— Пора, — ответил доктор, и поросенок подхватил фонари и выбежал наружу. Доктор тем временем продолжал беседовать с О’Скалли.
— Подумать только, мы открыли почту больше недели тому назад, а я не написал еще ни одного письма! Где же это видано — жить на почте и не писать писем? Всю жизнь, как только я собирался написать письмо, у меня не оказывалось под рукой марки. А теперь у меня марок хоть на сотню писем, а я никому не пишу.
— А вы напишите знакомым зверям, — посоветовал О’Скалли. — В лошадиный приют или моим приятелям Скоку и Тобби.
— Скок и Тобби небось бродят вместе с цирком по всей Англии; — возразил доктор. — Их не найдет ни один почтальон. Конечно, я мог бы написать Саре, но не помню ее адреса.
— А я знаю, кому вы должны написать! — воскликнул О’Скалли. — Мэтьюзу Маггу! И заодно передайте привет от меня его собакам.
— Но ведь ни он, ни его собаки не умеют читать.
— Зато его жена Теодора и читает и пишет, — не сдавался О’Скалли.
— Но о чем же я ему напишу? — спросил доктор. — Рассказывать о почте слишком долго.
В эту минуту в комнату влетел Проворный и сказал:
— Доктор, увольте нас, ласточек, от работы в городе. Мои почтальоны не могут найти нужный дом, нужную дверь, нужный почтовый ящик. Хотя мы и строим гнезда под крышами домов, птицы мы не городские. Мои ласточки то и дело сбиваются с дороги, путают улицы, а сегодня принесли назад четыре письма. Я сам полетел относить эти письма, но тоже не нашел ни улицы, ни дома.
— Что же делать? — почесал затылок доктор Дулиттл. — Дай-ка мне подумать. Ну конечно! Надо позвать сюда Горлопана.
— А кто такой Горлопан? — спросил Проворный.
— Лондонский воробей, мой давний знакомый, — ответил доктор. — Каждое лето он прилетает ко мне погостить в Паддлеби. А живет он на соборе Святого Павла в ухе Варфоломея.
— Где? — переспросил О’Скалли.
— Снаружи собора вдоль стены стоят статуи святых, — пояснил доктор. — Горлопан свил себе гнездо в ухе святого Варфоломея. Уж кто-кто, а он не заблудится среди домов и улиц. Он-то нас и выручит. Сейчас я напишу ему письмо.
— Написать-то вы напишете, — покачал головой Проворный. — А кто ваше письмо доставит? Ни одна ласточка не отыщет Горлопана в Лондоне.
— Как же я об этом не подумал? — снова почесал затылок доктор Дулиттл. — Что же делать?
— Я знаю, что делать! — воскликнул О'Скалли. — Вы только что ломали голову над тем, что написать Мэтьюзу Магту. Пусть Проворный напишет Горлопану письмо по-птичьи, а вы вложите его в конверт с письмом к Мэтьюзу Маггу. Когда воробей прилетит к вам в Паддлеби, торговец едой для кошек передаст письмо ему.
— Здорово придумано! — обрадовался доктор Дулиттл. — Я всегда говорил, что часто собаки намного умнее своих хозяев.
Он сел к столу, достал бумагу, перо и чернила и принялся писать письмо Мэтьюзу Маггу. Проворный пристроился с другой стороны стола, макнул лапку в чернильницу и вывел на листе несколько закорючек для Горлопана.
— Попросите Мэтьюза присматривать за нашим домом, — сказала Крякки. — Не побил ли град стекла в окнах? Не протекает ли крыша?
Доктор закончил письмо и написал на конверте:
«Многоуважаемому господину Мэтьюзу Маггу, торговцу едой для кошек в Паддлеби-на-Марше».
Щебетунья-посланница вызвалась доставить письмо. Маленькая птичка зажала письмо в клюве и улетела.
Доктор не ждал скорого ответа, потому что Теодора, жена Мэтьюза Магга, не очень-то любила читать да и писала не так уж хорошо, как думал О’Скалли. К тому же Горлопан не мог появиться в Паддлеби раньше, чем через две недели. Его жена, воробьиха, не отпускала его на прогулку в деревню до того, как он научит птенцов всем премудростям городской жизни: клевать овес под самым носом у лошадей, ловко спасаться от кошек, да и мало ли что понадобится знать молодому воробью, чтобы не заблудиться среди путаницы лондонских улиц, не умереть с голоду и не пропасть.
Тем временем жизнь на почтовом плоту шла своим чередом. Бу-Бу, Крякки, тяни-толкаю, белой мыши и О’Скалли там нравилось. Иногда, правда, им становилось скучно, и тогда они направлялись на прогулку на остров Ничей, который теперь, с легкой руки доктора, все животные называли «звериным раем».
Иногда вместе с ними выбирался на остров и доктор Дулиттл. Больше всего ему нравилось беседовать с филозаврами. Это были очень древние животные, и они помнили даже то, что происходило тысячу лет тому назад. А если филозавры и не видели что-то своими глазами, то знали об этом по рассказам бабушек.
Каждый день звери доктора просматривали свежую почту. Им всем хотелось получать письма. Но письма приходили жителям Фантиппо, а зверям, увы, никто не писал.
А однажды утром вернулась Щебетунья и принесла письмо из Паддлеби. Это был ответ Мэтьюза Магга.
Теодора от имени мужа писала, что письмо для Горлопана повесили на яблоневой ветке и что воробей сразу же его увидит, как только прилетит в сад. Окна в доме были целы, крыша не протекала. Конечно, дом следовало бы подкрасить, но с этим делом можно было и подождать.
