Смотрю на часы. Сейчас должны начать постановку парусов под просушку. Солнце светит ярко, поверхность канала немного рябит. Вряд ли ветер сильнее четырех баллов. Выхожу из каюты и поднимаюсь на полуют. Резко и отрывисто бьют склянки. Из носовых помещений, один за другим, быстро поднимаются матросы. Каримов уже на палубе. Он отдает команду, и все устремляются к фок-мачте. Часть людей снимает чехол с фока, часть на полубаке поднимает кливера. Работают быстро и с охотой, но бессистемно и неумело. Вот пошел наверх бом-кливер, но шкоты у него не закреплены, и парус полощет по ветру. Шкоты, как змеи, извиваются и прыгают по палубе полубака. Их ловят и крепят. Вот медленно пошел вверх отсыревший огромный фок. Работать тяжело, команда часто отдыхает, чувствуется отсутствие навыка и умения расставить силы. Перехожу на левый борт и смотрю отсюда. Вот наконец все носовые паруса, кроме брифока, поставлены. Команда поднимается на полуют и начинает разбирать снасти бизани. Мимо меня, тяжело дыша, проходят два матроса: один пожилой, невысокий, но очень крепкий, с густой проседью на висках, а другой с широким молодым лицом, курчавыми каштановыми волосами, с расстегнутым воротом, из-под которого видна широкая, мало тронутая загаром грудь. Первый, вероятно, Шарыгин, решаю я. Он на судне самый старый. Ему, кажется, сорок два, вспоминаю я данные списка команды. А как же фамилия второго? Но в это время Каримов кричит с надстройки:
— Решетько! Сюда!
Молодой матрос быстро поворачивается и хватается за поручни трапа. Ловкое движение — и он уже наверху.
— Борис Дмитриевич! — кричит Каримов. — Брифок ставить?
— Ставьте, — отвечаю я и, выйдя на стенку, останавливаюсь у той же бочки, около которой стоял утром. Теперь «Коралл» одет парусами, ветер наполняет их, слегка заполаскивая. Стою и любуюсь, но тут же замечаю, что кое-где паруса не посажены до места. Несколько матросов быстро, но как-то неловко поднимаются по вантам на брифок-рей. Вот трое уже наверху, двое начинают, неуверенно ступая по пертам, расходиться по рею к его нокам, третий, я узнаю Шарыгина, остается на середине рея. На полубаке, запрокинув голову, стоит Каримов и что-то громко командует. Слов не слышу, они тонут в грохоте порта.
Возле меня останавливаются прохожие. Они разглядывают судно и обмениваются одобрительными замечаниями.
На корме соседнего парохода тоже показываются люди. Оба наших матроса уже достигли ноков брифок-рея и снимают с паруса чехол. С левого берега Сергеев, с правого, в сторону канала, — Решетько. Ноки выдаются за борт и висят в воздухе на двадцатиметровой высоте.
«Напрасно послал Александр Иванович на брифок-рей Решетько, — думаю я. — Сам ведь говорил, что он еще неопытный, на судне работает впервые».
Только успеваю об этом подумать, как сзади раздается испуганное восклицание. Каримов что-то кричит, бросается к вантам правого борта и быстро бежит вверх. Решетько висит на руках, крепко держась за парус, уложенный на рей. Ноги его болтаются в воздухе. Но вот он подтягивается на руках, ловит перты ногами и что-то успокоительно кричит Шарыгину, который быстро двигается к нему. Затем они вдвоем снимают чехол с паруса, Каримов помогает им, и парус, заполоскав, скользит вниз и наполняется ветром. На полубаке подбирают шкоты. Люди спускаются вниз. Каримов идет ко мне, он тяжело дышит, но улыбается.
— Решетько на рей не посылать, — говорю я ему, — пускай привыкает пока внизу.
Смотрю на часы и не верю своим глазам — четырнадцать сорок. Значит, для того чтобы поставить паруса на стоянке, у стенки, при весьма умеренном ветре, пришлось затратить один час сорок минут.
— Нет, так дело не пойдет, — обращаюсь я к Каримову. — С завтрашнего дня постановку парусов будем проводить ежедневно с утра, если будет позволять погода. Нужно научиться ставить за пятнадцать — двадцать минут. Людей сегодня же вечером распишем по определенным местам и твердо установим, что должен делать каждый. В семнадцать часов соберите команду в кают-компании.
— Есть! — отвечает он, и мы продолжаем любоваться шхуной. Конечно, она будет хорошо ходить под парусами. К нам присоединяется Сергеев.
— Александр Иванович, — говорит он, — смотрите: «Кальмар» тоже ставит паруса.
Мачты «Кальмара» также покрываются парусами, и маленькие фигурки матросов копошатся на брифок-рее.
— Они часто ставят паруса, не реже, чем раз в три-четыре дня, — добавляет Сергеев и выжидательно смотрит на меня.
— Мы будем ставить каждый день, — отвечаю я.
Сергеев оживляется, его суровое лицо проясняется.
— Вот это правильно. Мы их еще вызовем на соревнование и «обставим», — говорит он убежденно и скупо улыбается.
К нам медленно, типичной морской развалкой, подходит капитан «Кальмара» Александр Александрович Мельдер. Он низок ростом, коренаст, его обветренное лицо темно-кирпичного цвета изборождено морщинами. Маленькие голубые глаза под белесыми бровями смотрят приветливо. Мы здороваемся. Я встречался с ним раньше, и мы знакомы.
