На самом деле это, конечно же, был не конец. Скорее начало. Скорее исходная точка на длинном пути российской истории. Момент, который определил многое из того, что происходило с нами впоследствии.
Глава 1. Набеги и кочующие бандиты
В 1908 г. немецкий профессор Франц Оппенгеймер в книге «Государство» четко сформулировал банальную, казалось бы, вещь: «…существует два принципиально противоположных метода, посредством которых человек удовлетворяет свои потребности, – работа и разбой. Другими словами, собственный труд и насильственное присвоение труда других людей»{45}.
В тот момент сказать подобную «банальность» было чрезвычайно важно, поскольку ход научного мышления у многих ученых уже находился под воздействием марксизма, стремящегося обратить внимание совсем на другое – на эксплуатацию человека человеком. Марксистский взгляд на историю – это изучение вопроса о том, как человечество может перейти от эксплуататорских экономических систем (способов производства) к коммунистическому обществу, при котором эксплуатации не будет{46}. Капиталист в марксистской системе – это не тот, кто своим трудом и интеллектом создает производство, а лишь тот, кто отбирает у трудящихся прибавочную стоимость. Оппенгеймер же, в отличие от марксистов, разделил людей на группы совершенно иным способом. У него с одной стороны находятся те, кто трудится (в том числе создает рабочие места и организует производственный процесс), а с другой – те, кто занимается бандитизмом, то есть разными способами отнимает заработанное и у создателей бизнеса, и у менеджеров, и у работников. К числу этих бандитов относятся и столь любимые марксистами пролетарии, если они по завету Маркса «экспроприируют экспроприаторов»{47} или (что, по сути дела, то же самое) согласно совету Шарикова – героя булгаковской повести «Собачье сердце» – делят не принадлежащее им имущество.
Конечно, мир не является черно-белым и люди не рождаются тружениками или бандитами. В истории часто так бывало, что человек отдается работе или разбою в зависимости от обстоятельств. Сегодня нам кажется, что труженика от бандита отделяют жесткие моральные нормы и переход из одного состояния в другое возможен лишь для людей, этих норм не имеющих, однако столетиями жизнь человечества складывалась иначе. Бандитом запросто становился крестьянин в годы неурожая или из-за того, что он сам стал жертвой насилия. Бандитом становился вооруженный пастух, охранявший стада и понимавший вдруг, что, напав на соседа, можно неплохо подзаработать. Бандитом становился наемный солдат, которого перестало нанимать замирившееся государство{48}. Бандитом становился купец при плохой конъюнктуре рынка, а бандит становился купцом, если много награбил и нуждался в сбыте товара. Таким образом, подход Оппенгеймера надо понимать не как деление мира на плохих и хороших людей, а как деление на конструктивные и деструктивные методы добычи средств к существованию. Причем обстоятельства, способствующие преобладанию тех или иных методов, могут складываться объективно и надолго определять исторический путь общества.
«Вся мировая история от первобытных времен до наших дней представляет собой не что иное, как непрерывную борьбу между "экономическими" и "политическими" методами, которая будет продолжаться до тех пор, пока мы не достигнем такого уровня развития, при котором станет возможным появление "свободного гражданства свободных людей"»{49}. Экономические методы в соответствии с этой теорией представляют собой методы созидания, политические – методы перераспределения, с помощью которых созданное отнимается у того, кому оно принадлежит. Подчеркнем, что, по Оппенгеймеру, это относится ко всей мировой истории, а не только ко временам реализации идей марксизма в СССР, которые наступили, кстати, уже после написания книги «Государство». Не случайно в современной науке самые влиятельные труды посвящены проблеме преодоления насилия{50}, а не борьбе с эксплуатацией в духе старого марксизма.
Если мы взглянем на историю человечества именно глазами Оппенгеймера, а не Маркса с Энгельсом, то будем размышлять не о проблеме построения светлого будущего без эксплуатации (которое вряд ли вообще возможно), а о том, почему в реальной жизни одни страны стали богатыми, а другие остались сравнительно бедными. Иными словами, выясняя, как человечество боролось с бандитами в широком смысле этого слова, мы будем подходить к ответу на самый актуальный для сегодняшней России вопрос: почему наша страна отстала от тех стран, где созданы лучшие условия для жизни. И важнейшее понятие, судьба которого нас в этой связи будет интересовать, – это собственность.
