POLARIS
ПУТЕШЕСТВИЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ. ФАНТАСТИКА
LXХ
Salamandra P.V.V.
ПОД КАМЕННЫМ НЕБОМ
В глубинах пещер
Том IV
Под каменным небом (В глубинах пещер. Том IV). — Б.
м.: Salamandra P.V.V., 2015. — 147 c., илл. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. LХX).
Николай Сладков ПОД КАМЕННЫМ НЕБОМ
Рис. К. Овчинникова
«Самое прекрасное, что мы можем переживать, — это таинственность».
А. Эйнштейн
Нравится тебе тишина? Не вздрогнешь, если за шиворот посыплется холодный песок? Хватит сил лечь в глинистую жижу и поползти? Сумеешь ты изогнуться, как червяк, и пролезть в тесную каменную щель? Не испугают тебя темнота, черная пропасть, грохот подземного водопада? Умеешь ли ты нырять, плавать, карабкаться по каменным стенам?
Если нравится, если сумеешь и не боишься, — то годен ты для путешествия в таинственный подземный мир. Не сейчас, конечно, а когда подрастешь...
Ходим мы под небом. Плаваем, случается, под водой. Но мало кто из нас бывал под землей. Потому-то я и решил спуститься под землю, чтобы все увидеть своими глазами...
Легко сказать — спуститься!
Легко проникнуть под землю кроту: у него лапы-лопаты. Легко пролезть червяку: тонкий и без костей. А человек не червяк и не крот.
Но человеку и не нужно рыть землю, как червяку или кроту За него это сделала вода: она промыла глубоко под землей тоннели и коридоры, которые люди назвали ПЕЩЕРАМИ.
В пещерах темно. Не просто темно, а темным-темно.
В пещерах пропасти — как бездонные колодцы. Бросишь камень — и долго ждешь, пока услышишь стук.
В пещерах даже есть реки — бурные и ледяные.
Чтобы победить темноту, надо взять сильный фонарь. Чтобы спуститься в каменные колодцы, — захватить веревочную лестницу. А чтобы проплыть по подземной реке, — резиновую лодку.
И тогда можно проникнуть так далеко и так глубоко, как не проникало еще под землю ни одно живое существо.
Ни души вокруг: только ты, человек, да подземное царство...
КАЖЕТСЯ
Если в пустой пещере вдруг услышишь шаги и шепот, не верь ушам. Это тебе кажется.
В пещерах часто кажется то, чего нет. Пещеры любят пугать...
Простую трещину они превращают в разлом, выемку в яму, а яму — в бездну. Тупики кажутся бесконечными тоннелями, каменные залы — пустотами без потолка и стен, лужи — озерами без берегов.
Ручьи вдруг начинают вздыхать и плакать, а то и разговаривать человеческими голосами. А каменные сосульки — петь.
Ветер ревет, как яростная вода; вода же лепечет, как ласковый ветерок.
Капли там не только стучат и звенят, но, бывает, еще и... свистят! Свистят, как диковинные подземные птицы!
Прозрачная вода вдруг видится непроглядно-черной или... или никак не видится! И узнаешь о ней только тогда, когда нечаянно ступишь ногой.
Пещеры любят обман.
Они удлиняют расстояния и укорачивают время.
И еще они влекут.
Манят залами и проходами туда, где не ступала нога человека. Сулят открытия и находки, приключения и победы.
И это уже без обмана.
Это уже всерьез.
ТИШИНА... ТЕМНОТА
Нигде больше нет такой тишины, как под землей. Но странная это тишина: она не успокаивает, а настораживает. Все ждешь: вот-вот что-то услышишь. И весь становишься как настороженное ухо. И вслушиваешься так, что начинаешь слышать тишину...
Вот тут-то пещера и подурачит новичка! Он непременно услышит все то, что больше всего боится услышать.
Если он боится диких зверей, то обязательно услышит крадущиеся шаги и злобное ворчание. Если его пугает обвал, он услышит далекий грохот камней, а если наводнение, плеск приближающейся воды.
Если он отстал от своих товарищей, то голоса их будут слышны совсем не оттуда, куда они ушли.
Вот тогда-то к новичку приходят страх и растерянность. И хочется громко крикнуть, чтоб заглушить эту обманчивую тишину.
Но кричать не надо. Надо заново учиться слушать.
И поменьше бояться.
И не надо вглядываться в темноту. Без фонаря все равно ничего не увидишь. Потому что нет на земле места, где было бы темнее, чем под землей. Ни кошка, ни даже сова ничего не увидят там. Там ни утра, ни вечера, ни дня — од-на ночь.
В году 365 долгих ночей. И ночи подземной нет конца. Череда медленных беспросветных лет...
Пожелаем же исследователям перед спуском в пещеру доброй ночи. А после подъема доброго дня!
КАМЕННЫЙ ЛЕС
И под землей бывают леса. Подземный лес похож на настоящий: теснятся стволы деревьев, свисают ветки, торчат сучки. Тут и там виднеются пни. Поднимаются цветы и травы. Даже растут грибы. И пробираться по подземному лесу так же трудно, как и в глухой тайге.
Но это мертвый лес, каменный.
Каменные деревья, каменные кусты, каменные пни. Кусты и деревья растут не только снизу вверх, но и сверху вниз. Те, что растут вверх, СТАЛАГМИТЫ. Те же, что, подобно сосулькам, растут вниз головой, СТАЛАКТИТЫ.
