В чем только не пытались найти разгадку искусства старых итальянских мастеров! То доказывали, что они особым образом высушивали дерево, из которого делали свои инструменты. А потом оказывалось, что великий мастер Антонио Страдивари сделал одну из своих лучших скрипок, использовав... дверцу старого буфета. То утверждали, что дерево пропитывалось особым секретным составом. Но химики взяли на анализ древесину итальянских скрипок, и оказалось, что если она и была чем-то пропитана, то сейчас уже «секретное вещество» улетучилось. Но скрипки-то до сих пор звучат прекрасно. Потом стали искать секрет лака, которым покрывал свои скрипки Страдивари. Думали, что готовил он его по каким-то таинственным рецептам, известным лишь ему одному. А через некоторое время выяснили, что секрет если и был, то великий мастер и сам о нем не догадывался, поскольку «чудодейственный» лак иногда закупал в больших количествах у знакомого аптекаря, так как ценил в этом лаке красивый цвет.
Некоторые мастера стали копировать скрипки итальянских мастеров, предполагая, что все дело в размерах деталей. Но — вот чудеса! — у самого Страдивари и у самого Гварнери (тоже величайшего из мастеров, современника Страдивари) скрипки не повторяли друг друга.
Разумеется, эти поиски не прошли безрезультатно. Мастера, изучавшие работы итальянских предшественников, обнаружили, что итальянцы еще до того, как склеить корпус скрипки, настраивали на определенные ноты верхние и нижние крышки скрипичной коробки — деки. Если слегка постучать по такой деке, а еще лучше провести смычком, она издаст определенный звук.
Скрипку настраивали без струн. А когда на такую скрипку натягивали струны, деки как бы отзывались на пение струн; звучит не только струна, но и вся скрипка.
Но главная тайна, конечно, не в этом.
Современные мастера давно уже поняли, что секрет Страдивари принадлежит лишь самому Страдивари и умер вместе с ним, потому что заключался он в тонкой музыкальности и великолепном слухе великого мастера.
Дело в том, что настоящий мастер слышит, как звучит его скрипка еще... до того, как он ее сделает. Он слышит звучание будущей скрипки внутренним слухом и стремится сделать скрипку, которая звучала бы именно так. И как композитор, создающий под наплывом разных чувств и настроений разные произведения, все же остается самим собой, так и великий скрипичный мастер, создавая разные скрипки из разных кусков дерева, всегда остается на высоте своего искусства. Он никогда не удовлетворится работой «как получится», он сто раз переделает скрипку, пока не добьется своего. Но мастер не просто «выдумывает» звук для своего инструмента. Что такое звук скрипки? Сама по себе она ведь не звучит. Она звучит, когда на ней играют музыканты, скрипачи. И каждый из них слышит тоже по-своему. Один любит звук мощный, насыщенный, другой играет звуком изящным, грациозным. Когда-то скрипачи играли ровным «белым» звуком, без вибрато. А вибрато — это быстрое колебание пальца на струне, благодаря которому получается звук трепетный, волнующий, теплый, как человеческий голос. В наши дни не встретишь скрипача, который не пользовался бы этим приемом, а в старину это считалось неприличным. И полным звуком в давние времена на скрипке не играли.
Но великий итальянский скрипач Никколо Паганини показал, что на скрипке можно играть музыку страстную, волнующую, глубокую. Звучание скрипки Паганини заставило горячо биться сердца других великих музыкантов — Ференца Листа, Роберта Шумана, Фридерика Шопена, Гектора Берлиоза. Это было звучание новое, дотоле неслыханное. И чтобы передать страстность новой музыки, Паганини нужна была именно скрипка итальянского мастера, звучащая мощно и ярко.
Так вот в чем секрет! Создавая свои инструменты, великие итальянские мастера готовили их для серьезной и прекрасной музыки, а не просто для того, чтобы развлекать публику сладкозвучием. Они были настоящими творцами, «компози-торами» скрипок, создавая их так, как создают свои творения выдающиеся композиторы. И мы должны понять, что голос скрипки — он не сам по себе. Главное, годится он или не годится для того, чтобы рассказать о том, что волнует композитора, артиста-скрипача и тех, для кого они создают музыку. То есть звук скрипки, как и любого другого музыкального инструмента, должен быть гибким, выразительным и разнообразным, чтобы передавать как можно больше чувств и настроений. Этим и отличаются лучшие итальянские скрипки.
Ну а теперь вернемся к роялю.
Рояль — инструмент сравнительно молодой. А история его появления на свет длинна. Можно сказать, она началась в тот момент, когда появилась первая в мире струна. Без струн не было бы рояля. И, как это ни странно, громадный могучий рояль— дальний родственник скрипки.
Но первым музыкальным инструментом, от которого, как считают историки, ведет свою родословную рояль, был ныне всеми забытый монохорд. В переводе с древнегреческого слово это означает однострун.
