Причем, прежде чем перечислять, что хочется нам, надо сначала вспомнить, что можем предложить мы. У нас любят говорить, что мы — неограниченный рынок сбыта. Извините, не надо путать свой аппетит со своей платежеспособностью. Никого не интересует, сколько мы хотели бы или могли бы потребить — и так ясно, что много. Вопрос в том, сколько мы можем оплатить. Классики марксизма (или их переводчики на русский) оказали всем нам медвежью услугу, внедрив в массовое сознание термин «рынки сбыта». До сих пор подсознательно многие считают, что частные предприниматели только тем и озабочены, как бы побольше произвести и сбыть с рук всем желающим (то есть нам), чтобы удовлетворить их все возрастающие потребности. Как кочегары, забрасывающие лопатами уголь в топку.
Вовсе не так. Частные предприниматели контролируют рынки сбыта, потому что на них получается прибыль. Если частные предприниматели могут вложить свои капиталы в какое-то дело без производства и сбыта товаров, но прибыльное, они это делают, не думая. Товары производят и продают (а не «сбывают»), только когда без этого не получишь прибыли. Это мы ходим на рынок, чтобы нам сбыли товар — продавцы ходят туда за зарплатой, а их хозяева — за прибылью.
Как говорил, наверно, Конфуций: «И страж у ворот не свободен от желаний, но его желания можно не принимать во внимание». Даже если он этого не говорил ограничим (пока) наши желания и посмотрим, что можем предложить мы.
Итак, первая группа: наши товары и услуги, экзотические для иностранцев. Много ли у нас этого добра? Уральские самоцветы — не уникум в современном мире, как некоторые ошибочно думают, и малахитовые шкатулки режет сейчас не Данила-мастер, а черный, как сапог, умелец из африканской глубинки. Заирский малахит гораздо лучше остатков уральского, да наш, увы, уже и порядком поистрачен. Не слишком дорогой, но интересный камень родонит, который был на колоннах исторической станции метро «Маяковская», в начале 90-х ободрали вандалы, при участии какой-то сволочи из администрации метрополитена. И что вы думаете? Сейчас его заменяют похожим, но вовсе не таким мрамором. Нет родонита, кончился он в стране! Янтарь еще есть в Калининградской области, но он есть и в Германии, и в Прибалтике.
То есть наш список экзотических товаров не очень велик, и он примерно соответствует экспортным возможностям России 17-го века, а кое в чем и сильно сократился. Нет у нас сейчас речного жемчуга, маловато кречетов и черных соболей. А если товар не экзотичен, то нам приходится при его экспорте конкурировать. Внутри страны мы можем избежать конкуренции просто пошлинами, тарифами, другими способами. А вне, если мы пытаемся продать то, что кроме нас продают и другие — можем только конкурировать, то есть предлагать свою продукцию того же качества по той же цене, сокращая издержки.
У нас есть туристические возможности. Хотят молодые японцы (и, наверно, японские разведчики) участвовать в ралли по таежным дорогам Дальнего Востока — почему не торговать этими путевками? Но даже англичане, например, предпочитают больше принимать туристов, чем ездить сами. Во всех развитых странах введен такой порядок: турфирма имеет право отправить своего гражданина за рубеж, только если обеспечила приезд иностранца. Поэтому по туризму мы сколько получим, столько и потратим. Да и мода на Россию прошла, и вернется не скоро. Ни гор у нас, ни парковых лесов — болота, да осины, да елки.
В Шотландии можно токующего глухаря сфотографировать с десяти метров (есть такой вид туризма), на Аляске как медведь лососей из водопада ловит. А у нас? У нас богатая история, но маловато памятников, слишком часто пылали наши деревянные города (если кто не знает, то в пределах Садового кольца Москва до сих пор наполовину деревянная). Судя по московскому метро, иностранных туристов сейчас здорово поубавилось. Помню, еще до Олимпиады по «Комсомольской-кольцевой» всегда одновременно гуляло по две-три группы американских сушеных старушек, щелкая фотокамерами мозаики на потолке, а сейчас это редкость.
Хотя, конечно, кое-что в России есть. Одна панорама ледохода на наших реках — настолько сильная эмоция, что многие не пожалели бы денег, чтобы на это посмотреть, жаль, что наши турфирмы до этого еще не догадались.
Но это все по государственным масштабам мелочи. Многое у нас недоиспользуется, но все это в пределах сотен миллионов долларов. А экспортируем мы ныне на 50 млрд. долл.
На самом же деле только то, что не понадобится ни нам, ни нашим детям и внукам, или хотя бы то, что в обозримом будущем будет для них доступно, можно рассматривать в качестве экспортного товара.
«Купил — нашел, продал — потерял». Ведь что такое что-то «продать»? Это значит отдать чужому дяде или свои ресурсы, или свой труд. А зачем нам это нужно? Только если рассчитываешь получить взамен что-то такое, что тебе нужно больше, чем отдаваемое.
Так давайте и посмотрим, ориентируясь на сложившуюся структуру экспорта, сколько можно продавать, отняв от нынешнего экспорта то, что нельзя продавать ни в коем случае.