На каждом шагу каменные грибы, каменные цветы и травы. Цветы и травы, которые никогда не осыпаются и не увядают. Грибы, которые никто не собирает.
Мертвая тишина в мертвом лесу.
Ни ветра в густых ветвях. Ни трепета листьев, ни за-паха цветов. Ни пения птиц, ни звона кузнечиков. Все неподвижно, беззвучно и глухо. Тусклый блеск. Молчание камня. Все как во сне...
Да, каменный лес растет. И если спилить каменный ствол, то на пне будут видны годовые кольца. Зимние узкие кольца, и летние — широкие. Потому что летом больше воды просачивается сверху и, значит, больше осадков остается на стволах. Потому-то сразу и видно, сколько дереву лет и сколько зим. Иным деревьям многие-многие сотни...
ВЕТЕР ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ
Когда роешь землю, то выбрасываешь лопатой песок да камни. Ну еще, бывает, дороешься до воды. Думал я, что и везде под землей только песок, вода да камень. Ничего-то я не знал!
Однажды я протиснулся в тесную щель. В лицо ударил ледяной ветер и затушил свечу. Ветер из-под земли!
Чем дальше я полз, тем становилось холодней. Руки зашлись, я весь продрог, когда, наконец, выбрался из трубы. Я спрятал свечу и зажег фонарь. Сполохи света закачались по сторонам: пещера была из стекла! Расплавленное стекло залило пол, потолок, стены, да так и застыло складками и сосульками. Гигантские стеклянные столбы уходили в темноту, и сквозь них виднелись другие, как бы повисшие в полумгле.
Пол был блестящий и гладкий, словно каток. И непроглядно-черный, как омут. Но стоило посветить — и сквозь толщу стекла, там, в глубине, засветились разноцветные камешки. Видно каждую песчинку. Идешь как по воздуху. Страшно оступиться и рухнуть.
С потолка свисают тяжелые люстры, граненые подвески, стеклянные цепочки, сверкающие елочные гирлянды. А стены, как рыбьи бока, встопорщились блестящими чешуйками. Вдоль стен стоят литые прозрачные вазы. Поднимаются округлые тумбы.
— Хо-хо-хо-хо! — выкрикнул я. Но мне ответило только эхо. Тогда я топнул ногой — хрупкие подвески сорвались и, звеня, покатились под ноги. Я поднял осколок и положил на ладонь. Кристаллик вдруг съежился, грани оплыли, он колыхнулся, как ртуть, и превратился... в каплю воды!
Лед!
Вокруг не стекло, а лед. И чешуйки, и колонны, и гирлянды, и вазы. И пол, и стены, и потолок. И ветер потому ледяной.
Пещера изо льда. Дворец ледяной королевы...
Я выбрался из-под земли и долго грелся на солнце.
ПОЮЩАЯ СОЛЬ
В этот раз я шел не один. Спутник был новичком под землей и всему удивлялся. Его поразили стены подземного коридора: они были снежно-белого цвета и тускло мерцали в луче фонаря.
А я думал, что под землей все только черное!
Но больше всего его удивила и напугала тишина. Он нарочно громко топал ногами, чтобы заглушить ее. Когда мы останавливались, он говорил:
— Вот не думал, что я так громко дышу!
И добавлял:
— А я слышу, как у тебя сердце стучит!
Сердце и я слышал: стучит. Как кулаком в дверь!
Мы шли, а он наступал мне на пятки, то и дело тыкал рукой в плечо и шептал:
— Ой, как тихо. Я слышу, как моргаю глазами. Слышу, как улыбаюсь!
Я останавливался, гасил фонарь и вслушивался изо всех сил. Нет, я не слышал своей улыбки — только дыхание и стук сердца.
— Мерещится! — говорил я.
На развилке коридора он схватил меня за плечо и за-дышал в ухо:
— Слышишь? Поют...
— Может, капли звенят?
— Нет, поют.
— Может, бьется летучая мышь?
— Нет, поют!!!
На этот раз и я услыхал. Даже скорее ощутил, чем услыхал. Что-то неясно звучало впереди. Мы ускорили шаги; пение приближалось и становилось ясней. Мы идем, упираясь руками в холодные белые стены. Да, впереди поют! Или играют на органе. Звуки торжественные, плавные, величавые. Они то отдаляются, затихают, то вдруг растут, накатываются, гудят. Мы слушаем, сдерживая дыхание.
Неожиданно наступает тишина, свет фонаря проваливается в пустоту. Мы в большом гроте. Я шарю фонарем, пытаясь нащупать лучом стены, но стен нет. Вокруг нас молчаливые голубые колонны, поддерживающие невидимый потолок. Я поднимаю фонарь: над головой гирлянды белых сосулек! Длинные и короткие, толстые и тонкие, прямые и искривленные. Луч скользит по ним, и кажется, что они колышутся.
И вдруг там, среди леса сосулек, тихо загудела невидимая труба. Гудит она все громче и громче, звук растет как волна, заполняет весь зал: вот-вот треснут голубые колонны и обрушатся белые сосульки!
— Я слышу, как поднимаются дыбом волосы! — кричит товарищ.
У нас у обоих шевелятся волосы. Нет, не от страха —от сильного встречного ветра, подземного сквозняка!