Малыш гоготал и куражился, но на Балезина это не действовало.
– А ты отъелся, вон брюхо-то какое, – сказал он. – Небось в трубу-то уже не пролезешь?
Гадкая улыбка превосходства не сходила с лица Малыша.
– О, он и это помнит! – И обратился к Красавчику: – Тебе, Юрко, не дано понять, но этот в 19-м самого Яньку Кошелькова «взял на понт». Талантливый, гад, французский знает.
Тем временем мысль Балезина напряжённо работала. Единственный вариант решения почти нерешаемой задачи – завладеть ручкой. Кто он для них? Пленник, притом безоружный, а значит, неопасный. Малыш поигрывает его браунингом, а свой пистолет убрал за пазуху. Двое других бандеровцев тоже убрали оружие и развалились на диване. Красавчик пистолет вообще не вынимал, стоит как вкопаный; похоже, всё случившееся для него шок. Ручкой надо завладеть любой ценой! А для начала разговорить, отвлечь внимание. И, может быть, даже предложить обменять себя на Росицкого. А что: неплохая идея…
– Ладно, меня вы кончите, – обратился Алексей к Красавчику-Несмачному. – А настоящего Росицкого не жалко? За его потерю вам подарков не будет.
Он попал в точку. Юрий Несмачный, как и он, напряжённо размышлял. И настроение его тоже было самое, что ни есть, отвратительное. Он снова прокололся, уже в третий раз за этот год. Первый раз это случилось весной. Они сожгли польскую деревню, убив всех – так он доложил Гнату. Оказалось, не всех, двое выжили – мать и дочь, лет пятнадцати. А потом на рынке в небольшом городке они опознали его и троих хлопцев, прибывших с ним совершить подрыв здания местной администрации. Их схватили; тех троих на следующий же день расстреляли. А ему удалось бежать. «Если они мертвы, то почему ты жив?!» – орал на него Гнат. Обошлось, хотя он почувствовал недоверие. Вторая промашка случилась, когда он спутал место встречи настоящего Росицкого. «Зачем мне твоя голова. Таких, как ты, у меня мало», – успокаивал его Гнат, но было ясно, что его доверие на исходе. И вот сегодня он под видом Росицкого привёл агента москалей. Всё, ему доверия уже не будет, а может и хуже – над ним учинят суд. А потом пуля – пуля от своих. Вот если обменять…
– Настоящий Росицкий жив? – мрачным голосом спросил Красавчик.
– Жив.
– Что с ним?
– Ногу повредил.
Малыш, не желая слушать их разговор, возмутился:
– Чё ты, Юрко, с ним разгуторился? Ведём его в сарай к Гнату.
Но Красавчик, чувствуя своё старшинство среди присутствующих в комнате бандеровцев, не реагировал на совет, и Гнату докладывать о случившемся не торопился.
– Ты кто по званию? – спросил он Балезина.
«Стоит ли таиться, – подумал Алексей. – Уж если суждено погибнуть, пусть знают…»
– Я русский офицер, полковник, честь имею!
– Гэбист?
– Офицер разведки.
– Все вы там гэбисты, коммунисты.
– А вот тут не угадал. Я не коммунист.
– Врёшь, не может быть такого: полковник и не коммунист.
– А я не за коммунизм воюю, я за Россию воюю.
– Украинец, а воюешь за Россию?
– Я наполовину украинец, а наполовину русский. Так что, воюя за Россию, я воюю и за Украину.
Красавчик-Несмачный подошёл вплотную к Балезину. Их взгляды встретились.
– Вот и я тоже воюю, но за другую Украину, – жёстко выговорил он. – За Вильну Украину, против коммунистов, гэбистов, ляхов, жидов и москалей.
– Что-то много берёшь…
– А у нас на всех патронов хватит.
«Всадить бы ему пулю в лоб, да нет, нужен он, – размышлял Красавчик, продолжая рассматривать Балезина. – На такого полковника можно обменять не только Росицкого, но и трёх хлопцев, сидящих в Бригидках. А один из них младший брат Гната. Для Гната это будет хороший подарок. А передать письмо руководству ГБ не проблема».
И помощь Алексею Балезину пришла совершенно неожиданно. Причём оттуда, откуда он её не ожидал.
– Садись и пиши, – приказным тоном объявил ему Красавчик. Алексей почувствовал, как заколотилось сердце.
– На чём писать?
Несмачный подошёл к шкафу, достал из ящика пожелтевший лист бумаги и положил перед севшим за стол Алексеем.
– Будешь писать всё, что я тебе скажу.
Дрожи в руках не было, но Балезин ощущал, что и руки, и всё тело напряглись. Вот она, стреляющая ручка – своего рода палочка-выручалочка. Снять с предохранителя, открутив колпачок… Что ж, Лоренц, спасибо тебе и на этом. А вы, господа бандеровцы, молитесь!
Ни Малыш, ни Красавчик так и не поняли, что произошло. Два глухих щелчка, и каждый из них схватился за грудь. А Балезин уже держал в руке собственный браунинг, который, падая на пол, выронил Малыш. Сидевшие на диване двое бандеровцев не успели среагировать на случившееся – пули браунинга настигли их.
Алексей, тяжело дыша, осмотрелся. Трое были мертвы, но Красавчик силился подняться на локте. Алексей подошёл к нему. Такой звериной ненависти в глазах он не видел никогда.
– Что стоишь, стреляй! – прохрипел тот. – Я умру за вильну Украину.
