Statoil взяла на себя обязательство не ухудшать экологическую обстановку в районе месторождения, в «Гринпис» уверены, что работы «создадут парниковый эффект и нанесут ущерб природе». Statoil вовсю трубит о корпоративной ответственности перед обществом, однако несколько лет назад компанию обвинили в выплатах иранским чиновникам. Журнал Business Week назвал это разоблачение «самым скандальным случаем взяточничества и коммерческого подкупа в истории Норвегии». На самом деле подобная этика мало отличается от поведения других нефтяных компаний.
В разговоре с главой норвежского нефтяного фонда Ингве Слингстадом я затронул этические проблемы. Он сказал, что фонд не инвестирует в табачную промышленность и следует рекомендациям ООН в отношении инвестиций в оборонно-промышленный комплекс. По его словам, фонд старается воздействовать на корпоративную политику изнутри.
«Невозможно найти для инвестиции восемь тысяч компаний без единой проблемы. И что нам остается? Умыть руки со словами: «Это меня не касается»? Или сказать: «Мы можем здесь кое-что улучшить. Наша задача – найти способы сделать это»?» – сказал Слингстад.
А как насчет экологического урона от самой нефти? Как норвежцы мирятся с этим? Слингстад глубоко вздохнул.
«Что же, если выяснится, что причиной климатических изменений являются выбросы углерода… – Он уловил мою улыбку в ответ на это «если». – …а сегодня многие придерживаются этого мнения, то мы задумаемся, как донести это до наших компаний».
Пока в Норвегии предпочитают не обращать внимания на этот фактор. Наиболее авторитетные и независимые эксперты давно пришли к выводу, что планету не улучшают любые виды органического топлива, и в первую очередь нефть. Они невозобновляемы, загрязняют атмосферу и скорее всего способствуют глобальному потеплению. Большая часть норвежской энергетики состоит из экологически чистых ГЭС. Таким образом страна не злоупотребляет использованием основного продукта своего экспорта. Это напоминает поведение хитрого наркоторговца, который сам не балуется своим товаром.
Понятно, что Слингстад – не тот человек, который может резко критиковать источник колоссального богатства своего фонда. А вот Томас Хилланд Эриксен не испытывает по этому поводу особого смущения.
«Это интересно, – заметил он, когда во время нашей первой встречи в 2009 году я затронул вопрос о норвежском нефтяном грехе. – Думаю, тут вы в чем-то правы. Мы ведь не увязываем наше богатство с загрязнением окружающей среды. А на самом деле норвежцы, которые думают, что все у них экологически чисто, загрязняют природу больше, чем шведы».
Во время нашей следующей встречи он вернулся к этой теме вновь: «Этот психологический парадокс очень напоминает ситуацию 23 июля, когда мы осознали, что преступление совершил один из нас. Мы не могли возложить вину на иностранцев. Мы привыкли считать свою страну образцом решения проблем, а с нефтью мы неожиданно превратились в страну, создающую проблемы. Примириться с этим сложно. Некоторые говорят: «Если бы мы не стали заниматься этими нефтеносными песками в Канаде, то ими занялся бы кто-то другой, причем более вредным для окружающей среды способом». С такой аргументацией типа «если не мы, то другие, намного хуже нас» можно оправдать все, что угодно».
Кто-то в Норвегии предлагал прекратить добычу нефти?
«Нет. Мы качаем ее с огромной скоростью, быстрее всех остальных, и отсутствие дискуссии на эту тему меня поражает».
А влияние на самих норвежцев? Действительно ли нефть превращает их в изнеженных лентяев, как любят утверждать датчане?
«Конечно, она что-то с нами сделала. У меня есть только отдельные примеры из жизни, потому что это не моя научная область. Возьмем хотя бы рыбообрабатывающие предприятия на севере. Там хорошо платят, но филетирование рыбы – тяжелый однообразный труд. Сейчас большую часть производства перевели в Китай: рыбу перевозят туда самолетами, филетируют, упаковывают в коробки с брендом Findus и везут обратно. Но там, где что-то осталось, работают индийцы и русские, а не норвежцы. Норвежцы отправляются в Лондон и Париж, чтобы «попасть в медиа», а это признак настоящего упадка! Никто не хочет работать на фабрике или быть инженером, все хотят прославиться… Все воспринимается как должное. Риска никакого. Не важно, выйду я завтра на работу или нет, все как-нибудь устаканится. Начиная с 90-х количество невыходов на работу по болезни растет, и это не из-за гриппа, а из-за того, что людям все стало безразлично».
26 Сливочное масло
Норвегия всегда была несколько обособленной и обращенной внутрь себя страной. Многовековая геополитическая нестабильность в регионе играла менее важную роль в формировании личности современного норвежца по сравнению с окружающей прекрасной и дикой природой.