Это известие особенно обрадовало Крякки. Утка по натуре была домоседкой, ее тянуло в Паддлеби, и она не одобряла затей доктора.
Щебетунья-посланница, пока ждала ответ Мэтьюза Магга на письмо доктора, успела рассказать окрестным дроздам и скворцам о новой почте на острове Ничьем. Скоро уже все живое в Паддлеби и даже во всей Англии знало про ласточкину почту.
А немного погодя пришло первое письмо, адресованное не людям, а зверям. Сначала Крякки получила письмо от сестры, она его читала и перечитывала и уже не так тосковала по дому. Потом белая мышь получила весточку от родственников, которые жили в ящике письменного стола. Пришло письмо О’Скалли от соседского бульдога. Бу-Бу сообщили, что она стала теткой — теперь у нее было шесть племянников и племянниц, которые появились на свет на чердаке конюшни в Паддлеби.
И только Хрюкки писем не получал. Поросенка это очень расстраивало, он чуть не плакал от обиды. И когда доктор собрался на берег Фантиппо, Хрюкки увязался за ним.
На следующий день ласточки пожаловались, что письма очень тяжелые. Доктор посмотрел на конверты — все они были для Хрюкки. Десять толстых-претолстых писем. Поросенок с радостным видом уселся в углу и стал открывать их одно за другим.
Десять писем для одного Хрюкки! О’Скалли это показалось подозрительным, он подкрался к поросенку и заглянул через плечо. В конвертах лежала банановая кожура.
— Кто тебе прислал банановую кожуру? — удивился О’Скалли.
— Я сам послал ее себе, — улыбнулся в ответ поросенок. — Почему вы должны получать письма, а я нет? Получать письма очень приятно, и если мне никто не пишет, я буду писать сам себе. К тому же это вкусно. — И он сунул банановую кожуру в рот.
Глава 2. Горлопан
А затем наступил великий день в истории почты — в Фантиппо прилетел знаменитый лондонский воробей по имени Горлопан.
Доктор завтракал, когда в окошко влетел воробей и зачирикал:
— Привет, господин доктор! Вот мы и встретились снова. Что новенького в этом старом мире? Говорят, что вы подались в почтмейстеры? Кто бы мог подумать, что вам взбредет в голову такое?
Горлопан был особой птицей. Даже если бы вы увидели его впервые, и то сразу бы догадались, что он всю жизнь провел на улицах большого города. А его чириканье больше всего походило на голос наглого лондонского сорванца. Всем своим поведением он отличался от других птиц. Проворный был одной из самых умных и смелых ласточек, но в его глазах читалась благородная деревенская наивность, тогда как дерзкий и хитрый взгляд Горлопана говорил напрямик: «Вы собрались меня одурачить? Дудки! Со мной этот номер не пройдет. Я настоящее дитя Лондона и скорее сам одурачу вас».
— Ах, это ты, — обрадовался воробью Джон Дулиттл. — Наконец-то! Милости прошу! Как летел ось? Кстати, ты уже завтракал? — И доктор отщипнул несколько крошек от булочки.
Воробей мгновенно склевал крошки и даже не поблагодарил — он не привык принимать пищу из человеческих рук, он ее добывал. И все, что он находил, было его по праву.
— Летелось неплохо, — чирикнул Горлопан. — Бывает и хуже. Ну и жара тут у вас! Под таким солнцем можно и живьем зажариться. А домик вы себе отгрохали что надо. Да еще на воде!
Узнав, что прилетел Горлопан, сбежались все звери, чтобы поздороваться с ним и послушать новости из Паддлеби.
— Как поживает старая лошадь в конюшне? — спросил доктор Дулиттл.
— Жалуется на ревматизм, — ответил Горлопан. — А что тут удивительного? Она уже давно не жеребенок. Но если учесть ее возраст, то старая кляча неплохо держится. По-моему, она уже выжила из ума. Ей взбрело в голову послать вам в подарок чайную розу. Напротив конюшни как раз расцвел куст. Но я ей ответил: «Ты принимаешь меня за ломовую лошадь?» Представляете, я, почтенный воробей, лечу над Атлантическим океаном с чайной розой в клюве? Все встречные подумали бы, что я полетел на свидание. Это в моем-то возрасте!
— Пощади нас, Горлопан! Замолчи! — расхохотался доктор Дулиттл. — Когда я слушаю тебя, то начинаю тосковать по родине.
— Я тоже, — сознался О’Скалли. — Как там крысы в дровяном сарае? Много их развелось?
— Тысячи, — ответил воробей. — Большие как кролики, а нахальные — просто ужас! Бродят по сараю как по собственным владениям.
— Уж я до них доберусь, уж я их научу уму-разуму, — прорычал пес и оскалился. — Надеюсь, мы все-таки скоро уедем отсюда.
— А как дела в саду? — спросил доктор.
— Неплохо, — чирикнул воробей. — Конечно, появились сорняки, но под окнами расцвели ирисы. Ничего красивее я в жизни не видал, можете мне поверить.
— А что нового в Лондоне? — спросила белая мышь. Она была родом из города, хотя и небольшого, поэтому любила иногда поиграть в светскую даму.
— В Лондоне все новое, вот только сам город старый, — ответил Горлопан. — Старые кареты на четырех колесах пошли на слом, все как сумасшедшие носятся на двуколках. И совершенно не смотрят, куда едут! Чуть не раздавили моего младшенького! Я едва успел выхватить его из-под копыт. А рядом с биржей открыли новую овощную лавку.