Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» — страница 67 из 69

«Нет, я не роялист, – усмехается Эке Даун. – Это мелочи. У них нет власти, они ничего не решают. Это такая красивая, приятная вещица, с которой нужно обращаться бережно».

А вот Берггрен открыто высказал свои убеждения: «По сути, я республиканец, но, с другой стороны, готов согласиться с Энгельсом в том, что это некий отвлекающий фактор. Исторически считалось, что король и народ вместе выступают против аристократии. На самом деле это, наверное, полная ахинея, но бытовало мнение, что стране нужен сильный король в противовес аристократии».

Маттиас Фрихаммар – профессор Стокгольмского университета. Он посвятил многие годы изучению отношения шведов к королевской семье. Во время нашей встречи я задал вопрос, каким образом его соотечественникам удается совмещать наличие этой устаревшей антидемократической институции с представлением о себе как о современных меритократах.

«Швеция не так эгалитарна, как можно подумать, – ответил он. – У нас есть богатые и бедные, всесильные и бесправные. Все знают, что происхождение играет важную роль – если ты родился Валленбергом, то у тебя есть преимущество. Нам внушают, что все равны, но это чушь собачья. Мне кажется, мы очень преуспели в умении скрывать наличие неравенства. Например, отмена разницы между формальным и неформальным обращением к человеку – всего лишь способ скрывать неравенство.

Шведы – самые банальные роялисты. Они согласны с существующим порядком вещей, хотя роялистами себя не считают. Они как бы говорят: «Мне не нравится монархия как способ общественного устройства, но я не имею ничего против короля лично». И чем старше он становится, тем выше его популярность. Если сравнивать с Данией, то датская королева – действительно личность, она очаровательный человек. Наш король не слишком харизматичен, не мастер произносить речи или общаться с людьми. Он все время говорит что-то не то и стал кем-то вроде родственника, которого приходится терпеть».

Фрихаммар заметил, что если датчане ловят каждое слово из уст своей королевы, когда она выступает с новогодней речью, то шведы не обращают внимания на аналогичное выступление короля в Рождество.

«Датчане больше привержены своей стране, своей национальной общности. Я думаю, это потому, что Дания – маленькая страна между огромными соседями, Германией и Швецией. Дания – как младшая сестра или брат. Датская королевская семья играла большую роль во время Второй мировой войны. Как и в Норвегии, она стала символом нации».

Мы немного поговорили об удивительных событиях, имевших место в Дании в 2004 году. Тогда симпатичная, но ничем не примечательная уроженка Тасмании и тусовщица по имени Мэри Дональдсон в одночасье превратилась в наследную принцессу Марию, международную икону стиля и богиню красных ковровых дорожек.

«Людям нужны эти мыльные оперы, чтобы задуматься о собственной жизни, – объяснил Фрихаммар. – Они спрашивают себя: выходит, это нормально – подцепить такую девицу? И нормально отпускать нашу дочку на вечеринку до самого утра, как шведскую принцессу? Все эти люди обитают где-то высоко, в блестящем сказочном мире. Но может статься, что они сойдут со своего пьедестала и выберут тебя. Благодаря этим историям мечты продолжают жить».

44 Демографическая бомба

Описывать отношения пяти скандинавских народов между собой – все равно что описывать чужой брак. Никогда точно не узнаешь, что эти люди действительно думают друг о друге и о чем они говорят в конце дня, смывая макияж и чистя зубы перед сном. Я знаю лишь то, что датчане, шведы, норвежцы, исландцы и финны рассказывают одному англичанину.

В этих разговорах одной из главных тем всегда оказываются сидящие у всех в печенках шведы. Похоже, своим соседям шведы не очень нравятся. Историческая неприязнь все так же тлеет, обиды остаются, шведы продолжают действовать людям на нервы. А сами они, как и прежде, относятся к огорчениям своих соседей по региону довольно безучастно.

«Нам очень нравятся датчане, они милейшие люди, – сказал мне Эке Даун. – Датчане привыкли говорить, что мы результативнее, трудолюбивее, серьезнее и так далее. Мы же считаем датчан обаятельными, душевными, немного суматошными и завидуем им из-за свободной продажи алкоголя».

«Датчане всегда считались более беспечными, космополитичными, не слишком усердными, сильнее пьющими, легкомысленными и не такими деятельными, как шведы, – говорит эксперт Стокгольмского университета по мультикультуральности Стефан Йонссон. – Мы едем в Копенгаген подышать Европой, глотнуть пивка. Там просторнее, свободнее, как-то больше по-европейски, и отношение к наркотикам и алкоголю проще. Но с недавнего времени люди начали говорить, что Дания стала фашистской, ненавидит ислам и горит желанием послать самолеты бомбить Ливию».

Не будем реагировать на общее представление о датчанах как о людях, «которые знают толк в развлечениях». Тем, кто говорит такое, явно не приходилось проводить вечер на женском гандбольном матче где-нибудь в Слагельсе (мне вот тоже не пришлось, но сама мысль…). Странно, но Йонссон, Даун и многие мои шведские собеседники как будто не замечают неприязни по отношению к шведам. Боюсь, они были бы ошеломлены готовностью датчан рассказывать гадости о шведах первому встречному.

