Он приподнялся на локте, затем сел на грязный пол и проговорил:
– Пожалуйста…
Себ ничего не услышал, кроме эха от захлопнувшейся двери. Он закрыл руками уши, чтобы не слышать этого шума. Уши заложило, и он подумал, что его сейчас стошнит.
Когда тошнота прошла, он поднялся на ноги и, спотыкаясь, бросился вниз. Луч фонаря метался по стенам и полу, он бежал прямо сквозь тени, расступающиеся перед ним и прячущиеся в комнаты, мимо которых он пробегал. Он старался не смотреть на движения и шевеления в районе потолка, когда пробегал мимо спален. Он отворачивался от серых пятен, которые напоминали ему мокрую мертвую кожу. Только в средней комнате, напротив лестницы, что вела на первый этаж, все те же настойчивые звуки насилия и предсмертные стоны привлекли его внимание. В этой комнате он увидел еще одну фигуру, парящую в воздухе: она была тусклой, почти безжизненной, за исключением отростка, который, как мертвая пуповина, торчал из ее приросшего к позвоночнику живота.
Себ вихрем пронесся через прихожую и кухню, стараясь перекричать шум, царящий в его голове: он орал сам на себя и на всех тех, кто, бормоча что-то неразборчивое, пытался прокрасться мимо и попадал ему под ноги.
Забежав в высокую траву, он дважды споткнулся и упал, но каждый раз снова поднимался. Он миновал огороженный стеной сад и добежал до розария. Ослепший от страха, сломленный всем произошедшим, он чувствовал острую необходимость найти Джойс, попросить ее защиты и убедить Веронику прямо сейчас оговорить с ним все условия сделки, только бы скорее закончилась эта жуткая ночь. Но вскоре он понял, что ничто не заставит его двинуться дальше по этой каменистой тропинке.
Он выключил фонарь и уже подумывал выбросить его куда-нибудь в темноту, чтобы больше не возникло соблазна включить его до того, как взойдет солнце. Если б не его свет, он бы никогда не увидел, кто идет вдоль розовых кустов, никогда бы не узнал, сколько их пробирается между деревьями, растущими вдоль тропы.
Толпа двигалась по направлению к Тору. Все они передвигались, припав к земле, переговариваясь непостижимыми голосами. Он не мог двинуться, а они подходили все ближе. Скоро он окажется среди них.
– Нужно возвращаться, – произнес женский голос совсем рядом. – Здесь больше нет света.
Глава 27. Сбрось свой саван
Через три часа после рассвета две женщины нашли писателя в одной из больших комнат в передней части здания. Он сидел на старом обшарпанном стуле, которым не пользовались, казалось, целую вечность.
Его тело было обернуто старой, но хорошо сохранившейся шубой. Когда женщины вошли в комнату, он не пошевелился и даже не моргнул. Ставни на окнах были закрыты. Тяжелый запах застоявшихся духов висел в воздухе, окутывая удушливым облаком каждого, кто посмеет приблизиться к стулу.
Женщины обменялись взглядами и смотрели друг на друга, пока одна из них, длинноволосая, не начала чихать и тереть руками глаза. Затем она подняла взгляд к потолку и пробормотала что-то, словно обращаясь к кому-то вне этой комнаты. Наконец она подняла небольшой рюкзак, брошенный около стула, и заглянула в него.
– Принести лопаты? – спросила она у своей компаньонки.
Вторая, с похожей на саксонский шлем прической, бросила полный презрения взгляд на сидящую фигуру. Она раскрыла полы шубы, в которую был завернут писатель, и приложила свою ладонь к его груди.
– Нет, он еще дышит.
Она несколько раз щелкнула пальцами прямо перед его носом, но он так и не проявил никаких признаков жизни.
– Еще очухается.
– Поставить чайник? – спросила ее компаньонка.
– Да, пожалуйста. Позже мы вернемся, чтобы обсудить все условия.
КОНЕЦ
Часть третья. Сквозь туман
Глава 28. Моя душа поднималась, дрожа
Шесть месяцев спустя, вскоре после того, как я напечатал слово «КОНЕЦ»
– Нам не понравилось, – сказала Венди. – Взять хотя бы этих персонажей. Это что, мы? Вот эти вот… существа? Эта Джойс? И эта жуткая Вероника? Знаете, я еще никогда не читала ничего настолько унижающего наше достоинство!
Но у тебя действительно желтые зубы и от тебя действительно воняет, ты чокнутая и ты шантажировала меня и вымогала мои деньги. Так в чем проблема, Вероника? Ой, прости, я хотел сказать – Венди. Да, и еще: твоя стрижка – это просто жуть. Я до сих пор не уверен, но мне кажется, ты сделала ее сама кухонными ножницами или ножом и вилкой. Или же это Джойс – ой, еще раз извиняюсь, я имел в виду Нату – забралась повыше и обработала твою голову секатором? Я вовсе не давал волю своей творческой фантазии, описывая твою дурацкую внешность. Единственное, что я сделал, – это изменил цвет твоих волос: благодаря мне ты стала блондинкой, а не пепельно-серой мышью.
– Да, точно! – воскликнула Натали, воодушевленная своей компаньонкой. – И наши идеи, сами идеи нашей организации. Вы ведь все извратили! Боюсь, это не добавит уважения нашему международному сообществу.
