— Может быть, после окончания уничтожения девиации попробуем походить под парусами? — и смущенно добавляет: — Очень хочет вся команда попробовать.
— Сейчас нельзя, — отвечаю я, — «Кальмар» ждет девиатора, послезавтра перейдем сюда, в аванпорт, и до выхода еще походим под парусами.
Сергеев оборачивается к Гаврилову и убежденно говорит:
— Ну вот тогда и поймешь, что почем.
Гаврилов насмешливо улыбается, и они оба уходят. Наконец, закончив работу и застопорив машину, девиатор спускается с рубки.
— Все в порядке, можно возвращаться, — говорит он. — Пока будем идти назад, я подсчитаю таблицу девиации.
Даем полный вперед, описываем несколько циркуляций вправо и влево. С полного переднего даем полный задний, делаем несколько поворотов, и судно направляется к входу в канал. Теперь, кажется, «привычки» судна делаются ясней и понятней. Входим в канал. В обратном порядке проплывают мимо борта вход в зимнюю гавань, маяк, молы, пароходы. Приближаемся к месту прежней стоянки и видим, что оно уже занято «Барнаулом». Места больше нет, и мы швартуемся к борту «Барнаула», предварительно развернувшись носом на выход, — маневр в узком канале, по обеим сторонам которого стоят суда, довольно сложный, в особенности для парусника с множеством выступающих за борт деталей. Но я уже верю в судно, верю в команду и спокойно провожу маневр.
На борту «Барнаула» стоит Мельников с чемоданом в руках. Он закончил сдачу дел и готов перейти на «Коралл». Делюсь с ним своими наблюдениями над маневренными качествами «Коралла» и прощаюсь с девиатором, который, вручив мне таблицу девиации, спешит на «Кальмар».
Положительно, «Коралл» мне нравится. Он легок на ходу и хорошо слушается руля. В его команде очень опытные моряки, и в ближайшем будущем они будут неплохими парусными матросами.
Проходит два дня. 5 мая вечером, закончив все дела на берегу, собираемся выйти в аванпорт, ночевать там на якоре и с утра 6 мая походить под парусами в море около порта.
Отдав швартовы, «Коралл» под мотором идет по каналу. С бортов пароходов машут руками и фуражками моряки, они уже знают, что «Коралл» не вернется в гавань, что он сейчас уже начинает свой рейс. Проходим мимо борта «Днепропетровска», мощно гудит его сирена — прощальный салют моряков: три длинных гудка. «Коралл» отвечает воздушной сиреной — тифоном, следующий пароход тоже гудит, с его мостика машет фуражкой капитан. На палубе «Кальмара» снуют люди, он тоже готовится сниматься с якоря. Мельдер машет фуражкой. Вот белый красавец «Сестрорецк» — пассажирский пароход. Он только вчера пришел из рейса, вдоль его борта толпятся люди. Он тоже гудит. Едва успеваем отвечать. Недалеко от выхода в аванпорт на надстройке показывается Жорницкий.
— Борис Дмитриевич, скоро ли выход, а то стравим весь воздух из баллонов, нечем будет менять хода при постановке на якорь, — говорит он.
Его беспокойство понятно, сжатый воздух из баллонов, который приводит в действие тифон, необходим и при запуске, и при переменах хода двигателя.
— Уже выходим, — отзываюсь я. — Нельзя же не отвечать, люди от чистого сердца желают счастливого плавания, а мы пройдем молча.
— Оно-то так, — отвечает Жорницкий и, прислушавшись, поднимает руку. — Ну, а теперь очередь «Кальмара».
Далеко в канале мощно гудит пароход — три гудка, за ним другой, третий. Ответов «Кальмара», находящегося от нас на большом расстоянии, не слышно. Однако ясно — «Кальмар» пошел.
Выходим в аванпорт и становимся на якорь. Люди на палубе оживленны, выражение лиц у всех праздничное. Рейс начинается. Немного погодя из канала выходит «Кальмар», проходит мимо и, красиво развернувшись, становится на якорь севернее нас.
Солнце опускается за волноломами в море. Седьмого и мы пойдем туда за солнцем, чтобы, обогнув около двух третей земного шара, прийти снова к берегам нашей Родины. Тихо и тепло. Медленно сгущаются сумерки, и одна за другой вспыхивают на небе неяркие звезды.
С утра 6 мая предполагавшиеся маневры под парусами не состоялись. На море полный штиль. Чтобы использовать время, объявляю учебную водяную тревогу со спуском спасательного вельбота на воду. На «Коралле» спускают вельбот в первый раз, и дело идет медленно. Наконец вельбот на воде. Объявляю шлюпочное учение. Вельбот под командой Мельникова уходит. Матросы гребут хорошо, чувствуется опытность и умение. Немного спешит и путается Решетько, иногда зарывая весло в воду. Сергеев сидит загребным и старается дать правильный темп.
Ко мне подходит новый второй механик, Григорий Федорович Буйвал. Это невысокий коренастый человек, с густым ежиком русых с проседью волос, с серыми спокойными глазами. Я вижу его во второй раз. Предъявив мне назначение, он тотчас переодевается в рабочее платье и с тех пор почти не выходит из машины. То он что-то чистит, то регулирует, то проверяет. Видно, что работу свою очень любит. Вот и сейчас у него в руках кусок обтирки, которой он вытирает замасленные руки.
— Смотрите, — говорит Григорий Федорович, — «Кальмар» тоже решил спустить вельбот.
