– Сейчас одиннадцать пятнадцать. Завтра, на этом же месте, в это же время к вам подойдёт тот, кто вам нужен, – услышал он её мягкий голос.
В комнате с обшарпанными стенами, с мебелью, включающей старенькое кресло, шкафчик, стол и несколько стульев, находились двое. Один, высокий угрюмый, по возрасту за пятьдесят, не снимая сапог, устало расположился в кресле. Другой, лет тридцати пяти, приятной внешности, с дугообразными козацкими усами, подсел на стуле напротив.
– Что сообщила Мария? – спросил угрюмый.
– По-французски говорит, и хорошо. Апрель 36-го упомянул.
– Считаешь, он?
– Похоже, он. Но я до конца не уверен. Как-никак девять лет прошло.
– Это верно.
Замолчали. Каждый напряжённо размышлял.
– А чем он тебе запомнился, – спросил угрюмый.
– Когда мы в 36-м перебили ляхов-полицейских и открыли дверь камеры, там был в основном простой люд: рабочие, студенты. А он среди них выделялся. В строгом чёрном костюме, черной рубашке и галстуке, как будто с похорон. Вот я и запомнил его лицо. А потом оно появилось в газетах и на афишных тумбах. Час назад два раза прошёл мимо него. Он без шляпы – смотрю, похож. Только заметно постарел.
– Ну, это-то как раз нормально. За девять тяжёлых лет каждый из нас постарел.
– А что ненормально, Гнат?
– А ненормально, Юрко, то, что мы ждали его три дня назад.
– Это моя вина, что ошиблись, встречали не в том месте. Мою голову секи.
Угрюмый приподнялся в кресле.
– Зачем мне твоя голова. Тут могут полететь все головы, и наши с тобой, и хлопцев-сотников. Вот потому-то три эти дня и не дают мне покоя. Ладно, пусть он настоящий Росицкий. Но где гарантия, что он за эти три дня не побывал у москалей? Где гарантия, что его не перевербовали, не сделали приманкой для нас? Сход назначен на завтра, его уже не отменить. Сообщим ему место и время – и нагрянут гэбисты, возьмут всех нас в кольцо. Рискованно…
– Рисковать буду один я. И в кольцо, если до этого дойдёт, возьмут не всех, а только меня. Вернее, нас с Росицким.
– Что ты задумал.
– Я дам ему ложный адрес и буду ждать один. Если он настоящий, на сходку прибудем вместе. Если подстава и нагрянут москали, то одна пуля ему, другая мне.
По мере того как Юрко обрисовывал во всех деталях свою задумку, угрюмый, которого звали Гнатом, заметно оживился.
– Во сколько у вас завтра встреча?
– В 11.15. А сходка в два, то есть в 14.00. У него, если он подстава, хватит времени сообщить своим.
– Может, проследить за ним?
– Не надо. Больших умельцев у нас по этой части нет. А он обученный и слежку быстро обнаружит. Передать же сведения о месте и времени сходки нетрудно.
Гнат с минуту размышлял.
– Добре. Поступай, как считаешь нужным, – заключил он. – Если всё нормально – ласково просим. Если подстава – стреляй. И береги себя, Юрко. Таких, как ты, у меня немного.
На следующий день в 11.15 Алексей сидел на той же скамейке, что и днём раньше с Марией. Было чуть теплее, чем вчера, но всё равно пришлось поднять воротник пальто.
Молодому мужчине с козацкими усами, присевшему рядом, он не удивился.
– Я от Марии, – тихо произнёс он, не представляясь.
– Почему меня никто не встретил при переходе границы? – не поворачивая лица в сторону сидевшего, строго спросил Балезин.
– Извините, произошла ошибка. Курите? – «Красавчик», так Алексей успел окрестить усатого, достал и предложил свои папиросы.
– Папиросы не курю, – отреагировал Балезин и достал сигареты.
– Мы вас ждём четвёртый день.
– Пришлось одному поплутать по лесу. Только вчера утром появился в городе, – пояснил Балезин и спросил. – Так где и когда?
Красавчик сделал глубокую затяжку, поднялся.
– Сегодня, в два. Микульского, 48, старая автобаза.
Львов в 1945 году казался для советских граждан типичным западным, точнее, польским, городом. Здания в строгом архитектурном стиле, булыжные мостовые, магазинчики с двигающимися решётками у витрин и у входа; и ещё трамваи с одним вагоном, черепашьим ходом передвигающиеся вдоль улиц. Балезин без труда запрыгнул на подножку одного из таких трамвайчиков, а метров через триста, сразу за поворотом, также легко соскочил. Это было хорошим средством оторваться от слежки, если такая была. Но за ним «хвоста» не было, и это Алексей, как профессионал, обнаружил быстро. Исключение составлял свой сотрудник в штатском, который прохаживался по площади, где Алексей сидел на лавочке. Он был для связи и подстраховки.
Сойдя с трамвая, Алексей прошёл несколько метров и свернул в арочные ворота здания. Во дворе его ждала легковая машина с задёрнутыми шторами на заднем сиденье. В машине было двое: шофёр и старший лейтенант, лицо которого показалось Балезину слегка знакомым.
– Куда едем, товарищ полковник? – спросил лейтенант.
– В управление, быстро!
