— Чего это она расшалилась? — технику было весело от увиденного.
— Тренируется. Перед встречей с нами, — еще веселее отозвался оператор.
— Я серьезно.
— Хочет попробовать весь свой арсенал, наверное. А он огромен, — оператор задумчиво поджал губы.
Подумав, Танька решила больше не напрягаться. Сгребла телекинезом крупные части будущего костра в поленницу и заставила их левитировать до своего бивака. В последний момент присоединила телекинезом поваленное случайно дерево, и оно, ломая ветки, тащилось волоком вслед за юной лесоповальщицей.
В отсутствии хозяйки Лютый словил себе ужин — крупного зайца. Когда Танька разделала для него добычу, от обиды на себя не осталось и следа.
«Работа ножом успокаивает, — думала девочка.
Да, а тех, кого не успокаивает — делает добрее, — согласилось Альтер Эго.
А если по-хорошему не добреет — снова ножом!
Ну ты и кровожадина. Мы купаться пойдем?
Можно, светло еще.
Давай, и эту штуковину опробуем заодно!»
«Этой штуковиной» оказался черный закрытый купальник. Надпись, из-за которой он попал в любопытные руки, гласила: «Плавать — так с русалками, бегать — так с единорогами». Раньше Танька не испытывала необходимости в подобных одеждах, но любовь к призывам и девизам жила в ней рядом с любовью к очкам, ножам и бегу.
Резвилась в воде долго, сначала с мохнатым защитником, затем — в одиночестве, изображая то дельфина, то акулу, извивалась муреной и носилась рыбой-парусником, высоко выпрыгивала и без брызг входила обратно. Удовольствие завершилось, когда Лютик уже почти высох.
— Красиво плаваешь, — на берегу Таньку поджидала парочка нехорошо ухмыляющихся недорослей. — Может, и нас научишь? Как раз вечер, никто и не заметит… — у говорившего в руках была палка, очень удобная, будто специально вырезанная. Это не мешало ему расстегивать на себе рубашку.
— Уверен, что свидетели не нужны? — выходя на берег, Танька на ходу отжимала волосы.
— Такой красотой и с кем-то делиться? — глядя на ее стройные ножки, покачал головой второй, и тоже начал раздеваться.
— Спасибо за доверие, но я уже наплавалась. Завтра приходите, — хотелось поскорее развести костер и переодеться.
— Да ты не переживай, можно и на берегу поучиться, — нехорошо продолжил первый, перекладывая палку поудобнее.
«Лют! Займись, пожалуйста, наглецами, — попросила Танечка.
Только в воду не лезь! — добавило Второе Я.
Правильно, пусть по самоучителю практикуются!
Самоучитель по плаванью в крови… Да мы у нас эстет!»
«Наконец-то! — появляясь рядом с девочкой, леопард показал в оскале острейшие клыки.»
— Это еще что за котик? — не осознал опасности владелец дубинки. — Мне его сейчас пришибить или сама в палатку посадишь?
— Фас, — Таня спокойно указала на несостоявшихся обидчиков.
Сначала из неразумных рук, всего лишь от удара лапы пушистого создания, вылетела дубинка, что очень смутило ее владельца. Следующим движением из его штанов был вырван большой кусок ткани. Судя по брызгам крови — вместе с мышечной, из ноги.
Лютик мягко прыгнул ко второму бестолковому, на лету разорвав ему брючный ремень с прилегающей частью тела.
«Если до них не дошло — можешь развлекаться по полной.
Только не испачкайся! А я костер пока разведу, — Танька стала подниматься к палатке.
И не задерживайся, тебя зайка заждался!»
— Ей самой лень было? — разочарованно глядел на резвящегося барса техник.
— Лютый — защитник, ему необходимо чувствовать востребованность. Даже ты не способен оставаться беспричастным, создатель хренов! — оператор при этом не издевался.
— Чего ты, в самом деле? — соавтор детища выглядел совсем обиженным.
— Ревную, а ты как думал?! Мне ведь тоже приятно смотреть, как она действует.
Обнаглевшая борзота оказалась упрямой: один попытался вернуть себе дубинку, а другой решил вытащить нож. К счастью, Лютик не любил куражиться. Проводя урок плаванья, он по очереди рвал до костей мясо на оскорбивших любимую хозяйку людишках. Долго такое тянуться не могло и, быстро покончив с преподавательской деятельностью, котенок в несколько прыжков переместился к палатке.
«Я закончил. Только там теперь грязно, пляж испорчен, — подумал он виновато.»
«Солнышко мое! Как я рада, что мы вместе! Ты самый заботливый в мире!
Грейся пока, — костер был разожжен без церемоний, пирокинезом. — Я пойду руки помою.
Заодно приберем там, — озаботилась Танька.
Только без меня ужинать не начинай, ладно? — уходя, оглянулось Альтер Эго.»
Маленький пляж теперь здорово походил на… Танька аж остановилась с открытым ртом.
«Это с какой скоростью нужно было отрывать мяско от косточек, чтобы оно так разлеталось? — констатировало Второе Я.
Но ведь не испачкался же!
Это — да, но можно было не разбрасывать?
Тебе-то какая разница? — под контролем Таньки все, до последнего ломтика, останки непослушных проследовали в реку.
