Так геологи про них говорят.
А горщики — искатели красивых дорогих камней — называют погребки ЗАНОРЫШАМИ.
Находят их только случайно, ведь у погребка ни входа, ни выхода.
Погребок — настоящий подземный клад. Клад земли, ларец, переполненный самоцветами.
Стены, пол и потолок погребка усажены кристаллами цветных камней: розовыми, голубыми и желтыми топаза-ми, лиловыми аметистами, бирюзовыми аквамаринами, си-ними, зелеными и красными шерлами. Глыбы горного хрусталя, граненого, как лед, и прозрачного, как вода родника.
Находят хрустальные погреба горщики.
Ювелиры выгранивают из самоцветов красивые вещи.
Техники вытачивают из них детали для тонких и точных приборов.
Так клад земли служит людям.
ВСПОТЕВШИЕ ПОТОЛКИ
Уж этого-то я никак не ждал!
Где еще можно надежнее спрятаться от дождя? Тут над головой не зонт, не палатка, даже не крыша — каменная толща в несколько этажей!
И все-таки я до нитки промок.
А не было ни ветра, ни туч, ни громыхания грома. Но неожиданно по шее ударила первая капля. И, как всякая дождевая капля, змейкой скользнула по спине.
Я поднял лицо — в лоб угодила вторая. И хлынул холодный дождь!
Не тихий обложной дождь — сеногной.
Не частый и дробный — грибной.
Даже не бешено сверкающий — грозовой.
Хлынул неведомый подземный ливень!
Не из тучи, а с потолка. Не косо, не боком, а сверху вниз.
Тут весь потолок набряк водой.
И капли на нем набухали тяжелые, как увеличительные стекла.
Дождь был холодный и гулкий. И некуда было укрыться. Капли долбили в спину. Брызги летели на колени.
Дождь звенел, как сосулечная капель.
Я пробежал чуть вверх и вперед, и сразу дождя не стало. Под ногами пухлая пыль. Сушь и тишина. От подземного дождя трудно укрыться, но от него нетрудно уйти.
Здесь вечная сушь рядом вечный дождь.
И между ними — сотня шагов!
Вот как оно под землей.
Такого нигде не бывает.
Да и не может быть.
ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ
Мы заблудились.
Когда потеряешься в лесу, там все приходит к тебе на помощь: мхи, травы, деревья, пни, муравейники, даже само солнце.
Совсем не то под землей.
Ручей не обязательно выведет к реке.
Тропа может завести в тупик.
Даже ветер, холодный подземный сквозняк, часто дует совсем не от входа.
Под землей и от компаса пользы не много. Что толку знать, что выход на юге, если каменный коридор ведет на запад или восток.
Мы уже не шли, а ползли.
Лежу плашмя, втиснутый в каменную трубу. Позади хрипло дышит товарищ. Упираюсь носками ботинок в уступ и с силой проталкиваюсь вперед. Ой, как трудно дышать! А нет ничего страшнее тесноты и удушья. Помню, в детстве меня повалили и прижали лицо подушкой. Откуда только силы взялись: я расшвырял своих «врагов» и вырвался из-под них. Но в каменной трубе бессмысленна сила, только терпение и расчет.
Выдыхаю и чуть протискиваюсь вперед. Глубоко вдыхаю грудью, поджимаю живот и чуть подтягиваю ноги. Так и ползу на дыхании, выкручиваюсь, как червяк.
Товарищ нарочно отстал: если я заклинюсь, он вытащит меня за ноги.
Фонарь я держу в зубах, он здорово мешает дышать. Нет, дальше так нельзя. Буду сигналить ногой — пусть тащит назад.
Разжимаю зубы и выпускаю фонарь. Он упал и погас.
И я сразу увидел свет!
Свет слабый, зеленоватый, как через толщу воды. Но что из того: свет под землей это путеводная звезда в ночи!
Велика сила света. Все живое тянется к свету. Цветы поворачиваются за солнцем. Птицы летят на свет маяков. Бабочки мчатся на свет ночного костра. Рыбы сплываются на свет фонаря. Но сильнее других тянется к свету человек. Свет —это жизнь. Это выход из подземного мрака.
Опять вдыхаю, то грудью, то животом. Выплевываю песок. То вытягиваюсь, то сжимаюсь. И вот вывалился из каменного горла, как вываливается весной из водосточной трубы подтаявшая глыба льда.
Но выхода не видно. Стены зальца светятся сами по себе!
Свет струится со стен, с потолка. Он под ногами и над головой. Все усыпано изумрудными капельками росы. Нигде на земле мы не встречали такого света. Только однажды, в глубине лесного озера, у затененного деревьями берега, видел я что-то подобное. Блики солнца качались по дну и выхватывали из темноты изумрудные пятна подводного мха.
Мох! Трогаем ладонями стены — под руками махровый ковер. Стены затянуты мхом — особым, мерцающим изнутри, диковинным, светящимся пещерным мхом!
Мы подносим руки к глазам — и видим свои зеленые пальцы. Мы вытягиваем руки — черные растопыренные ладони беззвучно скользят по зеленому сиянию. В глазах товарища я вижу зеленые искры!
