Слава справедливо заметил:
— Многие родители так делают, когда у них не сходятся взгляды на то, как будет лучше для детей.
— Да, вот только у меня нет возможности этому препятствовать, отсудить у тебя сына или хотя бы просто право на свидания.
Слава улыбнулся: это была нужная зацепка.
— А знаешь, почему такой возможности нет?
Лев молчал, и Слава ответил за него:
— Потому что здесь, в России, нет прав ни у нашей семьи, ни у нашего сына, ни у тебя лично. Я предлагаю тебе переезд, который всё это даст.
— Конечно, прям сразу, — иронично закатил глаза Лев.
— Не сразу, — согласился Слава. — Но хоть какие-то права мы сможем получить достаточно быстро. Например, заключить брак, это уже сделает нашу семью юридически видимой.
Этот напряженный разговор встанет на паузу, Лев прервет его словами: «Мне нужно подумать», и Слава даст ему время, не возвращаясь к дискуссии долгих три недели. Однажды Лев, придя с работы, поцелует его на пороге и тут же скажет: «Ладно, я готов обсуждать варианты… Куда ты там хотел?», а Слава улыбнется, выпалив: «Канада!».
И, хотя формально спор будет улажен, они начнут разговаривать «как обычно» и даже научатся в спокойном тоне обсуждать переезд, Славу ещё долго будет тревожить в какой неприятной, раздраженной дискуссии впервые прозвучало предложение заключить брак. Он сотни раз представлял, как сделает Льву предложение, и ни в каких фантазиях это не выглядело так погано, как получилось на самом деле: заключим брак, чтобы судиться друг с другом. Как удобно! И это ведь он, Слава, об этом первый сказал…
Он решил всё сделать по-другому. Выбрал дату: 15 июня 2017 года. Они впервые поцеловались в этот день: Лев, наверное, этого не помнил, потому что для него это был миллионный поцелуй в жизни, а Слава помнил, потому что для него — самый первый. Он тогда украдкой глянул на дату в телефоне и подумал: «Надо запомнить на всю жизнь».
Выбрал место, и оно было очевидным: домик у моря. Лев взял машину, отвёз Мики, Лену и Ярика в летний лагерь, потом написал сообщение: «За тобой заехать?». Слава соврал, что задерживается, сдаёт проект, и подъедет позднее. Сам, тем временем, покупал в цветочном магазине букет из синих роз. Потом, в электричке, ловил умильные взгляды старушек и улыбался им в ответ.
— Что, к невесте собралися? — спрашивали они.
Слава подмигивал:
— К жениху.
Они смеялись: думали, он шутит.
На подъезде к дому, Слава написал сообщение: «Ты сейчас где?», Лев ответил: «У берега». Слава выглянул в окно электрички: небо только-только принялось разгораться закатным маревом, окрашивая мир в желто-оранжевый. Сердце зашлось от волнения: именно так он себе это и представлял.
«Никуда не уходи, стой на месте», — попросил он, прыгая с подножки поезда.
Он свернул на лесную тропинку, прошёл через сосновый парк, миновал дом и выбрался прямо к берегу. Издалека заметил знакомую рубашку, белым пятном выделяющуюся на фоне водной глади, и почувствовал, как от волнения трясутся коленки.
В лучах солнца силуэт Льва светился, словно обведенный позолоченным маркером, а светлые волосы приобретали рыжеватый оттенок. Закатав темные брюки до колен, он неспешно прохаживался вдоль берега. Белая рубашка, полностью расстёгнутая, топорщилась на ветру, как флаг. Слава, сглотнув, подумал: нужно будет обязательно это нарисовать, и двинулся по мягкому песку к берегу.
Лев услышал его на подходе, обернулся, и Слава улыбнулся ему:
— Сударь, вы тут чаек соблазняете в моё отсутствие?
Лев улыбнулся в ответ:
— Пока ни одна не повелась.
Слава цыкнул:
— Ну и дуры.
Лев, подавшись вправо, заглянул Славе за спину, где он пытался скрыть букет из семнадцати роз. Он точно не знал, сколько нужно, и спросил у флористки: «Сколько обычно дарят на предложение руки и сердца?», та ответила: «Пятьдесят одну или сто одну», Слава фыркнул: «Давайте семнадцать».
— А у тебя там что? — с любопытством спросил Лев.
Слава сделал вид, что только что заметил:
— А, это… Да так, я просто шёл на свидание к одному парню, и решил мимоходом к тебе заскочить, — быстрее, чем Лев успеет ревностно обидеться на это подкалывание, добавил: — Шутка! Это тебе, — и протянул букет жениху. — Синенькие, потому что ты мальчик, и потому что ты любишь гендерные стереотипы.
Лев, засмеявшись, принял букет, отметив:
— Очень мило, что ты учёл мои вкусы.
Слава, игнорируя бешеную тахикардию и головокружение, сунул руку в карман джинсов, сделал вдох-выдох, подумал: «Господи, щас умру от страха», и вытащил бархатную коробочку. Поднеся её ко Льву на ладони в раскрытом виде, проговорил, плохо скрывая дрожь в голосе: — Я хочу… хочу… Короче, я люблю тебя так сильно, что разучился разговаривать от волнения. Ты выйдешь за меня?
Лев опустил взгляд на кольцо, на самое обыкновенное кольцо из золота, с инкрустированными бриллиантами по кругу. Слава специально выбирал классический вариант — вариант большинства — потому что устал быть в меньшинстве.