Дания построила и утратила собственную империю, служила мостиком в континентальную Европу и постоянно препиралась с Швецией. Швеция захватила и потеряла Финляндию, вела войны далеко в Европе, а после Второй мировой войны ее промышленные корпорации завоевали весь мир. Похожая своей географической обособленностью на Норвегию, Финляндия невольно оказалась втянутой в геополитические конфликты, переходила из рук в руки между Швецией и Россией, вышла обессиленной, но непокоренной из множества войн и стала единственной скандинавской страной, принявшей евро. Вы можете сказать, что и Исландия существует на окраине скандинавской истории, но Америку открыли именно исландцы, и недавно они снова шумно погуляли, на сей раз на мировых финансовых рынках.
Что же касается норвежцев, то они всегда стремились быть сами по себе. Даже внутри собственной страны они расселены так, будто специально стараются держаться подальше друг от друга. В тех случаях, когда мир мог по заслугам оценить великую отвагу и смекалку, проявленные норвежцами – возьмите Руаля Амундсена, Фритьофа Нансена или Тура Хейердала, – они как будто специально выбирали для своих подвигов места малолюдные или вообще пустынные.
Иногда кажется, что внешний мир не особенно волнует норвежцев. У них были своя рыба и своя древесина, а теперь у них есть еще и своя нефть и своя молочная монополия. Им действительно никто не нужен, за исключением пары-тройки шведов на очистку бананов. Мои впечатления от попытки заручиться содействием Норвежского совета по туризму при подготовке журнальной статьи говорят, что гостей скорее вежливо принимают, чем горячо зазывают. Для хозяев, наверное, будет предпочтительнее, если вы останетесь на своем круизном корабле.
Почему норвежцы такие закрытые? Во времена датской и шведской оккупаций им не хватало не только самоопределения, но и вообще осознания себя как нации. Долгая, но не слишком яростная борьба за независимость увенчалась успехом в 1905 году. Дальнейшие события позволяют оценить, насколько существенны различия между норвежцами и шведами и как развивались обе страны в последующие сто лет. Шведы сделали выбор в пользу технологического и промышленного прогресса, секуляризма и прогрессивной социальной политики. Швеция стала одной из самых успешных промышленно развитых стран послевоенного периода, блестящим образцом того, какой должна быть современная мультикультурная нация. В придачу мир получил от них отличную поп-музыку и сексапильных теннисных звезд.
Как сказал Томас Хилланд Эриксен: «Швеция пошла вперед и вверх к будущему и модернизации. Мне кажется, они почувствовали, что это единственный вариант. Их страна становилась похожа на старого сифилитика, им требовалось обновление. А Норвегии нужно было найти и в определенной мере создать заново свою идентичность – отсюда все эти своеобразные костюмы и национальная романтика».
Норвежцы решили, что современный мир им не нравится и не нужен. Они предпочли ему свои bunad, народные танцы и вяленую рыбу и удалились под сень своего аграрного прошлого общаться с природой и морем. А затем появилась нефть, которая принесла определенные перемены, но помогла сохранить географический разброс населения, изоляционизм и торговый протекционизм.
«Если посмотреть на Европу, то окажется, что из общего ряда выбиваются Норвегия и Швейцария, – сказал мне Ингве Слингстад. – Они не похожи на другие европейские страны. В Швеции и Дании было дворянство, деревушки, разрастающиеся до городов, крепостные крестьяне и так далее. А у нас в Норвегии такого не было, поэтому различия куда больше, чем можно было бы ожидать при общности наших языков».
Иногда, правда, случается, что изоляционизм выходит норвежцам боком. Вся остальная Скандинавия умирала от смеха, когда в 2011 году в Норвегии кончилось сливочное масло. Повальное увлечение новомодной диетой, предписывавшей его употребление в огромных количествах, резко сократило запасы продукции собственного производства. Импортные молочные продукты облагаются в Норвегии безумными пошлинами, поэтому цены на сливочное масло взлетели до небес. Началась ажиотажная скупка впрок, за которой производственные мощности норвежского монополиста Tine не смогли угнаться. Вскоре норвежцы стали приглашать своих датских знакомых заглянуть в гости с чемоданом-другим датского сливочного масла Lurpak.
«Стыд и позор, – фыркает представитель Партии прогресса по аграрным вопросам Тургейр Тредаль. – Последний раз мы получали продовольственную помощь от соседних стран во время Второй мировой войны».
«Лучше уж я буду заурядным гражданином ЕС, которому хватает хлеба с маслом, чем неприлично богатым норвежцем с хлебом без масла, – насмешливо писал в то время один шведский журналист. – Трудно удержаться от иронии при виде безумно богатой маленькой страны, которая не в состоянии обеспечить своих жителей такой элементарной вещью… Наши шафранные булочки с маслом покажутся еще вкуснее при мысли о норвежцах, которым приходится готовить на маргарине».
Это неприкрытое злорадство наглядно демонстрирует, как под покровом гармоничного добрососедства трех братских скандинавских народов могут таиться острая неприязнь и зависть. Норвежцы тем временем продолжают упорствовать в своем протекционизме. Недавно они вызвали возмущение Копенгагена, явочным порядком обложив датские сыры ввозной пошлиной в размере 262 процентов. Наверное, это одна из форм расплаты за годы колониального угнетения…