На следующий день утром Балезин был снова в кабинете Гладышева. Кроме них там присутствовал ещё человек в штатском. Он был один из тех, кто отвечал за безопасность работы представителей Большой тройки. Поздоровавшись, он сразу перешёл к делу:
– Мы ознакомились с вашим рапортом, он заслуживает самого пристального внимания. Правда, у нас и раньше были предположения, что с армянским кладбищем не всё в ладно, что там обитают всякие подозрительные личности. Но сейчас после того, что вы сообщили… – он сделал паузу и оценивающе посмотрел на Алексея, – … предположение переросло в уверенность. Особенно эта история с водоканалом. Принято решение действовать немедленно. Но беда в том, что вызванная из Москвы спецгруппа прибудет в лучшем случае только через три дня. Добавьте ещё пару дней на подготовку операции – долго. А время не ждёт. Поэтому мы поделились имеющейся у нас информацией с нашими английскими союзниками. Они в шоке и готовы к решительным действиям. А так как у них группа для борьбы с диверсантами уже здесь, решено было начать операцию послезавтра: день сегодняшний и завтрашний – на подготовку. От нас для координации действий направляются к англичанам вы и ваш ближайший помощник.
Закончив говорить, человек в штатском закурил сигарету. Её табачный дым был на редкость ароматным, не такой, как от папиросы Гладышева.
– Вопросы? – обратился он к Балезину.
– Могу я связаться с тем, кто у англичан будет руководить операцией? – спросил Балезин.
Тот, который был в штатском, задумчиво курил, размышляя о чём-то про себя.
– Именно к нему мы сейчас и поедем, – заключил он.
Керосиновая лампа тускло освещала стены сарая. Под тёплым иранским солнцем сарай за день основательно нагревался. Зато ночью и особенно сейчас, под утро, здесь было откровенно холодно. Лоренц лежал на циновке на досках, которые служили вместо кровати. Эту ночь, как и предыдущие, он спал, не раздеваясь, укрывшись старым потрёпанным одеялом. Вот-вот начнёт светать, и спать уже не хотелось – все последние дни он только и делает, что спит.
Лёжа на спине, закинув руки за голову, Лоренц в очередной раз вспоминал и размышлял. Где же и на чём он прокололся? А может, нелепая случайность – их в его карьере было немало – явилась причиной того, что его засекли и хотели захватить? Ему пришлось стрелять. А выстреливший разведчик – уже не разведчик. А если пытались захватить именно его, значит, знают, кто он такой. Это уже провал. Грустно…
Это ещё полбеды. Хуже другое: спасаясь от погони тех, кто его хотел захватить, он, похоже, сбил полицейского, который зачем-то сигналил ему остановиться. Не обратив на это внимания, он на большой скорости выехал из города на том самом автомобиле-такси в сторону армянского кладбища. Не доехав метров двести до его ворот, бросил машину, так как опаздывал на встречу с Майером. А когда через час вернулся, чтобы снова сесть за руль и добраться до места, где проживал, то ещё издали увидел, что вокруг брошенного им такси копошатся полицейские. Назад пути не было. Пришлось заночевать на кладбище в этом сарае и доложить о случившемся Майеру. А тот, узнав о брошенной машине и полиции, приказал пять дней с кладбища никуда не отлучаться. В принципе верное решение, рисковать нельзя. Плохо другое: им, опытнейшим разведчиком. руководит этот выскочка Майер. Когда в июне 1941 года Канарис неожиданно отозвал его из Швеции и направил сюда, в Иран, он, Лоренц, не сомневался, что будет резидентом абвера если не по всему Ирану, то по крайней мере в его столице. Он быстро освоился в чужой стране, вскоре неплохо говорил по-персидски, научился играть и даже полюбил популярную местную игру в нарды, мог перевоплотиться в городского жителя, в крестьянина, в религиозного деятеля – в кого угодно. Но стать резидентом по всему Тегерану не получилось, ему достался только центральный район. Бесспорно, это очень важный район; здесь множество посольств, фирм и других учреждений. Но это часть того хозяйства, которым руководит Майер. Лоренц отдавал должное Майеру, понимая, что для своих 37 лет Майер опытный разведчик, да ещё ярый национал-социалист. До войны с Советами Майер работал у них, у русских. По возвращении в Германию в 1940 году он представил доклад, в котором высоко оценил военную и экономическую мощь Советов, чем вызвал недовольство руководства абвера, которое, и Лоренц это хорошо знал, подбрасывало Гитлеру противоположную информацию – о слабости СССР. Может, поэтому и угодил сюда, в Иран. Что бы ни было, агентурой в Тегеране заправляет этот самый Майер, человек, который не терпит чужого мнения. А он, Лоренц, это мнение всегда имеет. Грустно…грустно…
Но самое грустное состояло в том, что Германия войну проигрывает, и её крах – вопрос времени. Россия, Англия и Америка – это сила, против неё воевать бесполезно.
Что будет с Германией? Это они решат. А если не решат? Если план Майера и Скорцени, который из Берлина руководит всей подготовкой к террористическому акту, сработает, и главы стран Большой тройки будут уничтожены? Спасёт это Германию? Нет, не спасёт, только продлит агонию.