…Три человека – двое в военной форме – склонились над большим письменным столом. Свет от настольной лампы с зелёным абажуром падал на широко раскинутую карту города. Множество названий на карте пестрело мелким шрифтом, поэтому, несмотря на дневное время, пришлось включить свет.
– Вот она, автобаза, – подполковник Кульчицкий, хорошо знавший Львов, ткнул карандашом в карту.
– Давно она пустует? – спросил Ершов.
– Больше года. На исправных машинах удрали немцы, и сейчас там один хлам.
Ершов ещё задал несколько вопросов Кульчицкому, потом подытожил:
– Самое место для сходки. До ближайшего дома метров триста, кругом пустырь. Улица Микульского переходит в грунтовую дорогу, далее мост через речку, лес и снова дорога на посёлок Взлесье. До него километров двадцать. Главное, рядом лес. Вот… вот где у них сходка! Ярослав!
– Слушаю, товарищ полковник.
– Связывайся с комендантом города. Срочно к нам два грузовика с автоматчиками! Да… ещё медицинскую бригаду. Боюсь, потребуется.
Кульчицкий сел за телефон, а Ершов с довольным видом опустился в кресло.
– Что скажешь, Балезин.
– А ты не допускаешь, что всё это блеф?
– Вот как? Это почему же?
– Ты говоришь, старая автобаза хорошее место? А я считаю, что нет. Через триста метров жилые дома, а за базой ближе к речке пустырь. Всё видно.
– Что, всё?
– Как они будут приходить, расходиться… Рискованно…
– Но ты же сам любишь повторять: больше всего рискует тот, кто не рискует.
– Правильно, когда это касается индивида, личности, например, меня самого. Но здесь на карту поставлены головы главарей банд или, как их они называют, командиров куреней. А вот рисковать чужими жизнями – далеко не всегда оправдано. Нет, Фёдор, я бы на их месте устроил сходку где-нибудь в лесу.
– В лесу холодно.
– А на базе что, много теплей?
– Теплей. Там хоть нагреватели можно включить, есть же электричество.
– Всё равно рискованно. Местные жители могут заметить.
– Ты плохо представляешь, с кем имеешь дело, – в голосе Ершова появилось раздражение. – Эта бандеровская сволочь никого не боится! Жители ближайших домов увидят? Так население настолько запугано, что никто и не пикнет. Верно, Ярослав?
– Верно, – подтвердил подполковник и тут же добавил: – Машины будут через полчаса.
Фёдор Ершов порылся в столе и, достав пухлый конверт, высыпал на стол фотографии.
– Посмотри, Алексей, пока есть время. Может, увидишь своего знакомого.
Балезин перебрал несколько снимков.
– Вот этот, похоже, он. Только без усов.
Ершов показал фото Кульчицкому:
– Глянь-ка, Ярослав.
– Это Юрий Несмачный, – ответил тот, не задумываясь. – Очень опасен. На нём много убийств.
– Фото какого года? – спросил Балезин.
– Довоенное, из польского архива.
Ершов повертел в руках ещё одну фотографию:
– А вот этого случайно не встречал?
Балезин всмотрелся:
– Этого нет.
На фотографии был угрюмого вида мужчина лет пятидесяти.
На всякий случай запомни: это Игнатий Супрунюк, доверенное лицо самого Бандеры, координатор их отрядов в Прикарпатье.
Балезин досмотрел фотографии:
– Марии здесь что-то не видать.
– Значит, она не из главных.
– Тогда из каких?
– Могли и запугать, – пояснил Ершов. – Взять в заложники дочь или сына. Они это умеют.
Балезин вновь взял фото Красавчика.
– Вот с ним я должен ещё раз увидеться.
Ершов разом поднялся и, опершись руками о край стола, в упор глянул на Алексея:
– Никаких «увидимся»! Ты, Балезин, своё дело сделал. Всё! Большое тебе спасибо! Забирай чемодан – и вперёд, в Москву к жене, к детям. Если пройдёт всё нормально, представим к награде.
Но Алексей не намерен был уступать.
– Мне, Фёдор, не даёт покоя ещё один момент.
– Какой?
– Я всегда привык себя ставить на место противника. С Красавчиком-Несмачным я встретился в 11.15. Через 5 минут мы расстались. До сходки 2 часа 40 минут. Ему бы сразу отвести меня куда-нибудь: на явочную квартиру отдохнуть, в кафе пообедать или же на ту самую автобазу, чтобы я был под его наблюдением. А он сознательно даёт мне свободное время. Зачем?
– Как зачем? – пожал плечами Ершов. – Ты для него представитель зарубежья, он тебе доверяет.
– Вот как раз наоборот. В том-то и дело, что он мне не доверяет или, точнее, доверяет не полностью. Ты учти, мы не с детьми имеем дело.
– Будешь ещё меня учить…
– Да нет, не буду, сейчас не до ученья. Просто сунемся мы на автобазу, а там никого нет. И ищи ветра в поле.
В спор вступил Кульчицкий:
– Товарищ полковник, – обратился он к Ершову. – Я тоже считаю, что не надо торопиться. Надо всё проверить.
– Что именно?
– Есть ли на базе люди.
Ершов молчал, понимая, что он один против двоих. Наконец, взял трубку внутреннего телефона.
– Панченко? Двух оперативников ко мне!
Через пару минут в кабинете появились двое в штатском; один из них был связником Алексея с площади. Ершов подозвал их к карте.