржуем. Жербье тогда ничего не сказал, по ночью, в темноте и тишине барака, он с силой сжал руку Легрэна, хотя, казалось, тот уже спал, и спросил его: !
— Что с тобой происходит?
— Да ничего, мосье Жербье, — сказал Легрэн.
— Нет, я прошу тебя ответить, — сказал Жербье. — Ты больше не веришь? Нервы сдают? Даю тебе слово, что с моей стороны все будет в полном порядке.
— Я это знаю, мосье Жербье.
— Ас твоей?
— Работа будет чистая, могу вас уверить. Комар носу не подточит.
— Тогда в чем же дело?
— Я сам не знаю, мосье Жербье, честное слово... Голова тяжелая. Сердце ноет...
Казалось, глаза Жербье пронзают ночь, стремясь проникнуть в тайну собеседника. Но нет, в темноте его глаза были бессильны.
— Должно быть, ты слишком наглотался снотворного, — сказал наконец Жербье.
— Наверно, мосье Жербье, — сказал Легрэн.
— Завтра тебе сразу станет лучше, как только ты увидишь машину, а в ней Бизона.
— Бизона, — повторил Легрэн.
Но больше ни о чем расспрашивать не стал.
Впоследствии Жербье не раз вспоминал бессознательную и страшную жестокость этого диалога в ночи.
■
Утром в субботу, совершая свою обычную прогулку, Жербье зашел на электростанцию, где, после того как увезли старого инженера-австрийца, Легрэн работал один. Жербье с удовлетворением отметил, что Легрэн спокоен.
— Все готово, — сказал ему юноша.
Жербье внимательно осмотрел работу Легрэна. Часовой механизм, который должен был произвести короткое замыкание, был задуман и собран остроумно и ловко. Подача энергии прекратится точно в назначенный час.
— И уж будьте спокойны, — заверил его Легрэн, — этим невеждам из ночной охраны понадобится самое меньшее сорок минут, чтобы все починить.
— Никто бы не смог соорудить все это лучше. Можно считать, что мы уже на воле, — сказал Жербье.
— Спасибо, мосье Жербье, — пробормотал юноша.
Глаза у него горели.
■
В последних отблесках заката полковник, аптекарь и коммивояжер закончили партию в домино. Сумерки серым дымом расползались по территории лагеря. Но кольцо яркого и неподвижного света удерживало их внутри ограды. Дорожка для часовых между рядами металлических шипов и колючек была освещена беспощадно ярко. Дальше сумерек не было, там сразу начиналась ночь. Жербье и Легрэн стояли перед бараком и молча смотрели на освещенную прожекторами проволоку. Время от времени Жербье ощупывал у себя в кармане инструмент. Легрэн прихватил его в мастерской, чтобы взломать замок. Охранник в берете крикнул:
— Поверка!
Легрэн и Жербье вернулись в барак. Охранник пересчитал обитателей барака и запер двери. Наступила полная тьма. Каждый ощупью нашел свой матрас. Полковник, коммивояжер и аптекарь какое-то время еще обменивались замечаниями, паузы между словами все удлинялись. Жербье и Легрэн молчали. Соседи, привычно вздыхая, погружались в сон. Жербье и Легрэн молчали.
Жербье был доволен, что Легрэн молчит. Он опасался, что в эти долгие минуты ожидания юноша станет нервничать, суетиться, болтать. Часовой механизм, установленный Легрэном, должен был сработать ровно в полночь. Оставалось около получаса. Жербье выкурил несколько сигарет, потом подошел к дверям и бесшумно взломал замок. Приоткрыв одну створку, он увидел яркий свет, заливавший плато. Жербье вернулся к своему матрасу и сказал:
— Готовься, Роже, теперь недолго осталось.
Он снова услышал, как колотится сердце Легрэна.
— Мосье Жербье, — запинаясь, выговорил юноша, — я должен вам кое-что сказать.
Он с трудом перевел дыхание.
— Я не иду, — сказал он.
Несмотря на все свое самообладание, Жербье чуть было не закричал. Но взял себя в руки и заговорил тем же тоном, каким всегда беседовал с Легрэном в ночные часы.
— Боишься? — спросил он очень спокойно.
— О, мосье Жербье! — всхлипнул Легрэн.
И Жербье понял, что Легрэн ничего не боится. Понял совершенно твердо, будто видел его лицо.