А скоро нашли и лазейку наверх: она оказалась рядом. Солнце наверху ослепило глаза. У ног яркий и пестрый — даже в глазах зарябило! — альпийский луг. Над нами лиловые скалы. Под нами внизу деревья — как зеленые фонтаны, бьющие из-под земли. Все в тысячу раз чудесней и сказочней, чем под землей. И все же видение чудесного грота, мерцание мохового ковра с изумрудной росой все возникает вновь, стоит лишь только закрыть глаза...
ХОРОШО!
Есть у пещер особенность: что бы ни случилось там с вами плохого, тяжелого, даже опасного — все со временем обратят они в приятное воспоминание.
— А помнишь, как я два часа волчком крутился на веревке над пропастью?
— А помнишь, как я заклинился в тесной дыре — ни вперед ни назад?
— А помнишь, как мы заблудились и двое суток не ели и не спали? Хорошо!
Один мой приятель тонул. Он был отважный парень. Из всех нас он один отважился нырнуть в черную дыру, залитую водой, в нее уходила подземная речка.
— Я могу не дышать две минуты! — сказал он. — Если через две минуты я не вернусь — тяните за линь.
Не спеша надел маску и ласты, обвязался крепким шнуром, зашел по плечи в воду, нащупал руками дыру под стеной и нырнул.
Я не знаю, что страшнее: нырять или вот так, в полном неведении, держаться за конец веревки... Через полторы минуты мы не выдержали и потянули. Веревка не поддалась: на конце ее забилось тяжелое тело, оно отчаянно сопротивлялось. Мы дружно навалились и выдернули ныряльщика из дыры, как окуня из ледяной лунки. Он плевался водой и бешено грозил кулаками.
Оказалось, что он нащупал в глубине подводного коридора нишу, где можно было высунуть голову из воды и дышать. Вот он там и дышал, переводя дух, когда мы неожиданно дернули, окунули его в воду и поволокли, стукая обо все косяки.
Кашляя и ругаясь, он все же рассказал:
«Я сразу включил фонарь, но ничего не увидел, кроме желтого кружка на каменной стене. Так и плыл за этим желтым кружком, отталкиваясь от стен руками. На дне бы ли камешки, как россыпь разноцветной фасоли. А воды будто и совсем не было, такая она была прозрачная. Но вдруг над головой загрохотали волны, прямо как морской прибой! Я дернулся вверх и... высунулся из воды. Над водой была ниша, и вода не доставала до потолка. Маленькие волны, поднятые мной, бились о стенки каменного мешка, но грохотали и гудели так, будто начинался обвал. Воздух был сырой, но чистый. Я облегченно вздохнул».
И вот тут мы стали его спасать.
«Так и думал, что либо заклинюсь и задохнусь, либо вы перервете меня пополам!»
И он опять начал на нас кричать и грозить кулаками.
Но это тогда, в пещере.
А сейчас, вспоминая, как он чуть не утонул, он мечтательно говорит:
— Хорошо!
И голос у него мягкий. И движения рук плавные. И пальцы не сжаты в кулаки. И в глазах у него тоска. Тоска по подземным тоннелям, залитым водой.
САМАЯ ИНТЕРЕСНАЯ
В разных мы побывали пещерах; какая же из них самая интересная?
Нет, не та, в которой шумит подземный дождь.
Пожалуй, и не та, в которой нашли мы подземный жемчуг.
И даже не та, в которой спрятаны подземные клады — хрустальные погреба.
Самая интересная — в которой ты еще не был. Особенно если никто еще в ней не был. Самая интересная пещера — пещера не открытая.
Бросишь в провал горящую бумагу — а дна не видно.
Бросишь камень — а стука не слышно.
Подставишь щеку — ветер холодит. Ветер черной глубины...
Приставишь к уху ладонь — шумит. Плещет глубинная вода...
Не пройденные проходы, не проползенные лазы, не из-меренные пропасти. Не осмотренные тупики, не услышанные водопады, не переплытые озера. Не увиденные сталактиты, не открытые пещерные рисунки, не найденные подземные сокровища.
Реки, которые еще не знают весла. Каменные цветы, которых не касались руки. Гулкие залы, в которых еще не ступала нога человека.
Наверное, эта, еще никем не открытая, пещера и есть самая глубокая, самая красивая, самая удивительная в мире.
Потому-то она и самая-самая интересная.
Вазы, чаши, бокалы...
Я перечисляю то, что вижу.
Колонны, драпировки, статуи. Пагоды, минареты, башни. Скребки для шкур, наконечники копий и стрел.
Где можно увидеть вместе все эти разные вещи?
Конечно, в музее, хорошем городском музее. И еще в одном месте — в пещере.
Пещера — это музей природы.
Прохлада и тишина. Блеск сталактитов и сталагмитов. Скульптуры из камня, глины и льда. Балдахины и занавесы из гипса. Каменные цветы, драгоценные камни. Мрамор, хрусталь, жемчуг. Наскальные рисунки первобытных людей, кости вымерших животных.
Да. это музей!
Музей природы, которому тысячи лет.
В музеях принято надевать неслышную мягкую обувь. В музеях говорят вполголоса. И ничего не хватают руками. Это в тех музеях, которые создали люди. А в пещерах — в музеях природы — пока еще все не так. Там еще слышится топот тяжелых сапог, грохот железного молотка, звон разбитых кристаллов.
Сумки, набитые осколками украшений. Раздавленные цветы. Разграбленные ниши — витрины. Копоть на стенах от свечей.
И под землю проник браконьер.