Это был, говоря по-русски, первый блин. Второй у англичан уже комом не вышел. Они поняли, что, во-первых, без помощи местных партизан, хорошо знавших местность, им не обойтись; а во-вторых, группа десантников должна быть по возможности небольшой, чтобы обойтись без планеров. Поэтому в конце февраля 1943 года, через три месяца после первого неудачного десантирования, для связи с норвежскими подпольщиками было заброшено шесть опытных парашютистов-подрывников. Их тщательно готовили, тренируя в течение двух месяцев на макете завода.
Несмотря на плохую погоду и безлюдную горную местность, доставка и выброска парашютистов прошла удачно. Оказавшись вблизи Веморка, англичане убедились окончательно, что без помощи норвежских партизан им не обойтись. Электростанция и завод представляли собой неприступный объект, расположенный в горном ущелье. Проникнуть на завод можно было только по коммуникационному туннелю, в котором были уложены силовые кабели.
Ночью двое подрывников и двое партизан проползли по туннелю в цех концентрации тяжёлой воды. Остальные члены группы заняли круговую оборону у входа в туннель. На цистернах с тяжёлой водой были быстро размещены десятки килограммов тротила, детонаторы и бикфордовы шнуры. Взрыв огромной силы прозвучал уже после того, как все члены группы были в безопасной зоне. Дальнейший путь их лежал к шведской границе. Операция «Ганнерсайд» завершилась успешно.
Алексею не спалось. Он приучил себя засыпать быстро, потому что в противном случае его одолевали думы о семье, перед глазами возникали дом, Москва, институт, кафедра. Но сегодня в этот поздний час сон приходить не желал, а мысли были совсем о другом. Задача, которую ему предстояло решать, казалась неразрешимой. То, что англичане попытаются уничтожить завод, он не сомневался. Волновало другое. В сообщении Механика, которое он получил два дня назад, говорилось не только о сильных разрушениях завода в результате диверсии, но и о том, что из Германии ожидается прибытие группы специалистов для его восстановления.
Алексей, как и положено, сообщил через Макарова об этом в Центр. Ответ пришёл в тот же день и дословно гласил:
«Установите: 1) Какие фирмы представляют немецкие специалисты?
2) Кто возглавляет группу и работы по восстановлению?
3) Есть ли среди них учёные-физики?»
А так как Рьюкеном и тяжёлой водой занимался он, Балезин, один, то и ответ придётся держать ему одному.
Легко сказать, установите… Разве он не делает всё возможное? Алексей поднялся с кровати, прошёлся взад-вперёд по комнате. Придётся снова вызывать Механика на личный контакт, снова рисковать. Правда, есть одно смягчающее обстоятельство: на дворе уже не декабрь 41-го, когда произошла их первая встреча, а февраль 43-го. Уже все знали о разгроме немцев под Сталинградом. А раз так, опасность ареста Уго Эриксена, как считал Алексей, уменьшилась. И он не ошибался: шведы теперь не пытались угодить Германии, а мысли выступить на её стороне отбросили окончательно.
На следующий же день Эриксен-старший дал брату телеграмму, в которой, как и в первом случае, ссылался на свою болезнь и просил приехать. А ещё через день Балезин и Уго Эриксен беседовали в небольшой комнатушке клуба друзей СССР в шведском приграничном городке. Кинохроники в этот день не показывали.
Первым делом Уго сообщил, что группа специалистов из Германии уже прибыла, и восстановлением завода занимаются они. Местных используют только в крайнем случае. Даже его друг почувствовал недоверие.
– Вы имеете в виду инженера Макса Боргена?
При упоминании имени, под которым он сознательно скрыл своего старшего товарища по движению Сопротивления Йомара Друма, Уго невольно изменился в лице. Для Балезина это не осталось незамеченным.
– Да-да, – глухо произнёс норвежец, – Макса Боргена.
– Вы курите? – неожиданно спросил Алексей, хотя мог бы и не спрашивать; от Уго Эриксена попахивало табаком.
– Да, курю.
– А Борген?
Уго вопросительно посмотрел на Балезина и утвердительно кивнул.
– В таком случае вам небольшой подарок. Берите, второй такой нет.
И Алексей протянул на ладони чёрную, ничем не примечательную зажигалку. Уго взял, повертел в руке, будто рассматривал музейный экспонат. От обычных зажигалок эта отличалась лишь чуть большими размерами.
– Что я с ней буду делать, у меня своя есть.
– Первый снимок, если только он не относится к заводу, можете взять себе на память, – улыбнулся Алексей.
Уго ещё раз осмотрел зажигалку и уставился на того, который звался Сержем.
– Так это..
– …то, что в обычной жизни называют…
– … ото… фотоаппаратом?
– Совершенно верно.
Балезин пояснил, что и кого конкретно надо фотографировать и как при этом пользоваться фотозажигалкой – так он окрестил для себя это маленькое чудо техники. Особенно остановился на том, как засветить плёнку в случае опасности.
– Очень прошу, сделайте это как можно скорее, – обратился он к норвежцу. Тот в ответ утвердительно кивнул.
Прощаясь, Алексей, как и при первой встрече, протянул свёрток с деньгами. На этот раз Уго его взял без колебаний, но сказать по-русски «спасибо» не забыл.
