– Джакомино! Принеси-ка базилик для чужачки.
Анна удивленно приподняла бровь, слегка раздосадованная его словами. Вот, значит, как ее называют в городке? Чужачка?
Через несколько секунд веснушчатый мальчишка возраста Лоренцы появился с пучком базилика в руках.
– Дай его синьоре, – приказал ему Микеле, показывая на Анну.
– Вот, держите, – мальчик протянул ей базилик.
Когда они вышли из лавки, Агата предложила выпить по стаканчику лимонада в кафе, прежде чем идти домой.
– Так мы еще какое-то время побудем вместе и заодно немного освежимся, – объяснила она, обмахиваясь рукой как веером.
Они протиснулись сквозь небольшую толпу женщин, тащивших тяжелые сумки с рынка, – некоторые из них болтали друг с другом, поставив свою поклажу на землю, – и, раздвинув веревочные занавески, вошли в бар «Кастелло». Толстяк с густыми черными усами и оливковой кожей, стоящий за стойкой, протирал стаканы краем белого фартука. Стены снизу были обшиты деревом, а выше, рядом с рекламным плакатом биттера Фернет-Бранка и фотографиями местных достопримечательностей, висело написанное от руки меню. Вокруг столиков, застеленных плотными красными скатертями, стояли деревянные стулья с соломенными сиденьями. На одном из них лежала смятая газета.
– Нандо, два лимонада, пожалуйста, – сделала заказ Агата.
– Один, – тут же поправила ее Анна. – Я возьму кофе с граппой.
Агата обернулась на нее в изумлении.
– С граппой?
– Да, с граппой, – ответила Анна. – Я всегда пью в баре такой кофе.
Нандо подмигнул ей и громогласно заявил:
– Я тоже!
На следующий день Анна подготовила все необходимое: в керамических мисочках, расставленных на кухонном столе, лежали базилик, кедровые орешки, крупная соль, чеснок, пекорино, пармезан. Не хватало только оливкового масла, но Антонио пообещал с утра принести его. Она повязала фартук и достала из кладовки ступку.
– К вам можно? – послышался голос Антонио из прихожей.
– Конечно, входи, – крикнула ему Анна.
– Тетя, тетя, – пискнула Лоренца, подбежав к ней.
Анна улыбнулась, присела на корточки и распахнула объятия.
– Иди скорее сюда и обними меня, маленькая проказница.
– Здравствуй, – Антонио вошел со смущенной улыбкой, снимая кепку. – А Карло нет?
– Он повел Роберто на мессу, – ответила она, слегка изогнув бровь.
На лице Антонио мелькнула едва заметная улыбка.
– Вот масло. На сей раз два литра, – сказал он, ставя на стол небольшую канистру с логотипом своей фирмы, «Оливковое масло Греко». На нем была изображена масленка, из которой вытекала капля масла, принимающая форму оливкового листа.
– Папа, давай останемся посмотреть, как тетя делает песто! Пожалуйста!
– Ну, если тетя не против… – Он вопросительно взглянул на Анну.
– Конечно, не против, – сказала она, взъерошив волосы Лоренцы. Девочка тут же отодвинула стул и забралась на него, встав на колени, чтобы лучше видеть.
Антонио устроился на стуле с соломенным сиденьем в углу комнаты рядом с буфетом. На этот стул обычно никто не садился: на него складывали вещи, которые следовало погладить.
– Ну что ж, приступим! – воскликнула Анна. Взяв два листика базилика, она завернула их в смоченное водой кухонное полотенце. – Листья нельзя класть в воду, запомни это, – объяснила она Лоренце. – Их надо очищать вот так, аккуратно промокая влажной тканью. Иначе они могут порваться, а так – видишь? – они остаются целыми. – Закончив со всем базиликом, она отложила чистые листья в сторону и начала заполнять ступку дольками чеснока и кристаллами крупной соли. – Моя мама всегда говорила, что соли нужно совсем немного, одну щепотку. Не больше, всегда напоминала она.
И Анна принялась толочь соль и чеснок, рисуя пестиком круги внутри ступки.
Антонио, подперев свежевыбритую щеку ладонью, молча наблюдал за ней: руки Анны, такие гладкие и ухоженные, двигались легко и уверенно – умелые руки той, что была знакома с ритуалом приготовления песто с самого детства. С тех пор, как она приехала, он никогда еще не видел ее в таком хорошем настроении. И подумал, что ей следовало бы делать песто каждый день, раз это вызывает у нее улыбку.
– Толчем до тех пор, пока чеснок не станет вот таким, видишь? Как крем, – говорила Анна. Девочка подалась вперед. – Только тогда можно добавлять базилик, – продолжила Анна, беря пучок листьев. – И еще щепотку соли.
– Можно я положу соль? – спросила Лоренца.
– Да, только совсем чуть-чуть, как я тебе показывала.
Лоренца протянула свои маленькие пальцы к мисочке с солью и зажала несколько кристалликов между большим и указательным пальцами.
– Молодец, именно так, – улыбнулась ей Анна. – А сейчас будет самое интересное. – И принялась усердно толочь в ступке листья, пока они не превратились в кашицу. – Теперь добавим семена пинии, пекорино и пармезан. Только небольшими порциями, постепенно. – Одну за другой она опустошила мисочки в ступку. – После этого у тебя обязательно заболят руки. Смотри, какие у меня мышцы от этой работы!