Правильно, рыбкам тоже пора ужинать.
А руки помыть?
И пляж заодно! — уходя, она создала три огромные речные волны для промывки песка.»
Часть 12
Уместились возле костра, спиной к стволу старой сосны. Девочка медленно тянула из кружки горячий чай, сидя на свернутом спальнике. Котик, на заботливо расстеленной клеенке, расправлялся с комплектующими представителя семейства зайцевых. Вечернее настроение украшали яркие звезды в аккомпанементе романтически настроенных насекомых. В огне уютно трещали то ли сучья, то ли ветки, а запах дыма казался родным и понятным. Танька не спешила насыщаться, с умилением наблюдая за своим героем.
«Куда в него столько влезает? — размышляла, глядя на зверя влюбленными глазами.
Внутрь. Может, у него там черная дыра! — выдвинуло гипотезу Второе Я.
Прелесть какая! Так и оленя можно съесть.
Лютеныш, у тебя внутри бездна, да?»
«У меня внутри голодный Снежный Леопард, между прочим. И он запасается энергией! Ну и просто вкусно, — отозвался лохматый.»
Когда Лютый закончил поглощать зайчика, выпрашивать кусочек колбаски ему не пришлось. Танька честно разделила вкусность пополам, и они уплетали нежный ужин, от удовольствия закрывая глаза. Сочность обеспечивалась вполне уместными в фарше кусочками сала, поэтому едоки не стыдясь облизывали и губы и усы, а некоторые — даже пальцы.
Пирожные на десерт, в основном, достались защитнику, а Танька ножом выуживала из баночки варенье. У нее была ложка, но все знают, что сидя перед костром варенье нужно отправлять в рот только с лезвия! Она ни на минуту не пожалела, что запаслась несколькими разными клинками: каждое изделие ей нравилось по-своему и бывало кстати ежедневно.
«Мы долго здесь пробудем? — дрова постепенно прогорали, но подбрасывать новые было лень, да и незачем.
Даже не знаю. Это кто стучит все время? Там, кажется, — она посмотрела в сторону звука, доносившегося из темного леса.
Дятел, кто же еще, — пожала плечами Танька и веточкой поправила вывалившийся из костра уголек.
Ночью? А он не ошибся?
Дятел не может ошибаться: нечем.
Да, — протянула задумчиво, — с мозгами в голове об дерево безнаказанно не бьются.
Он их в дупло перед долбежкой кладет.
Кого?
Мозги. Орнитологию учить нужно. И вообще — юмор продлевает жизнь! — почти рассмеялась Танька.
Заблуждаешься. Юмор жизнь укорачивает. Это смех продлевает, а юмор — укорачивает, — часть внутреннего мира девочки иногда бывала рассудительна.
Это как?
А так: тот, кто много шутит — умирает рано. А тот, кто над этим смеется — живет еще до-олго…»
Зевая и едва удерживая сонные веки, Танька приказала остаткам пламени погаснуть: она не позволяла себе легкомысленного отношения к лесу. Уже залезая в спальник, решила приснить себе что-нибудь веселое.
«Или выснить?
Наснить. Какая разница? Давай такое, чтоб и я там была, и Лютый…»
— Разве она может видеть сны? — удивился техник.
— Назови то, что она не может, — повернулся к нему вместе с креслом оператор. — Я готов подождать, — он терпеливо сложил руки на животе.
— Чего? Когда у нее сил не хватит?
— Когда у тебя воображение закончится! — снисходительно закивал головой напарник. — Я ведь только недавно закончил просматривать перечень «девятого набора»…
— Есть кто дома? — заснуть Таньке не дали, возле палатки раздался стук палки о дерево. — Эй, хозяева!
— Иди на хуй, путник, я спать хочу, — пролепетала в ответ сквозь дрему. Танечка была очень вежливой девочкой и мысленно пожурила себя за грубость. Совсем немножко.
— Это кто там такой резкий? Вылезай, давай. Дело есть, — примирительным тоном заговорил голос.
«Лют, это кто?»
«Мужик. В сапогах и длинном плаще. Съесть его?»
«Плащ? Зачем?»
«Мужика! Просыпайся, он к велику присматривается.»
Танька не хотела вылезать из нагретого ложа, перспектива одевания в темноте ее не прельщала, а выходить к комарам беззащитной — перебьются.
Она руками изнутри подобрала лишнюю длину теплого мешка и, передвигаясь на попе, гусеницей подползла к откинутому на ночь пологу: очень уж любила свежий аромат леса.
— Ну? Чего не спится? Не зли меня только, — заставила себя немного приоткрыть глаза.
— Ты кто? — приближаясь к палатке, голос стал удивленным.
— Еще один глупый вопрос и я тебя убью. Для профилактики, — она широко зевнула и рассмотрела, наконец, обладателя голоса: одежда для ночных похождений — вполне подходящая, палка в руке — целый посох — как раз для прогулки. Лицо во тьме никак не проглядывалось, а напрягаться по пустякам Танька посчитала лишним.
— Взрослые где? — оплошал голос.
— Все, лимит исчерпан, — расстегнув нагретое убежище, Танька стала не спеша выбираться наружу.
— Лимит чего? Что ты несешь?! Ты кто?