Ты так считаешь, Джойс? Прости, я, конечно, хотел сказать, Натали. Никто никогда не знает наверняка, что он из себя представляет. Разве не так? Уж тебе-то следует ценить это. Поскольку ты лишена даже намека на самооценку или хотя бы чего-то, что можно было бы принять за здравый смысл. Тобою управляют низменные звериные инстинкты – иначе ты бы смогла понять, насколько отвратительны, нелепы и злобны вы обе, как и вся ваша «организация».
В свою защиту хочу сказать: мои ассоциации с вашей «организацией» нервировали меня самого куда больше, нежели я это показал на бумаге. Разве не этого вы хотели: прославить чудеса вашего дорогого Мастера и его знаменитого общества проекционеров в интерпретации моего воображения?
Вы это и получили – правду. И кое-что на закуску: ваш Мастер всегда заявлял о своей собственной менее известной «работе», так вот – кроме изменения нескольких имен и цвета волос – все остальное в моей книге – истинная правда. Вся правда. Я даже не стал бы называть ее художественной литературой. Я бы назвал ее отчетом о своем необычном жизненном опыте.
– Вы хотите сказать, что… – произнесла Венди с искаженным от злости лицом, выражение которого не менялось с того момента, как она постучалась в мою дверь, сжимая в руках рукопись. – Вы потратили шесть месяцев… Шесть месяцев мы ждали и ждали эту книгу, и вдруг вы преподносите это… Эти «Желтые зубы»? И на чьи это зубы вы намекаете?
Я откашлялся, чтобы прочистить горло.
– Ну, что ж, Венди. Обычно на создание романа у меня уходит чуть больше года. Но, исходя из того, что вы чрезмерно давили на меня, постоянно напоминая о срочности и нехватке времени, учитывая исключительность книги, которую я писал, не говоря уже о живом… слишком живом «материале», которым я был в избытке обеспечен со дня нашего первого знакомства, у меня было достаточно вдохновения и мотивации, чтобы закончить этот труд как можно скорее. Мне также было даровано моим издателем разрешение развить такие детали, как зубы, и тому подобное.
Венди сплела свои пальцы в нечто похожее на костлявое месиво и затрясла этим пучком костей перед моим носом.
– Но вы даже не изменили все имена! Вы остались тем, кто вы есть. Вы. Вы включили себя в эту историю! А эта книга должна быть не про вас, а про него и про труд всей его жизни. Это неприемлемо. Это совсем не то, что мы просили. Это не то, что от вас требовалось.
– Нет, это совсем не то, – сказала Натали. – Вы нас очень, очень разочаровали. Честно говоря, я испытала некоторое дежавю – прямо как после встречи с вашим другом Юэном.
– Точно, Ната, абсолютно так, – подхватила Венди, усиленно кивая головой, чтобы подчеркнуть значимость своих слов.
Я видел, как наливалось гневом лицо Наты. Казалось, она очень долго ждала, чтобы дать выход тому, что накопилось у нее на сердце, отыграться на ком-нибудь. Представляю себе, как это, должно быть, трудно: десятилетиями жить с таким человеком, как Венди, да еще в этой развалюхе на задворках Тора, прислуживая ему и всем этим «бывшим» из АПР, или Ассоциации психологических расследований. В своей работе я, по крайней мере, заменил аббревиатуру АПР на ОПИ – хотя вряд ли кому-то, кроме небольшой горстки людей, известно, что такое АПР.
– Вы, писатели, всегда так много всего обещаете. А мы были так сильно в вас заинтересованы, мы предоставили вам такую прекрасную возможность проявить себя, вы получили доступ к настоящим чудесам, а вы… вы принесли нам это? Вы убили нас. Вы опустили нас, АПР, вы опустили его и сами опустились ниже некуда.
Венди смотрела на Нату со смешанным чувством удивления и восхищения, которое тем не менее быстро сменилось чем-то, больше напоминающим оскорбление или обиду, так как, очевидно, она сама хотела высказать мне все это, но негодная подчиненная, что называется, сняла это у нее с языка.
– Спасибо, Ната, – сказала она с таким видом, будто хотела показать, что на этом участие ее коллеги в дискуссии закончено.
Я еле сдержался, чтобы не улыбнуться от удовольствия. Месть моя была сладка, и все, что для этого требовалось, – просто правдиво описать все мои недавние переживания. Но было бы глупо и дальше продолжать их провоцировать. Несмотря на общий тон романа, я был уверен, что аванс, который выплатит издатель, удержит их от яростного желания отомстить мне. Бывают моменты, когда выгодно оказаться не оправдавшим доверие писателем, потому что побочным продуктом этого является свобода.
– Вы просили меня предоставить вам мою интерпретацию всех связанных с вашей организацией событий, произошедших с момента возвращения Юэна в мою жизнь, Венди. Вы просили, чтобы я показал то, чему вы посвятили всю свою жизнь: ему, Хаззарду. То, что получилось, – честное отображение всего, что мне пришлось пережить. Боюсь, то, как я вижу вас и вашу организацию, в корне отличается от того, как вы сами воспринимаете себя. А я могу писать только то, что чувствую необходимым. Я вам уже говорил: боюсь, я не могу писать по заказу. Моя история более целостная, чем вам кажется. И не надо мне говорить, что