Лев молчал, и Слава взмолился:
— Боже, скажи что-нибудь, я щас умру!
— Да, да, да! — тут же ответил Лев. — Конечно да!
— А чё ты молчишь?
— Я просто не ожидал!
Слава выдохнул с шутливой сердитостью, а на самом деле — с облегчением. Он и правда на секунду усомнился: не ответит ли Лев отказом?
Осторожно обхватив кольцо указательным и большим пальцами, Слава сказал, вернувшись к светскому тону:
— Сударь, можно ваш пальчик?
— Ну, только если у вас есть с собой топорчик, — в тон ему ответил Лев.
Слава цыкнул:
— Забыл прихватить… Придётся плоскогубцами, — и потянулся к правой руке Льва.
Тот, с видом «так уж и быть», покорно положил свою ладонь в Славину. Почти не дыша, Слава надел кольцо на безымянный палец, и поцеловал руку, прежде чем отпустить. Они встретились взглядами: шутки кончились.
Лев наклонился к Славе, Слава приподнялся на носках, они соприкоснулись губами. Между поцелуями Слава произнес:
— Мы первый раз поцеловались в этот день.
Лев прошептал в ответ:
— Я помню.
Лeв [5]
Из всех возможных для эмиграции вариантов они определенно выбрали уровень «Hard». На протяжении трёх лет Лев то и дело спрашивал Славу: почему Канада? Список аргументов не менялся, но периодически Лев их забывал и спрашивал снова.
Первый: «Потому что ты ненавидишь Америку». Этот он не забывал.
Второй: «Потому что это легче, чем учить шведский или норвежский».
Славу не устраивали полумеры. Ему не нужна была Чехия, Польша, Венгрия и прочие страны, переезд в которые потребовал бы куда меньше финансовых, умственных и временных затрат. Он хотел полного пакета прав: однополых браков, усыновления детей, гей-прайдов каждые выходные, право целоваться на улицах, право пользоваться косметикой, право носить одежду, которая ему гендерно не соответствует, а потому ему была нужна Канада. И ещё, конечно, он не хотел учить норвежский.
В феврале Слава получил приглашение на работу по своей геймдизайнерской ерунде, и это было неудобно для всех, кроме самого Славы: учеба в медицинской резидентуре начиналась с сентября, а учебный год детей заканчивался только в мае.
— Если мы уедем раньше лета, мне там нечего будет делать, — напоминал Лев. — Я же не смогу там работать.
Слава пожал плечами:
— Ты и учась в резидентуре, не сможешь работать.
— Спасибо, что напомнил.
— Я имею в виду, какая разница? Месяцем раньше, месяцем позже.
Лев мирился с этой мыслью целых три года: он не будет работать. Он долго не будет работать — несколько лет. Его высшее образование и двенадцатилетний стаж врача-реаниматолога для Канады не будут иметь никакого значения — они посмотрят на него, как на личинку врача, и начнут учить заново. А он, вообще-то, доставал людей с того света, и вполне неплохо с этим справлялся. Разве умирающие люди не везде одинаковые?
Он много думал о том, как Славины прихоти превращают в ничто его карьеру, обнуляя весь профессиональный опыт, но тут же отвечал себе его же аргументами: «Это важно для нашей семьи, это правильно, так будет лучше для детей, нам нужны равные права со всеми, мы не должны постоянно жить в страхе». Иногда он злился, как Слава сыграл на его чувстве родительской неполноценности, как буквально сказал ему: «Я — настоящий отец, а ты — ненастоящий, но, если мы переедем, ты станешь чуточку значимей, чем сейчас (но не сильно)», и опять отвечал себе его голосом: «Но это же правда. Здесь тебя никогда не признают их отцом».
Так он оказался в апреле 2019 года, в международном терминале аэропорта Ванкувера, по правую руку от своих детей, спорящих об азиатах.
— Фу, почему здесь их столько? Как в Корее!
— Ты что, ненавидишь азиатов?
— Нет, они мне просто не нравятся!
— Почему? Может, ты сам азиат.
— Чё? Я не азиат.
— А ты знаешь, что коренные народы Сибири — азиаты?
— А я тут причём?
— Ты же из Сибири. Как ты можешь быть уверен, что ты не азиат?
— А ты?!
— А я и не ненавижу азиатов!
— А я ненавижу!
— Пап, Ваня — расист!
— Пап, почему Мики говорит, что я азиат!
Было не ясно, от какого папы они требуют внимания, и Лев надеялся, что Слава ответит им что-нибудь за него. Слава так и сделал.
— Так! — строго сказал он, прерывая балаган. Ты, — он показал на Ваню, — не азиат. Но даже если бы был, не велика беда. А ты, — он показал на Мики, — не провоцируй его.
Мики закатил глаза:
— Он провоцируется с того, что я называю его азиатом, а это даже не обидно! В его возрасте меня дразнили педиком и ничего…
«Да уж конечно», — устало подумал Лев, одной рукой придерживая Ваню за капюшон (чтобы никуда не ускакал в гиперактивном порыве), а другой вызывая такси через Uber.
Они выбрали двухкомнатную (две спальни и гостиная) квартиру на улице Джепсон-Янг-лэйн, в популярном, но умеренно дорогом районе для новоприбывших. Главным критерием выбора стала близость школы: дети были достаточно взрослыми, чтобы ходить в неё самостоятельно, а родители — достаточно тревожными, чтобы не разрешать им кататься по крупнейшему городу Канады без знания языка.