Они повернули, но улочка оказалась пуста. Небольшие домишки за высокими заборами из глины и камня, мощёная дорога, а редкие тусклые фонари показывают, что вокруг никого. Лишь было слышно журчание арыка.
«Куда же они подевались?», – разозлился Балезин; такой поворот событий в его план не входил.
– Что это? – вдруг прервал молчание Торговец и указал на берег арыка. Алексей напряг зрение: там что-то темнело.
Все вчетвером они вышли из машины и осторожно подошли к арыку. На берегу лицом вниз лежали два человека. Одного Алексей узнал ещё издали: небольшая худощавая фигурка, короткая стрижка – это был Ашот.
Торговец посветил фонариком, и они подошли поближе; перевернули лежащих на спину. У Ашота ниже груди слева темнело большое пятно, у второго пуля пробила голову. Алексей нагнулся, пощупал у каждого сонную артерию, оба были мертвы. Осмотрел карманы: ни оружия, ни документов у убитых не оказалось.
Торговец вдруг разразился руганью, чем напомнил Алексею следователя Жердяя из декабря 38-го.
– Прекрати истерику! – жестко осадил он его. Торговец смолк и вопросительно глянул на Балезина, как бы говоря: ты здесь старший – ты и командуй.
Надо было что-то делать. Но что? Везти в посольство трупы убитых или оставлять их здесь не представлялось возможным. И Балезин принял единственно правильное решение – сообщить в полицию, тем более, что одет он был по-европейски и имел при себе удостоверение сотрудника представительства Среднеазиатской железной дороги.
Гладышев ходил по кабинету и непрерывно курил.
– Как же так получилось… так всё хорошо начиналось…
– Успокойся, не с детьми воюем, – Балезин был мрачен, но держал себя в руках.
– Успокоишься тут, когда на носу ноябрь. – Гладышев взмахнул рукой и едва не выронил папиросу. – А нам, повторяю, поставлена задача: любой ценой до 1 ноября обезвредить гитлеровскую агентуру в центральном районе. Самим или вместе с англичанами.
«Опять он за своё, опять любой ценой», – разозлился Алексей, но промолчал. Воцарилась пауза. Наконец он произнёс:
– Кстати, не мешало бы познакомиться с англичанами. Может, у них что-то существенное есть. Союзники как-никак.
– Может, у них что-то и есть, да только у нас ничего нет. – Гладышев полез в коробку за новой папиросой. – Что делать-то будем? Снова на ипподром?
– Бесполезно, там он уже не появится.
– Тогда что?
– Есть одна идея. Надежд мало, но попробуем.
– Какая?
– Снова наведаться в районную полицию. Тем более, что вчера мы с её начальником познакомились.
– В полицию? Но зачем?
Балезину надоело сидеть. Он встал, прошёлся по кабинету и остановился напротив курящего Гладышева.
– А ты поставь себя на место Лоренца, пораскинь мозгами. Ночь, в машине двое убитых им людей и опасность, что за такси следует ещё машина, которая вот-вот подъедет, и из неё выскочат вооружённые люди, чтобы его, Лоренца, захватить. Я на его месте бросил бы всё, как есть, и скрылся во мраке ночи. Тем более что город он хорошо изучил. А он теряет время: выносит трупы убитых, садится за руль и даёт газу. А ведь машина – улика против него. Вывод?
Гладышев слушал, делая глубокие затяжки:
– Вывод простой. Он куда-то торопился. И для этого ему была нужна машина.
– Правильно, молодец! Вот и я хочу через полицию узнать, где нашли такси Ашота. Наверняка Лоренц, добравшись, куда надо, в спешке бросит машину. Возможно, нам эта информация ничего не даст, а может… кто его знает… Ничего другого пока предложить не могу.
Весь в клубах табачного дыма Гладышев стоял и слушал.
– Интересная мысль, – согласился он. – Вот только есть одно сомнение: так тебе в полиции и сказали, где они нашли машину. Ты вчера заявил о её пропаже и об убитых в местное отделение?
– Да, в местное.
– А представь, что брошенное такси найдут в другом конце города – Тегеран большой, и найдут не завтра, а через неделю?
– Может быть и такое. Но в любом случае начальник местного отделения будет оповещён, ведь преступление совершено на его территории. А если в ближайшие сутки машина не будет найдена, попрошу начальника ускорить поиск.
Гладышев посмотрел на Алексея, не понимая, шутит он или всерьёз.
– И кем ты ему представишься?
– Я уже представился как сотрудник Среднеазиатской железной дороги.
– Очень убедительно… Вот если бы ты представился родственником шаха…
Балезин хитро улыбнулся:
– Зря иронизируешь. Мы с тобой русские люди, и у нас есть хорошая пословица: «За деньги и поп пляшет».
…Но деньги не потребовались. Начальник местного отделения полиции неплохо разбирался в международной обстановке, понимая, что будущее за странами антигитлеровской коалиции. Он, как и накануне, любезно принял представителя Советского Союза и сообщил, что машина, которая, по словам Балезина, ранее принадлежала его ведомству и была взята таксистом в аренду, уже найдена. Вот только место, где её нашли, повергло Алексея в шок. Такси Ашота обнаружили… за городом вблизи армянского кладбища.
