Клубицкий принял Данченко у себя в кабинете в своей привычной позе, обхватив руками колено. Он откинулся на спинку кресла и выжидательно посмотрел на капитана.
Они отлично понимали друг друга — за несколько часов надо было осуществить экспертизу, требующую в нормальных условиях нескольких дней упорного труда. Выражение лица Клубицкого не предвещало ничего доброго. Широкие, слегка нависающие брови, острый взгляд светло-карих глаз, мясистый нос с нервными подвижными ноздрями, седеющая, подстриженная бородка, усы и вся эта поза делали его похожим на Пана — мифического бога лесов. Данченко отлично знал неспокойный нрав Клубицкого, его самолюбивый, обидчивый характер и, глядя на него, рассчитывал: «На какой кривой надо подъехать, чтобы Клубицкий сделал экспертизу в небывало короткий срок?»
А Клубицкий смотрел на Данченко, на прищуренный с хитринкой взгляд его серых глаз и думал: «У человека просыпается совесть, хочет заставить меня проработать ночь и стесняется сказать об этом». Все обстоятельства дела ему были известны от Чеснокова. Словоохотливый доктор рассказал все, что знал, и даже то, о чем только догадывался. Не выдержав, Клубицкий по-юношески заразительно рассмеялся и сказал:
— Ну ладно, товарищ капитан, фотографии привезли?
— Привез, — вздохнул с облегчением Данченко и достал из портфеля фотографии. — Но, Георгий Николаевич…
— Понимаю, — перебил его Клубицкий. — Выстрелить экспертизу за полчаса?!
— Ну не за полчаса, к утру хотя бы, — умоляюще сказал Данченко и протянул Клубицкому фотографии.
Перебирая фотографии, Клубицкий давал им профессиональную оценку:
— Профиль — хорошо, очень выгодно для наложения, улыбка — отлично, резцы верхних зубов характерны, это облегчит экспертизу, — и, захватив снимки, он направился к двери, вернулся и, прощаясь с Данченко, сказал: — Идите спать. Оставьте свой телефон. Я разбужу вас, как только экспертиза будет закончена.
Данченко поехал в гостиницу «Москва». Ему повезло — он быстро получил комнату. Позвонив в институт, капитан сообщил Клубицкому номер телефона, разделся, лег в постель, забыв выключить радиодинамик, и под звуки «легкой музыки» уснул богатырским сном.
XXII. «Душевный человек»
На следующий день ранним утром Данченко подъехал на машине к институту и долго звонил, пока ему открыли дверь. Вышел вахтер в заявил недовольным тоном:
— Пять часов утра, товарищ капитан, надо бы и честь знать.
Утро было чудесное, ясное, чистое. Садовое кольцо, стиснутое в этом месте каменными громадами домов, в обычное время дня ревело, точно полноводная река на каменистых порогах. А сейчас здесь было тихо и торжественно, как перед парадом на Красной площади.
Данченко улыбнулся, ему не хотелось ссориться, и он примиряюще сказал:
— Приспичит, так встанешь и с ночи. Тут на мое имя должен быть оставлен пакет.
— Как, извиняюсь, ваша фамилия?
— Данченко, Максим Фадеевич.
— Как же, Георгий Николаевич оставляли, сейчас принесу. — Он было пошел к двери, затем вернулся и спросил: — У вас, извиняюсь, документик имеется?
— Имеется, — в тон ему ответил Данченко и показал удостоверение.
Вахтер надел большие роговые очки, отчего стал похож на сановника, ознакомился с документом, вернул его владельцу, ушел и почти тотчас вернулся с пакетом и заготовленной заранее распиской.
По пути на вокзал, сидя в такси, Данченко вскрыл пакет и, пропустив всю вводную часть, прочел третий раздел акта экспертизы:
«ИССЛЕДОВАНИЕ:
На одной из фотографий, сделанных с гр. Левыкина П. И., он зафиксирован с улыбкой, обнажающей верхние зубы. Можно различить, что левый средний резец выдается вперед и поставлен несколько ниже, чем соседние с ним зубы.
При сопоставлении изображения указанных зубов с соответствующими зубами на верхней челюсти исследуемого черепа оказалось, что зубы совпадают по характеру посадки, пропорциям размеров, конфигурации, а также отмеченной выше особенностью левого среднего резца.
IV. Фотосовмещение изображений черепа, снятого в соответствующих ракурсах и масштабе, и фотоизображения головы гр. Левыкина, сделанными в фас и профиль, показало полное совпадение конфигурации костной основы черепа с участками мягких тканей, а также совпадение отдельных частей лица с соответствующими им анатомическими участками черепа (брови, нос, рот и уши).
См. фото № 3, 4, 5 и 6, № 7, 8, 9 и 10 — контроль.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
Совпадение представленного на исследование черепа с фотографиями головы гр. Левыкина П. И., при наличии совпадения отдельных особенностей, позволяет считать с достаточной достоверностью, что череп, поступивший на экспертизу, принадлежит телу гр. Левыкина Павла Ильича.
4 таблицы с 12-ю фотографиями прилагаются».
«Черт знает что! — подумал Данченко. — Почтенные люди, ученые, всю ночь сидели над тем, чтобы доказать преступнику, что он преступник!» — Скулы на худом веснушчатом лице Данченко угрожающе сдвинулись, и он, презрительно выпятив губу, мысленно добавил: «Надо было давно и без всякой экспертизы изолировать этого мерзавца!»