Теперь уже Балезин, хоть и времени было в обрез, жёстким взглядом сверлил противника.
– А ты за всю Украину не держи ответ. Украина – это донецкий шахтёр, полтавский хлебороб, киевский инженер. А вы с вашими батьками-вождями не Украина, вы – Галиция. И ваша родина – австрийские казармы. Я много таких, как вы, в Австро-германскую повидал. Кроме бед, ничего Украине вы не принесёте.
Видимо, услышанное переполнило чашу терпения для Несмачного:
– Стреляй, москаль поганый, или я тебя… – он полез за пазуху.
И Алексей Балезин выстрелил.
На душе было предательски тошно. И не потому, что он убил четверых, пусть даже бандитов, а оттого, что он выстрелил. А если разведчик выстрелил – он уже не разведчик. Но дело-то надо делать, оно не завершено. Захватив ещё один пистолет и вставив в свой новую обойму, Алексей осторожно вышел из комнаты на маленькую лестничную площадку второго этажа, готовясь, если что, стрелять по-македонски. Но на площадке, на лестнице и, похоже, во всём доме никого не было.
Он спустился на первый этаж, глянул через наполовину застеклённую дверь во двор. Из сарая, где дожидалась начала сходки вся бандеровская рать, вышли несколько человек. Поёживаясь на морозном воздухе после отапливаемого сарая, они внимательно разглядывали всё по сторонам, видимо, дошедшие до них звуки выстрелов вызвали опаску и подозрение.
«Что же делать? Уйдут ведь! – Балезин сжал кулаки. – А то ещё пуще: пойдут всей кодлой к дому. Двумя пистолетами их не удержишь. Неужели в доме нет оружия?»
На нижнем этаже располагались три комнаты, и в первой же из них Алексею повезло. Тут был целый арсенал: немецкие автоматы,пистолеты, ящик с гранатами и пулемёт. «Люся!» – радостно воскликнул Балезин, трогая, точно дорогую реликвию, давно забытое оружие. В далеком 1914-м в пулемётной школе, где их, как младших офицеров, готовили к отправке на фронт, изучали все виды стрелкового оружия и, в первую очередь, пулемёты. Там были пулемёты Максима, Гочкиса, Льюиса, Мадсена и других. Каждому курсанты давали прозвище. Так пулемёт Максима любовно называли «Макс», Гочкиса – «Гошей», а вот пулемёту системы Льюиса дали женское имя – «Люся».
Балезин повеселел: вместе с «Люсей» он обнаружил два полностью снаряжённых диска. Живём! Быстро установив пулемёт, он выбил оконное стекло и дал очередь по сараю. Убивать он никого не собирался – те, кто в сарае, нужны живыми. А потому стрелял поверх голов. При первых же выстрелах бандеровцы живо метнулись в сарай, а один, последний, прихрамывая, схватился за бедро; видимо, пуля его задела.
Но командиры-сотники или по-простому – главари банд, собравшиеся на сход, не походили на мальчиков для битья. Из окна сарая в сторону дома вскоре застрочила автоматная очередь. Вот теперь Балезин повёл прицельный огонь по окну, и автомат затих.
Алексей отдышался. Чувство облегчения сменила тревога: сколько же ещё он так продержится? Возможно, кроме тех, что в сарае, у бандеровцев есть ещё поблизости люди. И главное: где Ершов? Неужели не отследил?
Он прислушался – к дому кто-то подходил. И даже не подходил, а шёл, крадучись. Чуткий слух не подвёл, приближались несколько человек. Алексей достал браунинг.
– Балезин! Балезин, ты здесь?! Лё-ёха!
– Да здесь я, здесь!
В комнату ввалился Фёдор Ершов а с ним ещё двое: капитан Панченко и молодой старший лейтенант, тот самый, что утром после встречи с Красавчиком ожидал Балезина в машине и повёз в управление. И опять Алексей поймал себя на мысли, что лицо старлея ему кого-то напоминает.
– Ну как ты? – спросил Ершов, довольный видом Балезина, живого и невредимого.
– Нормально, хотя и были проблемы. Обо всём доложу после, а сейчас время дорого.
– А они где?
– Там, в сарае, – пояснил Алексей.
И словно в подтверждение его слов, из окна сарая снова стали стрелять. И снова Балезину пришлось дать несколько очередей по окну, чтобы стреляющие затихли.
– Где твои автоматчики? – спросил он Ершова, вытирая пот со лба.
– Следуют за нами, скоро должны быть.
– Как скоро?
Ершов смутился, потом с раздражением буркнул:
– Да прибудут они, не волнуйся.
В это время со стороны сарая послышался стук. Глухие удары следовали один за другим. Алексей поднялся из положения полулёжа, в котором находился за пулемётом, и кивнул в сторону сарая:
– Слышишь?
– Слышу и что? – пожал плечами Ершов.
– А то, что в сарае долбят заднюю стену. А хлопцы там дюжие, быстро пробьют и уйдут – поминай, как звали. Ты все ещё ждёшь автоматчиков?
– Что предлагаешь?
– Надо зайти с тыла. И если они сделают брешь в стене, держать её под прицелом. Оружия в доме достаточно. Дай мне в помощь одного из офицеров.
– Что-о-о? Ты собрался лезть под пули?
– Фёдор, они уйдут, и вся операция псу под хвост!
Из сарая продолжали раздаваться стуки.
– Нет, хватит! Всё, не пущу! – заорал Фёдор, дополнив эмоции крепким ругательством. – Я и так тебе много свободы дал. И под суд идти не хочу!