– Захарыч! А чего Пашка шпорами не пользуется? Зря надевал, что ли? Для чего они тогда вообще нужны? – Венька вступил в беседу.
– Шпоры применяют, чтобы усилить действие шенкеля, и не более того. Пользоваться ими нужно, только чтобы дать почувствовать животному твою команду. Чуть-чуть, играючи. По правилам Международной ассоциации конного спорта вообще нельзя использовать чрезмерно острые шпоры, бить животное слишком сильно по крупу. Это считается откровенным варварством. Можно обойтись и без всего этого. Ну, или почти обойтись. У нас в цирке настоящие мастера на шпоры никогда не надеялись. Только на ум лошади. И на свой, у кого он был… – Захарыч скривился, видимо вспомнив тех, у кого ум, как таковой, отсутствовал.
Отношение к животным в цирке у Захарыча было определённое. Он не подбирал слов для дрессировщиков, которые доминировали над подопечными, демонстрируя своё превосходство. Не дай бог, если Стрельцов встречался со случаями насилия над животными! Тут для него авторитетов не было – народный, заслуженный или ещё там какой – всё едино! Мог и в морду за это дать. В цирке об этом знали и помнили.
– Ну, а эта штуковина, как её… форпайч! Им-то ведь можно? – неунимался в своём любопытстве Венька, вспомнив и к месту употребив плохо запоминающийся термин, за что получил одобрительный взгляд Захарыча и хмыкнул: знай наших! – Чего он у Пашки под мышкой ночует?
– Это тоже не средство управления, скорее предмет для лёгкого наказания, если так уж припёрло. В работе с лошадью применяются три основных вида команд. Для тебя говорю, Веня! – Захарыч тут схитрил. Он скорее напоминал основы управления лошадью Пашке и Свете. Последняя сидела в зрительном зале и внимательно следила за репетицией.
Рисунок Арины Герасимовой
– Первое – тело. По тому, в какую сторону всадник наклоняется в седле, тренированный конь легко поймёт, что от него требуется. Второе – шенкель. Другими словами – внутренняя сторона ноги всадника от бедра и до ступни, прижатая к боку животного. Третье – поводья. Они, Веня, не рвут губы лошади, естественно, если не зверствовать, только направляют животное в нужную сторону. Дополнительным средством является хлыст, он же форпайч, имя которого ты, наконец, запомнил! – Захарыч послал Веньке взгляд, полный мёда. Тот, как пчела на патоке, довольный, разулыбался.
– Несмотря на угрожающий вид, он не способен причинить здоровью лошади ощутимого вреда. Это как указка в руках учительницы. Ей, конечно, можно треснуть двоечника за шалости! – Захарыч сурово посмотрел на Веньку. Тот понял – двоечник в цирке пока он…
– В работе с животными прежде всего – терпение и любовь. Подкормки и прочее – это лишь физические взаимоотношения. Добиться любви животного, понимания, чего от него хотят, – вот высшая цель дрессировки. – Захарыч снова строго и многообещающе посмотрел на Веньку, словно уже примерял к его бедной голове ту самую указку.
– Вот ты свои машины моешь, тряпкой протираешь, оглаживаешь, лоск наводишь. Лошадь не машина и не игрушка, у неё есть эмоции, она может испугаться, обрадоваться, полюбить всадника или испытывать к нему неприязнь. Потому и относиться к ней следует, как к живому существу: хотя бы иногда похлопывать по шее, что означает поощрение, подкармливать лошадиными лакомствами и проводить с ней время. К вопросу, почему тебя Сармат недолюбливает? Иногда животное может вести себя неприветливо, потому что имеет проблемы со здоровьем или ещё по какой причине. В твоём случае, он просто тебя ревнует к Свете. Так что будь осторожен! У плохо настроенного животного уши прижаты назад или стоят домиком, ноги напряжены, хвост и голова подняты вверх. Разговаривай с Сарматом, как с равным. Он понимает тембр голоса, интонацию, а значит, и смысл.
– Ага, значит, к Пашке он не ревнует, к тебе тоже, а ко мне ревнует. Нормально!
– Пашка – муж. Я близкий родственник, чего к нам ревновать?
– А я, значит, цветок в проруби! – Венька было обиделся.
Подошедшая Света чмокнула Веньку в щёку, тот заметно сомлел. Пашка сделал вид, что не заметил, отвернулся, дабы не огреть Веньку его любимым форпайчем. «Всё-таки выпросил, зараза!..»
– Ты, Венечка, больше, чем родственник! Ты – друг! И мой будущий партнёр по номеру – это я тебе обещаю!..
Глава пятая
Год назад они выпустили номер «Высшая школа верховой езды», который работала Света. Исполняла она его на Сармате. Захарычу удалось в короткий срок обучить этого норовистого коня ходить под седлом, что было весьма не просто. Заставить лошадь, работающую «свободу», носить на себе седока и исполнять «выездку» – дело почти невыполнимое. А тут – Сармат! Конь с необузданным норовом и неукротимым характером вожака. Секрет успеха заключался в том, что этот конь был феноменом. Захарыч почувствовал, что это возможно, видя одно обстоятельство. Обстоятельство тонкое, деликатное, возможно, самое главное – конь был влюблён в Свету. Она на него села. Он позволил…
Этот конь от природы был наделён недюжинным интеллектом. С Венькой он был строг, с Пашкой – нейтрален, с Захарычем – покорен и уважителен. К Свете же Сармат питал истинную любовь. Когда она входила на конюшню, раздавалось его приветственное ржание и нетерпеливый стук изящных ног по дощатому полу денника – словно он летел ей навстречу. О! Это был редкий конь! «Такие появляются в цирке раз в сто лет! – утверждал Захарыч. – Это – человек!..»