Водитель затормозил машину около Белорусского вокзала.
Было пять часов сорок семь минут утра. До отхода поезда оставалось полчаса. Только теперь Данченко вспомнил о Юльке, и ему неудержимо захотелось увидеться с нею, сказать хоть несколько слов. Но сейчас о встрече нельзя было и думать. Впереди еще восемь часов пути, и неизвестно, что может произойти за это время на аэродроме. К тому же до сих пор в этом сложном, загадочном деле не ясна роль еще одного человека — техника-лейтенанта Евсюкова…
А в это время Евсюков сидел в приемной начальника особого отдела, недоумевая, зачем его так рано вызвал подполковник Жилин. Возвращаясь с ночного дежурства в шесть часов утра, Евсюков подходил к дому, когда его встретил посыльный и передал вызов.
Сна как не бывало. До десяти часов дня Евсюков, мучимый всевозможными догадками, просидел в комнате дежурного. Посыльный из столовой принес ему завтрак. Поев без аппетита, он мрачно отодвинул тарелку и спросил:
— Это как же получается, под арестом я, что ли?
Не отрываясь от книги, куда он заносил прибывшую почту, дежурный ответил:
— Я получил приказ вызвать вас, товарищ техник-лейтенант, в особый отдел и задержать до прибытия товарища подполковника.
— Но посуди сам, я же ночь работал, устал, спать хочу, — возразил Евсюков.
— А вы, товарищ техник-лейтенант, не стесняйтесь. Вот вам шинель. Ложитесь здесь на диване и отдыхайте, — предложил дежурный.
Евсюков лег на диван и накрылся с головой шинелью. Но сон не шел. С каждой минутой беспокойство росло, в голову приходили мысли одна горше другой. Его бросало то в жар, то в холод.
Только в шесть часов вечера Евсюков услышал, как к домику особого отдела подъехала машина. Он узнал газик подполковника и, вскочив с дивана, оправил на себе тужурку. Когда подполковник Жилин и капитан Данченко, сухо ответив на его приветствие, прошли в кабинет, Евсюков уже был в достаточной мере «подготовлен» для того, чтобы серьезный разговор с ним не принял затяжного характера.
Ожидая вызова из кабинета начальника отдела, он беспокойно ерзал на стуле. Но прошло еще много времени, прежде чем подполковник вспомнил о Евсюкове.
После доклада капитана Данченко о результатах командировки в Мурманскую область был разработан в нескольких вариантах оперативный план. «Левыкина» надо было брать сегодня же и со всеми предосторожностями: преступник был вооружен, и каждое ранение, даже касательное, могло привести к смерти.
Во время оперативного совещания из округа с фельдсвязью прибыло заключение специалистов по изобретенному «Левыкиным» прибору:
«Заявленный техником-лейтенантом Левыкиным П. И. так называемый КАНАП — контролер авианавигационных приборов — представляет собой точную компиляцию прибора АГФ-2, описанного в журнале “Авиэйшен тэхник ньюс”.
Остается непонятным, каким образом Левыкин мог заимствовать точную схему, расчет и описание этого прибора, если номер журнала со статьей о АГФ-2 вышел по ту сторону Атлантики в июне месяце, а Левыкин сделал опытный экземпляр прибора в феврале этого же года?
Инженер-полковник Н. Никольский».
— Эта история с КАНАПом мне представляется так, — пояснил Жилин. — Снаряжая агента для переброски через границу, хозяева снабдили его схемой АГФ-2. Расчет был простой: для того, чтобы легче проникнуть в среду советских людей, агент зарекомендует себя с лучшей стороны, сделав интересное техническое предложение. Да! — вспомнил подполковник. — А что же, Макасов так и не обнаружил в озере одежды Левыкина?
— Простите, Василий Михайлович, забыл! Телеграмму Макасова мне из Мурманска переслали в Москву. Вот она:
«ИЗ ОДЕЖДЫ КУПИЛ ВСЕ ЧТО ПОЛАГАЕТСЯ НЕ ХВАТАЕТ НОСОК — МАКАСОВ».
— Молодец! Даже текст составил так, чтобы не возбудить излишнего интереса работников телеграфа, — похвалил подполковник и, посмотрев на часы, позвонил в приемную. — «Интересно, что сейчас делает “Левыкин”»?
Вошел старший сержант и на вопрос подполковника доложил:
— Левыкин работал до двух часов на регламентных работах. Обедал в технической столовой. С трех часов находится у себя на квартире в Нижних Липках.
Но уже через полчаса, проверяя наблюдение за домом в Нижних Липках, капитан Данченко обнаружил, что так называемый «Левыкин» давно скрылся из дома.
Когда пришла хозяйка и, недовольно ворча, стала мыть посуду, жилец проснулся от грохота тарелок, послеобеденный сон был нарушен, и вышел на хозяйскую половину.
— Что это вы, Александра Тимофеевна, чертыхаетесь? — спросил он сочувственно и, взяв из ее рук полотенце, стал вытирать мокрые тарелки.
— Будешь чертыхаться! — бросила она, начищая медный чайник толченым кирпичом. — Солдат в огороде целую грядку помидор помял. Лежит на грядках и галок считает! А у меня помидоры знатные — «Алпатьевские»! Я ему: «Ты чего на моем огороде делаешь?» А он: «Девушку одну жду. Любушку свою дожидаюсь…» — говорит! Его, черта, любовь разбирает, а у меня пять кустов томатов погибло…