Лоренца хихикнула и оглянулась на отца. Тот улыбнулся и подмигнул ей в ответ.
– Et voilà! – довольным голосом воскликнула Анна. Девочка, придвинувшись поближе, смотрела на песто глазами, полными восхищения, словно только что на ее глазах случилось чудо. Ей не терпелось рассказать об этом своим одноклассницам. С тех пор, как приехала «тетя издалека», как она называла Анну, Лоренца каждый день рассказывала подружкам о приключениях – то ли настоящих, то ли выдуманных – героини, которую, как она хвастливо заявляла, только ей посчастливилось знать лично: однажды тетя видела такие высокие горы, что они касались неба, другой раз – танцевала с самим королем, а как-то и вовсе вылечила больное дерево одним прикосновением.
– Осталось добавить масло, и песто готов, – сказала Анна. – Хочешь сделать это сама, ma petite?
– Моя малышка, – прошептал Антонио.
– Что ты сказал? – переспросила Анна.
Антонио покраснел.
– Ma petite… это означает «моя малышка», верно?
Она посмотрела на него приподняв бровь.
– Ты начал учить французский?
Антонио опустил глаза.
– Немного.
– С чего вдруг? Это я тебя вдохновила? – Анна улыбнулась.
Он пожал плечами.
– Я всего лишь хочу понять то, чего не знаю.
Хочу понять тебя, хотелось ему добавить.
Анна не могла знать, что каждую ночь, когда Агата с Лоренцой ложились спать и в доме воцарялась тишина, Антонио запирался на ключ в кабинете и доставал из ящика учебник французской грамматики, взятый в библиотеке. Он засиживался допоздна, читая и делая пометки, и останавливался лишь тогда, когда у него начинали слипаться глаза.
Карло сидел за одним из столиков перед баром «Кастелло» с Роберто на коленях и сигарой в руке и пил довольно паршивое красное вино, которое подавали в этом заведении. И тем не менее как же приятно было сидеть здесь и наблюдать за воскресной утренней суетой: кто-то выходил из церкви, кто-то, зайдя в пекарню, появлялся с подносом пирожных, кто-то протягивал монеты мальчишке, продающему газеты, и шел дальше с La Gazzetta del Mezzogiorno под мышкой.
Карло приподнимал шляпу, с улыбкой приветствуя прохожих: он знал тут всех, и казалось, что все знают его, словно за последние десять лет он и не вставал из-за этого столика.
– Привет, чужак, – раздался голос у него за спиной.
Тот самый голос. Кармела. Он знал, что рано или поздно встретится с ней. Даже странно, что они до сих пор не пересекались. После переезда он был слишком занят: надо было разобрать чемоданы, привести в порядок дом, подписать бумаги у нотариуса, осмотреть унаследованные земли… но в городке проживало лишь шесть тысяч жителей, и все друг про друга знали, так что ничей приезд или отъезд не мог остаться незамеченным.
Карло отодвинул стоящий рядом стул и, слегка улыбнувшись, жестом пригласил ее присесть.
– Я слышала, что ты вернулся. Видела тебя сегодня в церкви, – продолжая стоять, она опустила на плечи черную шаль, покрывавшую ее волосы.
Кармела превратилась в настоящую женщину. В ее шестнадцать, когда она только расцвела, между местными мальчишками началось что-то вроде соревнования – кто первый потрогает ее грудь. Они ухаживали за ней толпой, словно армия, осаждающая крепость: подавали ей руку, толкались, чтобы сесть рядом во время мессы, кто-то покупал ей булочки с повидлом, кто-то провожал до дома.
Карло знал ее с детства – они выросли на одной улице, в нескольких метрах друг от друга. Он не раз видел, как она кричала и плакала, получая оплеухи от матери, разбивала коленки, играя в догонялки, и вытирала нос рукой. Поэтому в тот год, вернувшись из летнего лагеря в Санта-Мария-ди-Леука и обнаружив ее неожиданно повзрослевшей, уверенной в себе и настолько красивой, что перехватывало дыхание, он вдруг смутился и с некоторой долей раздражения перестал с ней разговаривать. Лишь смотрел на нее издалека, изучая, будто она была каким-то новым непостижимым явлением. Дожидался, когда она встретится с ним взглядом, и тут же отводил глаза. В конце концов именно так, игнорируя, он и смог ее завоевать. Два года он трогал ее за грудь и страстно целовал украдкой, пока не пришло время уезжать: став сотрудником финансовой гвардии, он был командирован в Пьемонт, в Алессандрию. Но он собирался вскоре вернуться и жениться на ней. Так он ей и сказал.
– А это, должно быть, Роберто.
– Да! – воскликнул Карло, целуя сына в лоб.
– Какие глазищи…
– Их, к счастью, он унаследовал от мамы.
Кармела бросила взгляд на площадь, которая постепенно пустела. Чистильщик обуви Марио – здоровяк со сросшимися бровями, угловатыми чертами лица и зачесанными набок волосами, сидел, скрестив руки на груди, на скамейке между пальмой и фонтаном и не сводил с нее взгляда. Она кивнула ему в знак приветствия, потом опустила глаза и снова накинула шаль на голову. У нее такие же красивые и изящные руки, как и прежде, подумал Карло, глядя на длинные тонкие пальцы с ногтями, покрытыми красным лаком.