Из родных и близких у него никого не осталось: своей семьи не было, мать с отцом умерли, а сестра с мужем и детьми с начала войны перебралась в город. Там все и погибли под бомбёжками англо-американской авиации. Одно время он раздумывал: а не пустить ли себе пулю в висок? Нет, Германии он ещё пригодится. Не этой, с Гитлером во главе, – другой, которая обязательно возродится. И не за счёт войн и грабежей чужих стран и народов, а за счёт главных качеств немцев – трудолюбия и дисциплины. Лишь бы больше Германия не воевала.
Ох, и надоел же этот сарай! Сейчас здесь холодно, а днём жарища, и могут заползти змеи – вчера двоих убил. А в подвале сарая множество оружия и взрывчатки; там же секретные документы, рация. И всё заминировано. Так вот, уважаемый Ганс Дитрих Лоренц, вместо того, чтобы на вершине карьеры разведчика пребывать в лучших отелях Парижа, Нью-Йорка или Стокгольма, приходится который год находиться в этой дикой стране, а теперь ещё и лежать на циновке в вонючем сарае, укрываться рваным одеялом и думать о своей горькой судьбе.
Лоренц вспомнил Швецию, Стокгольм. Как там было хорошо! И как жаль, что он не довёл до конца работу по вербовке русского разведчика. Интересно, где этот Балезин сейчас?
Лоренц не заметил, как за маленьким окошком сарая забрезжил рассвет. Он поднялся, погасил керосиновую лампу и попытался сделать нечто, напоминавшее утреннюю гимнастику. Но вдруг замер и вздрогнул: где-то совсем рядом раздался выстрел, другой, а потом застучали автоматные очереди.
Командир британской спецгруппы Роберт Кларк по-русски не знал ни слова. Балезина он встретил приветливо, особенно после того как понял, что тот неплохо владеет английским. Сержа – так ему представился Балезин – он стал расспрашивать, как дела на русском фронте, восхищался победами под Сталинградом и Курском. И даже показал фотографию, на которой была молодая женщина с двумя мальчишками-близнецами. Все очень походили на Кларка: светловолосые, курносые, с веснушками на лице. Улыбнувшись, он пояснил, что это сестра и её дети, то есть его племянники. А сам он, Роберт Кларк, несмотря на свои сорок, всё ещё не женат. «Ну и нервы у этого парня, – подумал Алексей. – Скоро бой, возможно, будут жертвы, а он улыбается».
И бой состоялся. Он длился более пяти часов и походил не столько на кладбищенскую перестрелку, как предполагалось вначале, сколько на побоище. Хорошо вооружённые, отлично подготовленные диверсанты СС отчаянно сопротивлялись. Кларку пришлось даже вызвать подкрепление. Балезин вместе с Торговцем сидели в кабине английского грузовика, который был поставлен в укромном месте в стороне от дороги. Каждый имел при себе автомат – на всякий случай.
Наконец всё вокруг смолкло: ни выстрелов, ни очередей, ни разрывов гранат.
Вскоре появился и Кларк. Он распахнул дверь кабины и тяжело дышал. Улыбки на его лице уже не было.
– Похоже, всё. Мы захватили Майера и ещё двоих; остальные восемь убиты. Бились, мерзавцы, отчаянно. Есть и у нас потери: четверо убитых, трое раненых.
– Да вы сами тоже ранены, – Балезин кивнул на ободранный, в крови, рукав левой руки Кларка.
– Пустяки, Серж, пустяки, – отозвался тот и сразу же перевёл разговор на главное. – Нами захвачен ещё один человек, в штатском. Он тяжело ранен, передвигаться не может, лежит в сарае. Не хотите взглянуть? Может, он вам знаком?
Алексей моментально вылез из кабины.
– Где этот сарай? – взволнованным голосом спросил он, не сомневаясь, о каком раненом идёт речь.
– Пойдёмте, покажу.
Распорядившись Торговцу ждать его в машине, Балезин проследовал за Кларком. С ними пошёл ещё помощник Кларка Шепард, здоровенный детина, который всюду следовал за своим начальником и которому от этого начальника частенько доставалось.
– Кто он, откуда… – пожимал плечами на ходу Кларк, – надо выяснить. На мои вопросы он не ответил: или у него действительно рана тяжёлая, или прикидывается. Кстати, Серж, оружия при нём не оказалось, но всё равно будьте осторожны.
… Свет от единственного небольшого окошка слабо проникал внутрь сарая. На пороге лежали два убитых немецких диверсанта. Один из них был в луже крови; пахло гарью.
– Здравствуйте, Лоренц.
Человек, лежащий на циновке на кровати из досок, вздрогнул и сделал попытку приподняться на локтях.
– Балезин? Вы?
– Как видите, я.
Кларк тотчас же вмешался в разговор:
– Так вы знакомы?
– Знакомы… и давно, – вздохнул Алексей. Лоренц молчал.
В это время в сарай вбежал человек из группы Кларка. По его взволнованному хриплому голосу Балезин понял, что где-то совсем рядом обнаружены ещё двое диверсантов-эсэсовцев. В доказательство сказанного раздались автоматные очереди.
– Оставайтесь здесь, Серж, – крикнул на ходу Кларк. – Никуда не выходите! Пистолет оставить?
– Спасибо, есть, – вдогонку Кларку Балезин показал свой неизменный бельгийский браунинг, с которым ходил ещё на Кошелькова.