Все взяли пиалы и встали, только Темиргерей продолжал сидеть с суровым и сосредоточенным видом.
— А ты что, Темиргерей, сидишь мрачней тучи? За родного сына выпить не хочешь? — строго спросил дед Закарья.
— За родного сына выпью. Только прежде одну быль расскажу. Посади людей. И ты, Эльмурза, послушай.
— У моего приятеля — казака, председателя колхоза из станицы Гребенской… Мы с ним вместе в гражданскую партизанили и побратимами стали, — начал Темиргерей. — Так вот у него было два коня. Оба добрые, красивые и по своим достоинствам с первого взгляда казались одинаковыми, но в деле разные, как небо и земля. Один конь с места трогал умеренной рысцой и так шел всю дорогу. Другой — брал горячо и красиво. Седок, выбравший этого коня, чувствовал себя сперва как на седьмом небе, а в пути плакал. Конь оказывался никудышным, норовистым и редко кого доставлял до места назначения без неприятностей. Вот какие кони бывают. А с первого взгляда кажутся хорошими. Ну а теперь давайте выпьем. Чего же ты, сосед, задумался? Или быль моя не понравилась?
— Быль хорошая, — ответил дед Закарья. — Самое главное — к месту пришлась. Я думаю, что все поняли, к чему она сказана.
Дед Закарья многозначительно посмотрел на Эльмурзу и продолжал:
— Конечно, есть люди, которым хоть в барабан бей — все равно не услышат. А есть такие, которым и комариный писк приятным звуком саза [5] кажется. Сказать тебе правду, Темиргерей, я на своем веку много коней видал. Встречал и таких, которые и с места горячо берут и всю дорогу ходко идут. Страсть люблю таких. Верю, Эльмурза тоже того табуна. Иначе бы я за него не выпил.
Дед Закарья с любовью посмотрел на Эльмурзу, на котором ладно сидела полувоенная форма, подчеркивающая его почти армейскую выправку.
Темиргерей, не глядя на Эльмурзу, встал и выпил вместе со всеми. Закусили, потом снова выпили. За столом вспыхнул веселый шумок. Эльмурза сидел и думал: «Ишь, как тонко поддели меня. Ай да старики… Хорошие вы мои!.. Не беспокойтесь, не подведу!»
Побыв с гостями еще с полчаса, Эльмурза извинился и вышел. Пора было собираться в дорогу.
Марьям сняла с него каракулевую папаху и, вешая ее на гвоздь, сказала:
— Пусть поскорей настанет день, когда ты ее снова наденешь.
Из дому все направились к месту сбора.
Марьям шла рядом с Эльмурзой и всю дорогу повторяла слова матери: «Береги себя… Береги себя».
У сельсовета собралось много провожающих. Тетушка Базар-Ажай сновала между ними и осуждала Эльмурзу за то, что он женился на Марьям до призыва в армию.
Простившись с родными, Эльмурза забрался в грузовик. Машина рванула, оставляя за собой клубы пыли. За окраиной Дотянулись зеленые поля озимых. Потом машина помчалась вдоль Акташа.
III
Глядя на речку, Эльмурза вспомнил зимний вечер, когда он с Марьям возвращался из города… Они дошли до Акташа, и ему захотелось пить. Эльмурза каблуком пробил лед и хотел было припасть губами к лунке, как Марьям остановила его и сказала:
— Осторожней, можешь простудиться. Подожди, я наберу…
Она зачерпнула ладонями воду и поднесла к его губам. Вода показалась ему слаще меда.
Эльмурза сидел на чемодане спиной к кабине и глядел на горы и прилепившиеся к их склонам селения.
Проехали мимо пионерского лагеря… Бывший дом бая на берегу Акташа каждое лето расцвечивался лозунгами и гирляндами флажков. Сюда со всего района съезжались школьники. У каждого, кто здесь побывал, надолго, а у некоторых на всю жизнь, оставались в памяти незабываемые дни. Эльмурза часто бывал тут. Ему нравился военный уклад жизни: дисциплина, звуки горна и барабана, походы в горы и военизированные игры. Особенно нравились ему команды: «Стройся!..», «По порядку номеров рассчитайся!..» и другие, которые подавал старший пионервожатый. Все это волновало и увлекало.
В пионерском лагере Эльмурза и подружился с Марьям. Они вместе занимались в кружке, разучивали массовые танцы. Руководитель кружка присматривался к ребятам и вскоре, выделив из всех Эльмурзу и Марьям, стал заниматься с ними отдельно.
На олимпиаде школьников Эльмурза и Марьям получили первую премию за отличное исполнение лезгинки. Добрая слава о них облетела весь район. Они принимали участие почти во всех концертах самодеятельности и танцевали на свадьбах. Случалось, что за ними даже присылали машины из соседних селений.
Полуторка мчалась вдоль обрывистого берега реки. Ночью прошел дождь. Сейчас Акташ мчался бурным, мутным потоком, ворочая валуны. Глядя на бурлящую речку, Эльмурэе вспомнилось, как однажды (он тогда учился на курсах ветеринарных фельдшеров в Хасавюрте) комсомольцы селения Бав-Юрт, среди них была и Марьям, под его командой пошли в поход в противогазах от Акташа до Койсу. После похода всем были вручены значки ПВХО. У Эльмурзы это был не первый значок. К тому времени его грудь уже украшали значок ворошиловского стрелка и другие.