Мы уже говорили об опытах Пифагора, о том, что он имел дело со струнами. Так вот монохорд был сооружен им как раз для таких опытов. Это был не музыкальный инструмент, а прибор. И действительно, много ли наиграешь на одной струне, натянутой на прямоугольный ящик!
Монохорд был по конструкции очень прост. Вдоль длинной коробки была натянута струна, а под струной была подвижная подставка. Пифагор, проводя свои опыты, двигал эту подставку, останавливая ее под струнами в разных местах. Струна при этом как бы делилась на две части — равные или неравные. Если подставка стояла точно посередине, то части получались одинаковые и, конечно, звучали одинаково. А если подставка сдвигалась, то отрезки струны получались разные и звучали — один выше, а другой ниже.
Кто и когда придумал натянуть на монохорд еще несколько струн и превратить его в музыкальный инструмент, мы не знаем. Но, пока Пифагор продолжал свои опыты, находчивые музыканты понастроили музыкальные инструменты, похожие на монохорд, и назвали их полихордами, то есть многострунами, поскольку вместо одной струны было несколько.
Вот тут, пожалуй, и начинается история создания рояля.
По-разному конструировали полихорды, по-разному играли на них. Зацепляли струны пальцами, как на арфе или гуслях, били по струнам палочками, как на цимбалах, играли специальными пластиночками, как на мандолине. А несколько позже придумали механику с клавиатурой. Нажмешь на клавишу — задвигаются деревянные рычажки. На конце одного из рычажков укреплен черенок вороньего пера. Это перо зацепляло струну, и раздавался звук. К каждой клавише была присоединена подобная механика. И назывался инструмент с такой механикой — клавесин.
Голос у клавесина был чуть суховатый, стеклянный. Но главная его беда заключалась в том, что сила звука у него всегда оставалась одинаковой, одной и той же громкости. С какой бы силой ни ударял музыкант по клавише, громкость звука от этого не менялась. Ну, примерно, как если мы включаем в комнате электрический свет: сильно ли, слабо мы щелкнем выключателем, свет лампочки от этого не станет ни сильнее, ни слабее. Вот и клавиша клавесина была всего лишь включателем звука. Недаром слово клавиша означает ключ.
Мастера, разумеется, не могли смириться с тем, что клавесин звучит так однообразно, и придумывали всевозможные приспособления, чтобы разнообразить громкость клавесина. Но были они не очень удобными, громкость тоже как бы включалась и выключалась.
Лет примерно двести пятьдесят назад жил в городе Флоренции герцог Козимо Медичи, у которого была богатая коллекция музыкальных инструментов, настоящий музей. Смотрителем в этом музее работал мастер Бартоломео Кристофори. В его обязанности входило ремонтировать инструменты, следить за порядком в музее и тому подобное. А в свободное время Кристофори конструировал новые инструменты. И вот в один прекрасный день в коллекции Медичи появился необычный музыкальный инструмент. На первый взгляд он мало чем отличался от клавесина. Тоже клавиши, струны, механика... Но на самом деле в этом инструменте было одно замечательное новшество. Кристофори так изменил механику, что от силы удара по клавише зависела и сила звука. С клавишей, такой же, как у клавесина, через рычажки соединялся молоточек, обтянутый лосиной кожей. Он-то и ударял по струнам.
Это был первый в мире рояль, и изобретателем его смело можно считать Бартоломео Кристофори.
Назывался этот первый в мире рояль пианофорте, или фортепиано. Слово форте означает громко, а слово пиано — тихо. Музыкантам показалось очень важным именно это свойство нового инструмента издавать звуки разной силы в зависимости от силы удара по клавише. Потому и назвали его по этому признаку — фортепиано.
Фортепиано Бартоломео Кристофори — прямой предок нашего рояля.
Славу одного из самых совершенных музыкальных инструментов рояль завоевал далеко не сразу. Его соперником долго оставался старый клавесин. Удивляться тут нечему. В то время как фортепиано делало свои первые шаги, клавесин уже завоевал признание. Мирясь с недостатками клавесина, композиторы создали множество прекрасных сочинений для него. К его изящному звучанию уже был приучен и слух музыкантов, и слух публики. А вот удары молоточка по струнам фортепиано казались непривычными и грубоватыми. Даже великий Иоганн Себастьян Бах не сразу принял и одобрил молоточковое фортепиано. Лишь несколько лет спустя после первого знакомства, когда великому маэстро показали улучшенную конструкцию фортепиано, он с удовольствием поиграл на нем и похвалил звучание.
Сто лет примерно понадобилось для того, чтобы перестроить слух музыкантов и любителей музыки с клавесинного звучания на фортепианное. Сто лет!
Моцарт в юности играл только на клавесине. Но затем, признав достоинства фортепиано, стал играть только на этом инструменте и сочинять музыку, которая могла показать фортепиано во всем блеске. Моцарт был первым из великих музыкантов, кто выступал в концертах перед публикой, играя на фортепиано.