В 1943 году Армянская апостольская церковь была единственной православной церковью в Тегеране. И церковь, и кладбище при ней являлись старинными – на этом кладбище хоронили ещё казаков, сопровождавших в 1829 году русскую миссию во главе с Грибоедовым.
Вечерело. Едва тронутые осенним золотом платаны отбрасывали длинные тени. Где-то рядом весело журчал родник.
– Вы меня искали?
Сидящий на лавочке Балезин повернул голову. Перед ним стоял священник и настороженно смотрел на него. На первый взгляд он был старше Алексея лет на десять: седые пряди, морщины на худом лице. Загорелый, он походил на иранца или армянина, но Балезин не сомневался, что перед ним русский человек.
– Да, искал.
– Отец Михаил, – представился священник. – С кем имею честь?
Балезин назвал себя и для убедительности показал удостоверение сотрудника представительства Среднеазиатской железной дороги. Отец Михаил надел очки, бегло глянул и вернул Алексею удостоверение.
– Редко в нашу обитель захаживают представители Советской России.
– Я у вас уже был.
– А я помню. Это было…
– …в 1923 году, 20 лет назад.
– …Да-да, вы заходили помолиться за упокой ваших близких.
Балезин с интересом рассматривал отца Михаила. Но лицо того ничего не выражало. Конечно же Алексей помнил его, потому и пришёл, но чтобы отец Михаил помнил его…
– Так что вас привело ко мне?
Ответ на такой вопрос у Балезина был готов заранее, но прозвучал он как-то невразумительно.
– Я хотел бы… мы хотели бы похоронить на вашем кладбище двух наших сотрудников. Их убили.
Лицо священника было по-прежнему непроницаемо. Он присел рядом на скамейку.
– Но для этого необязательно обращаться ко мне, – тихо произнёс он.
– Я обратился к вам потому, что вы здесь единственный русский.
Только теперь на лице отца Михаила появилось подобие усмешки:
– Вы успели навести справки? Для работника железной дороги это весьма похвально.
Балезин понял, что его собеседник не так прост, как кажется. Отец Михаил внимательно смотрел на него:
– После 17-го года понятие русский стало неоднозначным: появились белые русские, красные русские.
– Вы, очевидно…
– …очевидно, был в белых русских. А что делать, если отец и старший брат были расстреляны большевиками, просто так, в качестве заложников. Вот я и пошёл служить в контрразведку к Колчаку… Вы всё ещё желаете вести со мной разговор?
Балезин молчал, а его собеседник продолжал:
– А вы наверняка принадлежали к красным русским?
– Не угадали. Я в Гражданскую не воевал. Но к контрразведке, как и вы, отношение имею.
– Это как?
– В Первую мировую, в Великую войну, как её раньше называли, служил в контрразведке у генерал-майора Батюшина.
– Вот как? У Батюшина? Не имел чести быть знакомым, но слышал, слышал… очень достойный человек.
Помолчали.
– Так что вас интересует? – спросил отец Михаил. – Давайте начистоту.
Балезин достал две фотографии: Майера, что ещё в Москве вручил ему Фитин, и Лоренца, которую они создали сообща с Торговцем.
– По нашим сведениям эти люди прячутся где-то у вас. Они причастны к убийству наших товарищей.
Отец Михаил снова достал очки, вгляделся в фотографии; потом передал их Балезину.
– Я человек старый, но пожить ещё хочется.
Балезин намёк понял:
– Очень жаль, что спустя много лет вы всё ещё играете в красных и белых. Идёт война, война насмерть, а вы не хотите помочь своему Отечеству. Эти, что на фотографиях, гитлеровские агенты, – он поднялся. – Прощайте. Честь имею!
Солнце уже почти скрылось. Вокруг было на редкость тихо. Лишь по-прежнему мелодично журчал родник, утекая через широкую трубу куда-то под небольшой холм.
Сделав несколько шагов, Балезин услышал за спиной:
– Подождите, вы меня неправильно поняли.
– Не может быть! – единственное, что вымолвил Гладышев, когда Балезин закончил доклад.
– Может, может…
Гладышев попытался закурить, но спичкой не попал по коробку:
– Так ведь это… это что? Можно по трубе прямо в английское посольство?
– Прямо туда.
– А рядом наше…
– Правильно, рядом наше посольство.
– И человек пролезет?
– Пролезет, как когда-то от нас ушёл Малыш из банды Кошелькова.
В то время в Тегеране не было водопровода и канализации. Население брало воду из арыков. Состоятельные люди покупали родниковую воду, которая была только в посольстве Великобритании и Шахском дворце. А родник в посольстве начинался как раз у армянского кладбища, откуда немцы и собирались пробраться в посольство.
Наконец Гладышев закурил, выпустил обильную струю дыма:
– А этому священнику можно верить?
В ответ Алексей достал фотографию Майера:
– Его я сам видел на следующий день. Он отпустил и покрасил бороду и работает там могильщиком. Теперь ты понимаешь, почему Лоренц, убегая от нас, направлялся в сторону армянского кладбища? Он торопился на встречу с Майером.