Перед тем, как решить, что мы можем продавать, проще сказать, что мы ни при каких обстоятельствах не можем экспортировать. Попробуем оценить, что мы не можем, при разумной политике, вывозить, и выбросим эти виды экспортных товаров из списка. Посмотрим, что же останется «в сухом остатке».
5.2. Энергоресурсы
Основа нашего экспорта — энергоресурсы: нефть, нефтепродукты, газ. В последние годы мы продаем их примерно на двадцать-тридцать млрд. долларов в год — от половины до трети экспорта.
Мы — самая холодная страна мира. Для одинакового с другими странами уровня комфорта нашим согражданам приходится расходовать в 4–8 раз больше энергии, чем в других странах. Потребность в энергоресурсах у нас самая большая.
Поэтому экспорт невозобновляемых энергоресурсов (электричество, нефть, газ, уран) должен у нас расцениваться не просто как государственное преступление. Государство — это еще не все. Это преступление перед еще не рожденными поколениями нашего народа! По опасности оно сравнимо с геноцидом, и в чем-то даже страшнее. В нашем уголовном законодательстве должно быть предусмотрено наказание за такие преступления. Слова «геноцид» и «экология» слишком затерты неточным употреблением, но исчерпание энергоносителей на нашей территории приведет именно к экологической катастрофе — не только к гибели нынешнего населения и его потомков, но и к невозможности проживания здесь любого народа, уже не только русских и татар. Даже если на территории Восточной Европы когда-нибудь будут жить другие этнические группы, тепло и свет им будут нужны. Конечно, быт у них может быть иной, в конце концов можно жить и в чуме, но и в чуме лучше иметь телевизор. Мы что собираемся существовать как народ всего сто лет? А почему хотя бы не тысячу? Очевидно, нельзя ожидать, что за сто ближайших лет «ученые что-нибудь придумают». Ведь и Ясин — «ученый», а что он может придумать, представляете?
Наши современные сырьевые ресурсы недолговечны, и они невозобновляемы. Мы могли бы экспортировать энергию возобновляемых источников — гидро- и ветростанций, если бы ее нам хватало. Увы, это лишь 17 % от потребляемой, остальное мы дожигаем газом и нефтью, не думая о последствиях.
Пусть даже у нас запасы газа одни из самых больших в мире, как у Ирана. Пусть так, хотя это не очевидно, и хорошо бы в этом удостовериться. Учтите еще то заявление Вяхирева от 18 июня 1999 года! И ведь и потребление у нас самое большое! Побольше, чем у иранцев, им ведь отопление почти не нужно.
Сокрытие официальных статистических данных сейчас уже не удивляет. Но ситуация тяжела: после 90-го года (добыча нефти — 512 млн. тонн) шло постоянное падение, в 98-м году добыто около 280 млн. тонн. Дальше кривая падения может загнуться еще круче — месторождения и трубопроводы массово выходят из строя. На Самотлоре уже эксплуатируются скважины, дающие только пять процентов нефти, остальное — вода. Ежегодный экспорт нефти от нас около 130 млн. тонн. Недалек день, когда графики уровня добычи и вывоза пересекутся — до него не более 5 лет. Чем тогда будут отапливаться сибирские города?
Нет, совершенно очевидно, что ископаемые источники энергии должны использоваться только нами. Мир от этого не перевернется, а нефть пусть эмиры Кувейта продают, у них и так жарко. Принятие «Закона об энергии» насущная необходимость, и рано или поздно для его принятия сложатся необходимые условия, но лишь бы не слишком поздно. Иначе экспорт энергоносителей прекратится естественным образом — некому будет добывать.
«Закон об энергии», или, возможно, соответствующая статья конституции должны говорить, что нельзя вывозить те энергоресурсы, запасы которых у нас меньше, чем на тысячу лет. А других у нас и нет! Даже запасы торфа в Московской области в период интенсивной их разработки оценивались в 15 лет. Может быть, у нас большие запасы угля, хотя и это не очевидно. Но предположим, что экспорт угля можно оставить. Все равно, таким образом, из нынешнего объема экспорта следует исключить 20 млрд. долларов — 40 %.
Но этого мало, для обхода этого принципа, принципа экономии энергоносителей можно найти массу кривых дорожек, если экспортом будут заниматься частные лица или бесконтрольные чиновники. Если нельзя вывозить нефть, будут пытаться вывозить продукты ее переработки. Очень многие вещи содержат энергию нефти и газа, в виде тепловой энергии, хотя мы об этом не задумываемся.
Почему пирамиды и крепостные стены Вавилона были построены из сырцового кирпича и лишь облицованы обожженным? Ведь сырцовый менее прочен. Тут не неосмотрительность. Для обжига нужно горючее, и проблемы у вавилонян были именно с этим — Междуречье страна безлесая, а на верблюжьем помете кирпичей для пирамиды не наготовишь. То есть обожженный кирпич — это тоже продукт, полученный путем затраты большого количества тепловой энергии. Цемент и кирпич нельзя производить без большого расхода тепла, печи для обжига цемента и кирпича очень прожорливы. В последнее время появляются новые, прогрессивные строительные материалы — газосиликат, пенобетон — их производство, пожалуй, еще больше н