Через несколько дней в той же комнатушке Балезин рассматривал проявленные фотографии.
– Борген делал? – спросил он сидевшего напротив Уго.
– И он, и я.
– Вот как? Вас тоже привлекли к работам по восстановлению?
– Первое время немцы не допускали никого, а сейчас решили, что завод не подлежит восстановлению и перестали брезговать местными работниками.
Услышанное насчёт завода произвело на Балезина большое впечатление. Он даже отложил в сторону фотоснимки и внимательно, изучающе посмотрел на норвежца:
– Вы в этом уверены?
– Борген был на совещании у директора. Там немцы и заявили о невозможности восстановления.
– На совещании были немцы из числа прибывших?
– Да, вот эти двое, – Уго указал на фото, на котором среди всей группы германских специалистов выделялись два человека. Обоим было за 50. Первый в шляпе с пером, какие чаще всего носят жители Южной Германии, и в строгом тёмном костюме походил на руководителя работ. Балезин сразу же задал соответствующий вопрос:
– Это доктор Байерль, представитель фирмы «Бамаг», коструктор оборудования для производства тяжёлой воды. Он и раньше иногда наведывался к нам, поэтому установить его личность было нетрудно. А вот кто второй… не знаю. Он держится обособленно, контактирует только с Байерлем. Под каким-то предлогом подойти к нему и что-то спросить не было возможности, тем более что в группе немцев. – Уго взял один из снимков и указал. – Есть человек, который в работах не участвует, но за всеми присматривает.
– Не из гестапо?
– Вполне возможно.
Второй, что стоял на фотографии рядом с Байерлем, казался его постарше. На трёх снимках, на которых он был запечатлён, он был с непокрытой головой и в длинном пальто. Привлекал внимание его широкий лоб и напряжённый взгляд. Похоже, он о чём-то сосредоточенно размышлял. Балезин на миг задумался: если завод не подлежал восстановлению, то это предопределяло три варианта развития событий. Первый – немцы вывозят всю уцелевшую на заводе тяжёлую воду и продолжают работу над атомной бомбой; второй – немцы прекращают работы; и третий – у них есть возможность осуществить запасной вариант производства тяжёлой воды, где-нибудь в другом месте. В последнее верилось с трудом, поскольку сейчас, в середине 1943 года, англо-американская авиация регулярно бомбила германские промышленные объекты.
– У вас есть выход на движение Сопротивления? – вдруг спросил Балезин и снова изучающе посмотрел на норвежца. – Может, они чем помогут? Поймите, нам очень важно знать имя этого человека.
Уго Эриксен отвёл глаза. Он был близок к тому, чтобы во всём признаться, сказать, что и он, и Борген, то есть Друм, давно уже члены «Свободной Норвегии», но сдержался и лишь понимающе кивнул:
– Я попробую.
Сообщение от Механика пришло не скоро и было разочаровывающим: личность человека в длинном пальто установить не удалось.
– Видать, важная шишка, – прокомментировал Макаров, когда Алексей подробно доложил ему обо всём и тут же спросил: – Есть ещё какие соображения?
Балезин молчал. Почти всё, что требовал от него Центр, он выполнил. Почти… вот это «почти» и мешало.
– Попробую ещё один вариант, – вздохнул он. – А вдруг, да…
– Какой?
– Отман…Он знает многих и среди промышленников, и в научной среде. Помнит почти всех лауреатов Нобелевской премии. Хотя… хотя шансы всё равно невелики: один из ста.
Макаров оживился:
– Попробуй, попробуй, задание Центра надо выполнить до конца. Ну, чего молчишь?
– Не всё так просто. Снова появляться в его загородном доме очень рискованно. Два раза обошлось, на третий может не пройти. Про городскую квартиру и говорить нечего.
– Почему?
– Его «телохранитель-хвост» Неслунд исчез окончательно, а я далёк от мысли, что гестапо оставит Отмана в покое, слишком важное место он занимает. Понятно, что серьёзный разговор возможен только в его загородном доме. Но прежде чем там появиться, надо убедиться, что за домом не следят. А это требует времени.
– Нет у нас с тобой времени.
Балезин разозлился не на шутку:
– Да ты понимаешь, чем мы рискуем? Такую информацию, какую даёт нам Отман, мы ни от кого не получим!
– Понимаю, – глухо выдавил Макаров. – Но есть обстоятельства, которые отводят нам день, максимум два.
– Что за обстоятельства?
Виквик ответил не сразу. Посмотрел на Балезина с каким-то плохо скрываемым сочувствием, потом, опустив глаза, негромко произнёс:
– Тебя отзывают в Москву. Срочно…
С минуту молчали.
– А как же завод, тяжёлая вода? – спросил Алексей. – А с Отманом кто будет работать?
Макаров, казалось, потонул в табачном дыму.
– Да не сыпь ты соль на раны… Сам не могу взять в толк, с чем это связано. Главное, заменить тебя мне некем. По заводу ещё, куда ни шло, его не будут восстанавливать, а если и будут – англичане руками норвежцев его добьют. Но всё равно, информациянужна. А уж про Отмана и говорить не приходится, цены нет его сообщениям… Остаётся всё пока взять на себя… Чёрт знает, что… Понятно, под Курском победа, но война-то не окончена.