После длительного перехода сделали привал. Солнце клонилось к вершинам гор. Веяло предвечерней прохладой. Ребята, утомленные переходом, спали, и Марьям, отойдя в сторону к уединенному месту, решила искупаться. Течение в Койсу было сильнее, чем в Акташе. Быстрый поток сбил ее с ног и понес. Плавать Марьям не умела.
— Мурза!.. Мурза!.. Тону!.. Спасите!.. — закричала она.
Эльмурза сидел под чинарой, намечая на карте красным карандашом обратный маршрут.
— Марьям! — он вскочил и подбежал к берегу. Марьям барахталась в реке. Прямо в одежде Эльмурза бросился с обрывистого берега в воду. Очутившись на мелководье, растерявшаяся, дрожащая от испуга, Марьям стыдливо присела, прячась за склонившиеся над берегом зеленые ветви.
Эльмурза принес ей одежду и направился к кустам, чтобы отжать брюки и гимнастерку.
Спустя минуту Эльмурза спросил:
— Слушай, Марьям, ты разве видела, что я не спал?
— Думаешь, я за тобой наблюдала? Нужен ты мне…
— Разве ты не кричала: «Мурза!»?..
— Тебе послышалось, — ответила Марьям и застенчиво отвернулась, пряча свое лицо.
— Притворяешься, будто не помнишь!
— Не веришь?.. А я, правда, не помню, что назвала твое имя, — упрямилась Марьям. Потом призналась: Да, я крикнула «Мурза!» Что ж тут такого. Ты наш командир и отвечаешь за меня так же, как и за каждого участника похода.
Марьям лукаво посмотрела на него и добавила:
— А знаешь, Мурза, ты ведь и правда похож на настоящего командира. Когда ты надеваешь свою осоавиахимовскую форму, мне кажется, что на груди у тебя не значки, а ордена…
Эльмурза смутился и промолчал.
Когда подошли к привалу, Марьям сказала:
— Мурза, я тебя очень прошу, не рассказывай ребятам, как я тонула и ты спас меня, ладно? Об этом знаем только ты и я! Понимаешь, если мать узнает, загрызет меня до смерти…
— Слушаюсь, товарищ начальник, — шутя ответил Эльмурза.
Много мыслей рождает дорога. У Хасавюрта Эльмурза вспомнил о тетушке Базар-Ажай и о том, как она пыталась расстроить его женитьбу на Марьям.
Соседка Базар-Ажай давно вынашивала план женить своего сына, который учился на курсах бухгалтеров в Махачкале, на Марьям и при случае старалась очернить Эльмурзу.
Она возила почту и гордилась тем, что ей удалось отстраниться от работы в колхозе. Это была женщина, которая, сидя в арбе нового времени, пела старые песни. Всех колхозников она делила на хороших и плохих не по делам и трудодням, а по происхождению. Для нее было очень важно, какого сословия были деды. Если из узденей [6], то из каких узденей. Если из чагаров [6], то из каких чагаров.
В то время Базар-Ажай часто заходила к Айзанат — матери Марьям — доказывать свое благородное происхождение из узденей. Она угождала Айзанат и липла к ней, как муха к меду, стараясь расположить к себе.
Как-то Базар-Ажай возвращалась из райцентра с почтой. У конного двора она увидела, как Эльмурза кастрировал коня.
— Что я вижу! — громко воскликнула она. — Вы посмотрите на него! Слушай, Мурза, неужели тебя этому учили на курсах в Хасавюрте? Ну и профессия!..
— Не только этому, — спокойно ответил Эльмурза. — Если у тебя остался непроданный петух, неси сюда, и я мигом превращу его в курицу.
Базар-Ажай приняла шутку как оскорбление и подумала, что Эльмурза намекает на ее сына, которого она сватает за Марьям. Не сдержав обиды, она выпалила:
— Скорее мой нос отсохнет, чем я допущу, чтобы ты женился на Марьям! — И, щелкнув себя по курносому носу, она поспешила к дому Айзанат.
Позже Эльмурза узнал от Марьям, что Базар-Ажай говорила у них дома:
— Айзанат, да видит аллах, твоя дочь нежна, как маковый цвет. Ей бы только атлас кроить. Неужели ты вырастила ее затем, чтобы отдать без калыма этому длинному шесту? Как хочешь, а ветеринар — профессия не из благородных.
Случай в походе, танцы на вечеринках, где часто приходилось выслушивать в шутку, что Марьям — невеста, а Эльмурза — жених, планы Базар-Ажай — все это ускорило их свадьбу, как южный ветер ускоряет созревание хлебов.
В детстве Эльмурза и Марьям не были посватаны.
— А зачтем нам сватовство? — сказал как-то Эльмурза, и в тот же вечер, договорившись обо всем с секретарем сельсовета, они зарегистрировались.
Есть в горцах поговорка: «На рассвете появился слух». Но слух о женитьбе Эльмурзы облетел всех до рассвета.
Эльмурза не похитил Марьям, и Марьям не сбежала с Эльмурзой. Этим был нарушен адат — вековой обычай гор.
— Так у нас еще никто не поступал, — говорили в селении.
Айзанат тяжело переносила замужество дочери без сватовства, а сплетни Базар-Ажай, словно солью, травили ее больную рану.
И вскоре Базар-Ажай добилась своего. Айзанат сказала:
— Пока Марьям будет жить с Мурзой, ноги ее не будет в моем доме.
Возгласы: «Стоп!.. Приехали!» — прервали воспоминания Эльмурзы. Машина подкатила к зданию райвоенкомата.