— Вы назначены на «Коралл»? — спрашивает он. Услышав мой утвердительный ответ, Мельдер долго молчит и потом замечает: — Это хорошо.
И снова молчит. Его молчание меня не удивляет. Александр Александрович славится как один из самых опытных моряков-парусников и как один из самых молчаливых людей. Больше чем два слова подряд он произносит очень редко. Всем, кто его знает, известно также, что он очень добр и очень застенчив. Команды тех судов, на которых он плавает, обычно относятся к нему прекрасно и очень его любят.
Все это известно и Каримову, которого тоже не удивляет молчание Мельдера. Сергеев уходит на судно, а мы втроем еще долго стоим и молча смотрим на мачты, покрытые парусами. Потом Мельдер говорит:
— Левые бизань-ванты ослабли. — Немного помолчав, добавляет: — Заходите к нам, — кланяется и уходит.
Мы с Каримовым также идем на судно. Прохожу в штурманскую рубку, достаю график перехода и принимаюсь подсчитывать расстояние по трассе маршрута и уточнять порты заходов. Переход большой и тяжелый, но очень интересный. Необходимо запастись продовольствием, подсчитать потребное количество питьевой воды на наиболее длинный переход в Тихом океане, заказать запасные тросы для бегучего и стоячего такелажа, проверить расход горючего при возможных встречных ветрах. Да, многое еще нужно сделать перед выходом в море.
Подсчитываю и одновременно наблюдаю, как команда во главе с Каримовым убирает паруса. Матросы очень спешат и поглядывают в сторону «Кальмара». Очевидно, там тоже убирают паруса, и матросы «Коралла» хотят сделать это быстрее.
Убрать быстрее не удается. Это видно уже по тому, что перед концом работы темп немного сбавляется. Очевидно, «Кальмар» закончил и больше перегонять некого. На брифок-рей поднимаются Каримов, Сергеев и Рогалев — крепкий рослый матрос, временно исполняющий обязанности боцмана. Уборка проходит без каких-либо инцидентов. Каримов с Сергеевым еще раз проходят вдоль палубы, проверяя, как убраны снасти и надеты чехлы. «Странно, — думаю я, — почему Сергеев, а не Рогалев? Исполняет ведь обязанности боцмана Рогалев».
В 17 часов Каримов докладывает, что команда собрана в кают-компании. В маленькой кают-компании очень тесно, часть людей стоит в коридоре. Внимательно оглядываю лица. Ведь это люди, с которыми нужно пройти почти 8000 миль при различной погоде и многих непредвиденных случайностях, которые предусмотреть сейчас невозможно. Среди лиц, уже виденных мною сегодня, есть и незнакомые. Вот высокий пожилой матрос с густой проседью в черных волосах и добрыми, спокойными карими глазами — это Быков, исполняющий обязанности повара, о нем мне рассказывал Каримов. А вот два моториста, это видно по их рукам. Один из них — средних лет, высокий и плотный — Костев, а второй, конечно, Олейник. Молодой черноволосый, среднего роста, с открытым лицом — он самый молодой на судне: ему 24 года.
Представляюсь команде и начинаю говорить о задачах перехода, о том, для чего нужен парусный флот в водах Дальнего Востока, о том доверии, которое оказано нам поручением проложить трассу переходов парусных судов. Рассказываю о славных традициях русского парусного флота, о необходимости следовать этим традициям. Напоминаю, что на нас, как на первое советское парусное судно, идущее в такой дальний путь, будет обращено очень большое внимание в иностранных портах и что мы должны высоко держать честь нашего флага.
Подчеркиваю, что необходимо отлично работать с парусами и содержать судно в образцовом порядке. Времени до выхода в море у нас осталось немного, и необходимо упорно работать и учиться. Как пример, которому нужно подражать в смысле скорости и четкости работы с парусами, привожу «Кальмар».
В конце сообщаю о том, что с завтрашнего утра парусные учения будут проводиться ежедневно, а свободное от учебы время будет занято судовыми работами. Закончив свое выступление, прошу задавать вопросы.
Небольшая пауза. Затем меня спрашивают о времени выхода, о маршруте, о том, как будем идти: под парусами или под мотором, где получим все недостающее и т. д. Чередуются вопросы и ответы, завязывается беседа, и мы долго обмениваемся мнениями. Потом, пожелав всем хорошего отдыха, я ухожу.
После ужина вдвоем с Александром Ивановичем Каримовым раскрепляем матросов по местам при работе с парусами. Судно нужно начинать готовить уже завтра, откладывать больше нельзя. Останавливаемся на кандидатуре боцмана. Рогалев для этой должности не подходит. Предлагаю назначить матроса Сергеева. Мне нравится его хозяйское отношение к судну. Кроме того, мне кажется, что у него твердый характер. Если такой человек захочет быть боцманом, то из него выйдет очень хороший руководитель палубной команды. Каримов соглашается. На этом считаем вопрос решенным.
От Каримова узнаю, что мой бывший пароход «Барнаул» стоит в Лиепае, и решаю завтра же побывать на нем. Может, удастся перевести кого-нибудь из матросов с «Барнаула» на «Коралл». Там я знаю всех людей, и ошибиться будет трудно.