Мы наблюдаем. Там дело идет не быстрее, чем у нас, видно, и они спускают вельбот в первый раз.
— Нужно будет, — продолжает Григорий Федорович, — подработать пункты договора, потом вынести их на обсуждение общего собрания и затем вызвать «Кальмар» на соревнование.
Он улыбается и добавляет:
— По спуску шлюпки мы их уже «обставили».
Действительно, на «Кальмаре» что-то заело, и вельбот косо висит над водой без движения. Но вот он снова начинает спускаться, выравниваться и достигает воды. В это время к «Кальмару» направляется наш вельбот, матросы сильно гребут, и он ходко идет, вспенивая воду. Немного не доходя до «Кальмара», наш вельбот поворачивает, матросы перестают грести, держа весла лопастями параллельно воде, и Мельников, привстав, кричит что-то старпому «Кальмара» Авдееву, спускающемуся в шлюпку. Тот отвечает, и оба смеются. Потом вельбот «Кальмара» отходит от борта и выравнивается с нашим.
— Никак, гонки надумали устроить, — говорит подошедший моторист Костев.
На вельботах совещание, старпомы о чем-то спорят, размахивая руками, потом оба указывают на виднеющийся в отдалении буй, выравнивают шлюпки, и Мельников начинает, взмахивая рукой, громко считать, так громко, что слышно у нас: «Раз! Два! Три!»
По последнему счету матросы обоих вельботов сильно нагибаются вперед и делают первый взмах веслами. Мы напряженно смотрим. Вельботы должны пройти мимо нас. Вот они быстро приближаются, неся перед собой белые буруны. Как будто идут ровно. На стороне команды «Кальмара» свежие силы, они только что сели за весла, в то время как наши уже гребут минут тридцать. Но зато матросы «Коралла» уже немного привыкли друг к другу, выработали темп, а у кальмаровцев этого еще нет. Ближе, ближе, вот вельботы проходят вдоль борта. Вельбот «Кальмара» на четверть корпуса впереди. Напряженно слежу за нашим вельботом. Матросы гребут, уронив головы на грудь, широкими сильными гребками, выгибая весла дугой. Мельников, привстав на корме и держа рукой румпель, в такт гребцам нагибается всем корпусом.
— Раз!.. Раз!.. Раз!.. — командует он хрипло.
Глаза прикованы к далекому бую и, кажется, ничего больше не видят. Вельботы пролетают мимо. Теперь ясно видно, что оба идут очень быстро.
Рядом появляется Каримов с двумя биноклями и протягивает один из них мне. Мне кажется, что наш вельбот опережает. Да, совершенно точно, он уже более чем на полкорпуса впереди.
— Наша берет! — кричит Каримов.
Вельботы уже около буя, и наш вельбот, легко отличимый по широкой спине Мельникова в синей куртке на корме, идет более чем на корпус впереди. Вельботы пролетают мимо буя, и матросы перестают грести. Я оглядываюсь. На лицах Буйвала, Каримова и Костева явное волнение и гордость победы.
— Здорово, — говорит, переводя дух, Григорий Федорович. — Я даже вспотел, как будто сам греб, — добавляет он и вытирает капли пота на лбу.
— Вот это молодцы, — произносит Костев.
Каримов молчит и смотрит в бинокль, по его лицу видно, что он также счастлив.
Вельботы возвращаются вместе и расходятся к своим судам. Наш вельбот швартуется к борту, и матросы поднимаются на палубу.
— Пусть поучатся!.. — задорно кричит Гаврилов.
— Если бы у них все гребли, как Огнянников, было бы нам на орехи, — рассудительно возражает Шарыгин.
— Эх, нужно было им кончик с кормы показать, — смеется Рогалев.
Все тяжело дышат, оживленны и веселы. Когда вельбот уже поставлен на корму на бакштов, подходит Мельников и говорит:
— Простите, что без разрешения, но я им предложил пройтись вместе, а они ответили, что с нами ходить неинтересно, слишком медленно, ну и пришлось вызвать и… — он улыбается, — показать им, что с «Кораллом» шутки плохи. — Он меняет тон и добавляет: — А ведь, когда они вышли вперед, я думал — конец. Ну, да ребята не подвели.
Подзываю гребцов и благодарю за поддержание чести корабля.
И они расходятся, гордые своей победой.
Вечереет. В сумерки из канала под ходовыми огнями выходит «Барнаул» и становится на якорь между нами и выходом в море.
Около 3 часов 7 мая к борту подходит портовый катер с представителями пограничной охраны и таможни, которые официально оформляют выход «Коралла» за пределы Советского Союза. По окончании процедуры они желают нам счастливого плавания, крепко жмут руки и спускаются в свой катер. Теперь наших соотечественников мы увидим только во Владивостоке, через пять-шесть месяцев.
До восьми, когда назначен отход, еще можно отдохнуть, но мне не спится в эту последнюю ночь перед выходом. Еще раз обхожу палубу, ко мне присоединяется Мельников. Заглядываем в помещение команды, там тоже не спят. Придя к себе в каюту, начинаю снова перебирать в памяти: все ли сделано, все ли проверено?
В семь тридцать поднимаюсь наверх. Солнце уже взошло, в море легкий туман и полный штиль. Море как зеркало. Из трубы «Барнаула» прямым столбом валит черный дым, там поднимают пары. На палубе «Кальмара» движение. Смотрю в бинокль. Команда что-то крепит. На корме стоит Мельдер и смотрит в сторону «Барнаула», тоже, очевидно, ждет сигнала сниматься с якоря.