Тем временем в саду появились приставленные к девушке служанки, и Мураноскэ поневоле пришлось удалиться. Переодевшись после игры, он провел еще какое-то время в доме Фукусимы, а потом снова подкрался к изгороди. Девушка, которой до сих пор нечасто приходилось видеть мужчин, впервые почувствовала любовное томление и тоже вышла в сад. Теперь они могли обменяться несколькими словами, не опасаясь быть услышанными.
– Вероятно, мне уже нет нужды писать вам о своих чувствах, – сказал юноша. – Я хочу проникнуть в ваши покои и остаться с вами наедине.
– Я буду ждать вас, – отвечала девушка.
В ту же ночь под покровом темноты Мураноскэ проскользнул к усадьбе с тыльной стороны, перелез через высокую стену ограды и проник в сад. Девушка сдержала обещание и, раздобыв ключ от калитки, провела его в свою спальню. Здесь влюбленные поклялись друг другу в вечной верности и, надкусив мизинцы, смешали свою кровь и начертали ею на исподнем друг у друга слова супружеской клятвы. С тех пор они уже не тратили время на любовные признания и каждый раз, оставаясь наедине, горевали лишь о том, как быстро пролетают ночные часы. С каждым днем их все сильнее влекло друг к другу – таковы законы любви. Сколько раз они встречались – о том было известно лишь бархатному изголовью в комнате девушки, и вот однажды при виде распустившихся цветов сливы ей захотелось отведать кислых зеленых плодов, да и живот у нее начал понемногу округляться – стало ясно, что она понесла.
Между тем отец девушки, известный военачальник по имени Фудзисава Дзиндаю, отслужил положенный срок при дворе сёгуна в Эдо[129] и по пути домой заехал в городок Хамамацу провинции Тотоми, чтобы навестить своего брата Дзиндзаэмона. Второму сыну брата – Дзимпэю в ту пору как раз исполнилось девятнадцать лет, сложения он был богатырского и отличался недюжинной силой. Хотя юноша доводился ему племянником, Дзиндаю решил сделать его приемным сыном и выдать за него свою дочь Кого, после чего сам он мог со спокойным сердцем удалиться на покой. Домой в Хиросиму он вернулся вместе с Дзимпэем и рассказал жене о своем решении, каковое ее несказанно обрадовало. Заручившись согласием своего господина, Дзиндаю взял племянника в дом приемным сыном и, не тратя времени даром, занялся свадебными приготовлениями. Узнав об этом, Кого не выказала радости и обратилась к матери с такими словами:
– Я знаю, идти против родительской воли недостойно дочери, верной своему долгу. Однако наш мир – лишь временное прибежище человека, а жизнь коротка, как мимолетный сон. Благостен лишь путь, указанный Буддой, и я желаю следовать этому пути, взыскуя загробного блаженства. Того ради я решила остаться свободной от супружеских уз, облачиться в черную рясу и уединиться в каком-нибудь монастыре. Что же до господина Дзимпэя, то вам придется найти ему другую невесту.
В ошеломлении мать стала отговаривать ее от этих мыслей, но девушка была непреклонна. Не зная, как еще к ней подступиться, пожилая женщина решила до поры до времени хранить дело в тайне, однако Дзимпэй каким-то образом проведал об этом разговоре и затаил в душе обиду и горечь.
И вот однажды среди ночи Дзимпэй увидел крадущегося к дому Мураноскэ. Призвав на помощь своего слугу, он устроил под деревом засаду, и, когда на рассвете Мураноскэ покидал покои возлюбленной, они вдвоем напали на него и зарубили мечом.
Узнав о случившемся, Кого схватила копье и приготовилась отомстить убийце, но кормилица ее удержала.
– У вас еще будет случай ему отомстить, – сказала она своей госпоже, – а теперь вы должны бежать из дома. – С этими словами кормилица взяла Кого за руку и, воспользовавшись суматохой, вывела ее через задние ворота.
Как только дело о тайной связи его дочери с Мураноскэ получило огласку, Дзиндаю счел себя опозоренным и, не смея показаться людям на глаза, затворился в своем доме. А Дзимпэй скрылся в неизвестном направлении. Что же до Кого, то она вместе с кормилицей благополучно выбралась из Хиросимы и направила стопы к селению Акаси провинции Харима, где жили знакомые ее семьи. Там она поселилась в бедной крестьянской хижине, выучилась ткать шелк тидзими[130] и тем добывала себе скудное пропитание.
Шло время, наступил срок родин. К ней вызвали повитуху, и, пока грелась вода для первого купания младенца, Кого положила рядом с собой короткий меч и вознесла богам такую молитву:
– О боги, смилуйтесь надо мной и пошлите мне сына, чтобы было кому отомстить убийце Мураноскэ – Дзимпэю. Если же мне суждено произвести на свет девочку, я сразу вспорю себе живот и положу конец своей жизни.