Рассуждения об эксплуатации, на которых строится марксизм, чрезвычайно расплывчаты. Капиталист получает ярлык эксплуататора, хотя без его капитала невозможно никакое производство. Но стоит нам признать, что капитал наряду с трудом создает продукт, и отношения эксплуатации станет правильнее называть отношениями сотрудничества или кооперации между двумя факторами производства. В отличие от эксплуатации собственность – это понятие очень конкретное. Если человек является собственником имущества, у него имеется стимул к работе, к созиданию. Если же имущество у него могут легко отобрать, стимулы к созиданию исчезают. Частная собственность представляет собой необходимое (хотя и не достаточное) условие для процветания{51}. Этот вывод справедлив не только для современной ситуации, когда различные «шариковы» стремятся взять и поделить имущество других людей, но и для всей человеческой истории, в ходе которой защищенность собственности была стимулом для развития, а незащищенность порождала застой.
Таким образом, для того чтобы понять, как начиналась у европейцев (и у населения русских земель в том числе) модернизация[3], нам следует уйти в довольно давние времена. В те времена, когда не существовало никаких условий для нормального экономического развития. В истории столь давнюю эпоху принято называть Темными веками, поскольку мы очень мало про них знаем. Применительно к интересующему нас вопросу «тьма» выражалась в многочисленных набегах «варваров» на европейские земли, пытавшиеся худо-бедно перейти от существования в условиях нестабильности к мирной созидательной жизни. Очагами такой созидательной жизни являлись города, сохранившиеся после гибели Западной Римской империи или понемногу возникавшие в местах интенсивной торговли, а также там, где их по какой-то причине стремились основать правители. Но набег был несовместим с развитием городской культуры, с формированием ремесла, с накоплением капитала и с торговлей, связывающей между собой отдельные центры цивилизации, окруженные густыми лесами, дикими землями и суровыми морями. Набег представлял собой явление значительно более деструктивное, чем «стандартная» межгосударственная война, характерная для Средних веков и Нового времени. Джеймс Скотт описал набег как наиболее развитую форму охоты и собирательства, когда в объекте нападения максимально сконцентрированы привлекательные ресурсы{52}. «Охотник» внезапно появлялся, хватал как можно больше разнообразной добычи и исчезал, не стремясь владеть и управлять ограбленным городом.
Столкновение между собой различных государств может повлечь катастрофические разрушения, массовую гибель людей, приостановку развития экономики и множество иных печальных последствий. Однако целью такой войны не являются ни безудержный грабеж, ни всеобщее разрушение. Победитель стремится захватить чужие земли, ограничить политическую власть соседа, поставить его в зависимость от себя, получить контрибуцию и т. д. и т. п. Поэтому он заинтересован в разумном ограничении насилия со стороны своих воинов, а следовательно, убийства, разорения и разрушения во время войны между государствами имеют определенный предел.
Напротив, разрушения, приносимые набегами, предела не имеют. Разрушитель стремится захватить побольше денег, рабов и ценных вещей, а в дальнейшем перебраться на новое, еще не разоренное набегами место. Для предотвращения разрушений государства, страдающие от набегов, могут прибегнуть к выплате дани, что часто становится неподъемной ношей для их развивающихся экономик. Однако даже дань не способна гарантировать сохранности городов и обретения возможностей для развития торговли. Время от времени очередные набеги вновь приводят к катастрофическим разрушениям. Никакого развития не происходит. Жизнь стоит на месте. Максимум, чего удается добиться, – это сохранить от грабежей и погромов какой-то минимум имущества.
На протяжении ряда веков Европа страдала от разрушительных набегов. Со временем народы, их совершавшие, оседали на захваченных землях, проникались идеями цивилизации, переходили к иному образу жизни, меняли седла на замки и дворцы, а непрерывную скачку или плавание по морям – на прелести спокойного существования. Но тут появлялись новые агрессоры, цивилизующиеся земли захлестывала очередная волна набегов, и все начиналось сначала. Не будем сейчас подробно вдаваться в эту трагическую историю[4]. Остановимся на ее завершающей части («второй волне»), поскольку в науке доминирует представление о том, что именно она «принесла больше ущерба и имела более катастрофические последствия»{53}.
В кольце врагов
В период, предшествовавший началу второго тысячелетия (примерно с VIII до X в.), различные регионы Европы страдали от набегов, осуществлявшихся по трем направлениям. С севера, со Скандинавии, надвигались норманны (викинги). С юга, из Африки, европейцам угрожали арабы (сарацины). С Востока, из диких степей, слабую, неустойчивую цивилизацию атаковали венгры (мадьяры).