«Они такие чопорные и скучные, с ними толком даже пива не попьешь» – это самое распространенное датское описание шведов. «Они не отвоевали у нас Сконе, это мы им разрешили забрать его», – сказал мой датский приятель, имея в виду все еще болезненные для датчан события 1658 года, когда шведы отбили у них эту южную область. Я как-то слушал ток-шоу на датском радио, где ведущий наполовину в шутку предложил воспользоваться сезоном шведских августовских гулянок с лангустами, чтобы вернуть бывшую территорию.

Я спросил о шведско-датских отношениях у Хенрика Берггрена, упомянув, что у шведов есть полное право оставаться равнодушными к общескандинавским пересудам на свой счет – ведь они практически по всем параметрам богаче и успешнее своих соседей.

«Да, мы оказались в выигрыше, – согласился он. – Старший брат, как говорится. Но враждебности больше, чем мы думали. В юности у нас было очень позитивное представление о Дании. Они похожи на нас – социальное государство, модерность, и все такое, но, бог мой, насколько же там веселее. Датчанки! Травка! Думаю, многим шведам казалось, что датчане получили все радости жизни. Но с этими датскими антииммигрантскими делами отношение стало резко меняться: «Боже, откуда это берется? Нам это чуждо!» Мне кажется, это пробудило в шведах некую национальную гордость: мы всю дорогу смотрели на датчан немного снизу вверх, а тут оказалось, что в моральном плане мы на коне».

Датчанам это прекрасно известно: их раздражает шведское ханжество в отношении датской иммиграционной политики и антимусульманской Датской народной партии. Со своей критикой датского расизма и ксенофобии шведы не просто на коне – они устроили целый цирк с конями, фейерверками и музыкой. Им долго пришлось ждать возможности отплатить за упреки в нацистском прошлом и трусливом «нейтралитете», за шутки про сеточки для волос и обвинения в торговле оружием! И они такой шанс не упустили.

Но если оставить в стороне типичные обиды младшего брата на нравоучения старшего, то у датчан не так много причин обижаться на шведов. То же самое с норвежцами, у которых теперь более чем достаточно денег, чтобы смотреть свысока на былые неприятности. Что касается финнов, то у них, наверное, есть на что злиться, но мне кажется, что им пора уже двигаться вперед.

При всем ворчании в адрес шведов, я твердо убежден, что взаимной симпатии между народами Северной Европы намного больше, чем у других европейских стран. Напомните-ка мне, нет ли у бельгийцев сдержанной неприязни по отношению к французам? А что там с жалобами швейцарцев на итальянцев? Несмотря на пререкания, маловероятно, чтобы в Скандинавии повторился балканский сценарий. Как заметил Стефан Йонссон, когда меня стало слегка заносить на тему внутрискандинавского соперничества: «Это все-таки не Израиль и Палестина».

То, что ошибаться свойственно даже шведам, как выяснилось в последние годы, помогло немного умерить соседскую ревность. Проблемы Швеции похожи на датские: стране необходимо скорректировать систему социального обеспечения и остановить медленное умирание своих провинций. Еще более серьезные вызовы находятся в области интеграции и глобализации.

Великое шведское социал-демократическое приключение застопорилось пару десятилетий назад. Тогда экономика страны рухнула, и правительству пришлось принимать радикальные меры в области приватизации и снижения налогов, а также начать реформу системы социальной защиты. Но мир не заметил, насколько изменилась страна. Например, правые политики в США по-прежнему говорят о Швеции как о примере социалистического экстремизма, хотя это не имеет ничего общего с действительностью. Швеция, которую мы знали и которой вежливо восторгались, тайно радуясь, что сами в ней не живем, сегодня находится в состоянии политических перемен и неопределенности.

Стефан Йонссон считает, что его страна достигла важного перепутья. «Швеция пребывает в смятении. Я думаю, что общество на грани краха. Налицо развал ментальности, все поставлено под сомнение, даже социал-демократия. Многие задаются вопросом: что нужно спасать и что делать, если спасти это не удастся».

Звучит драматично. Но вот один отрезвляющий статистический показатель, взятый наугад: соотношение налоговых поступлений и ВВП страны в Швеции сейчас составляет 47,9 процента. Это четвертый показатель в мире, на третьем месте Дания. Чтобы дать вам представление о том, как этот показатель характеризует экономическое положение страны, добавлю, что на втором месте Зимбабве, а на первом – Кирибати.

«Я не испытываю оптимизма в отношении Швеции, – соглашается Ульф Нилсон. – Надо менять эту жесткую систему, социально ориентированное государство чересчур бюрократизировано. Главное – подход к налогам. Я живу во Франции, где из заработка в 100 000 крон в месяц на налоги уйдет, наверное, 30 000. В Швеции возьмут 50 000, но французское здравоохранение лучше. Что же получается, нас обманывают? Вот именно. Нет ничего хорошего в том, что тысячи людей, которые могли бы работать, живут на пособия. Я уехал из Швеции и заработал миллионы собственным трудом. Здесь это было бы невозможно. Я рад, что сбежал, мне повезло».