Сармат при встрече, млея, смотрел на Свету так же, как и Венька, – теми же томными, соловелыми глазами. Оба были готовы содрать с себя шкуры и бросить их к ногам избранницы.
«Целый табун воздыхателей! – Пашка поймал себя на чувстве ревности, шевельнувшемся внутри дождевым червяком. – Не конюшня, а какой-то тир для амуров и купидонов!..» Эти голенькие пацанчики с крылышками, в его случае, послали свои стрелы тоже не «в молоко»…
Пашка с Захарычем часто смотрели выступление Светы на Сармате. Улыбались, замечая некоторые особенности, сокрытые от глаз зрителей. Опыта у Ивановой в этом жанре было мало. Она не всегда успевала попадать в нужный ритм. Выручал Сармат. Он слышал музыку и переходил на смену шага или к новой фигуре точно с первыми аккордами циркового оркестра. И если Света, немного опаздывая, давала ему команду шенкелями или трензелями, тот нервно встряхивал головой и как бы говорил: «Не мешай, если медведь на ухо наступил!..» Однажды они провели эксперимент. Попросили звукорежиссёра записать оркестр и включить фонограмму на репетиции. Света стояла в центре манежа, держала в руках длинную корду, пристёгнутую к Сармату. Тот был без сбруи и седла, лишь в оголовье. Она давала команду голосом, чуть поддёргивала корду, когда нужно было переходить на испанский шаг или двигаться боком. Сармат безукоризненно исполнял команды, как если бы Светлана сидела на нём и делала то же самое, привычно работая поводьями и голенищами.
Все видели, с какой неохотой Сармат каждый раз позволял водрузить на себя седло. Он прижимал уши, недобро поглядывал на тех, кто его обслуживал, норовя прихватить зазевавшихся. Выручала Света, которая разговаривала с конём, оглаживала его, отвлекая от докучавшего процесса. Работал он, судя по всему, тоже без особого восторга, исключительно из любви. В результате, у Захарыча родилась идея сделать совсем другой номер, где конь будет не под седлом, а жанр сохранится и добавится значительная доля зрелищности. Стрельцов решил воссоздать номер, практически вымерший в цирке из-за его сложности – «догкарт». В двухколёсном лёгком одноконном экипаже Света, этакой царицей, будет выезжать на манеж, а Сармат управляться на расстоянии исключительно голосом и длинными вожжами. Изогнутое дышло кабриолета, укреплённое шарниром, не помешает лошади исполнять трюки. Сармат сможет по-прежнему идти испанским шагом, испанской рысью, пассажем, двигаться боком в два следа, исполнять салют, балансе и поклоны. Захарыч собирался украсить вожжи, сиденье и колёса цветочными гирляндами, а всю упряжь отделать под костюм исполнительницы. Через год он надеялся ввести в номер и дрессированных русских борзых, которые будут сопровождать конную работу, пробегая между копытами коня и колёсами кабриолета. Захарыч ещё помнил эту красоту, забыть которую было невозможно. Пришло время вернуть подобный номер на манеж. У Захарыча появилась цель и новый смысл его цирковой жизни…
Глава шестая
«…Возникновение нового жанра связывается с именем Каролины Лойо, которая в цирковых летописях считается первой профессиональной наездницей высшей школы…» – Стрельцов водил заскорузлым ногтем по строкам пожелтевшей страницы, вещал проникновенно и неторопливо, делая многозначительные паузы в нужных местах, поднимая указательный перст, как бы призывая слушателей к максимальному вниманию.
Пред ним была научная книга Кузнецова «Цирк» 1931 года издания. Уже сам этот факт приводил Захарыча в священный трепет. Он вообще благоговел перед умными книгами, а перед подобными этой готов был упасть на колени и бить земные поклоны. Слушателями Захарыча сегодня были Света, Венька и в какой-то степени Пашка, который чудом достал эту книгу в местной библиотеке. Пашке было многое знакомо из лекций в цирковом училище. Ему хотелось, чтобы что-то новое узнали и его близкие.
Захарыч священнодействовал дальше: «Королина Лойо очень быстро завоевала самую разнообразную публику и заняла положение примадонны парижского стационара, причём её личный успех перерастал в принципиальный успех самого жанра. И приблизительно с начала сороковых годов цирк без школьной наездницы был уже немыслим. В дальнейшем, наряду с сольными выступлениями, был создан ряд комбинированных композиций: школьные дуэты, парные школьные тандемы и школьные кадрили…»
– А мы возродим «догкарт»! Здесь об этом тоже есть, я нашёл. – Захарыч подмигнул Свете. – Ну, ты, Пашка, удружил, хомут тебе в дышло! Всю ночь читал, глаз не сомкнул!
Захарыч с нежностью и любовью посмотрел на своего воспитанника. Эта некогда «длинноголявая жердя» пятнадцати лет от роду, ничего не знающая и не умеющая делать в цирке, превратилась теперь в стройного молодого парня, отличного жонглёра и уважаемого человека.