Видно, молитва ее была услышана, потому что в тот же миг с громким криком появился на свет мальчик. Кого дала сыну имя Мурамару, берегла его пуще зеницы ока и с нетерпением ждала, когда он подрастет. Но вот малышу сравнялось три года, и над ним совершили обряд камиоки[131], а в пять лет впервые надели на него хакама[132]. Незаметно Мурамару исполнилось девять лет, и он стал обучаться грамоте в храме Сумадэра. Но и это время вскоре миновало, и, встретив свою тринадцатую весну, мальчик расцвел, точно цветок на молодом деревце сакуры, – все вокруг, и монахи и миряне, невольно заглядывались на него.
Кого решила, что пришла пора рассказать сыну об отце и подготовить его к кровной мести.
– Я сейчас же отправлюсь в Хамамацу, на родину Дзимпэя, и принесу вам в подарок его голову! – воскликнул Мурамару, выслушав ее, и стал собираться в дорогу.
Но мать и кормилица сказали ему:
– Погоди, мы давно уже ждали этого дня и отправимся вместе с тобой. Недаром же мы выучились игре на сякухати, хотя это не женское дело.[133]
Сказав так, они завернули в кусок промасленной ткани кольчугу и короткий меч, остригли волосы, надели на голову глубокие плетеные шляпы, так что с виду их стало не отличить от мужчин, и вместе с Мурамару тайно покинули свое прибежище в Акаси.
Сколько раз, прислушиваясь к шуму волн или завыванию ветра в соснах, Кого, подобно журавлихе среди ночи, тревожилась о судьбе сына! А когда они втроем играли на сякухати мелодию «Журавлиное гнездо», в протяжных звуках флейты слышалась печаль, но сердца их были исполнены отваги.
Оставив позади гору Тэккай, они прошли селение Икута, миновали реку Нунобики, Ёдо, одолели перевал на горе Аусака у тракта Токайдо, переправились через мост над рекой Сэта. Едва держась на ногах от усталости, путники зашли помолиться в храм Исиямадэра[134]. Как раз в это время паломники из Нагасаки осматривали покои, в которых, по преданию, Мурасаки Сикибу начала писать «Повесть о Гэндзи». Кого с сыном и кормилицей присоединились к ним. «Какие замечательные женщины жили в старину!» – восхитилась Кого и, умиротворенная, вышла из храма.
Внезапно внимание ее привлек самурай лет сорока с виду, одетый в легкое дорожное платье. Он стоял у ворот храма со своим слугой и, вынув дорожную тушечницу, записывал со слов поселян, какими достопримечательностями славится эта местность. Бросив быстрый взгляд на Мурамару, самурай шепнул слуге:
– Смотри-ка, и лицом, и статью этот юноша – вылитый Мураноскэ. Даже прическа у него такая же.
– Уж не призрак ли это? – откликнулся слуга.
Услышав дорогое имя, Кого остановилась и пристально оглядела незнакомца, но заговорить с ним не отважилась. Вместо этого она сказала кормилице:
– Сколь ни знамениты здешние красоты, мне все же милее виды Ицукусимы![135]
Самурай подошел к ней и спросил:
– Должно быть, вы прибыли сюда из Хиросимы?
Кого все еще не решалась ему открыться.
– Нет, мы из Харимы, – произнесла она, однако выговор выдавал в ней уроженку Аки.
– Простите, – продолжал между тем самурай, – не доводится ли этот юноша родственником господину Торикаве Хаэмону?
Кого не могла вымолвить ни слова, слезы стояли у нее в горле. Не дожидаясь, пока она заговорит, самурай со скорбным видом объяснил:
– Мое имя – Отани Каннай. Мы с Мураноскэ были назваными братьями. Узнав о его безвременной гибели, я отправился в провинцию Тотоми, чтобы отомстить убийце и отслужить по Мураноскэ заупокойную службу. К сожалению, все мои усилия отыскать негодяя оказались тщетными. Однако недавно мне удалось узнать, что он скрывается в одном из горных селений Ёсино. Я как раз держу туда путь.
При этих словах Кого припала к Каннаю с возгласом:
– Юноша, о котором вы спрашивали, сын Мураноскэ – Мурамару! – и рассказала ему обо всем, что так долго лежало у нее на сердце.
Слушать ее было невозможно без слез, но, сколько ни плачь, дело есть дело.
– Время не ждет, пора в путь! – сказал Каннай. – Сперва надо отомстить мерзавцу Дзимпэю, а погоревать мы успеем и потом.
Добравшись до Ёсино, они выведали, где скрывается Дзимпэй, и Мурамару с помощью Канная сумел отомстить убийце своего отца, после чего все четверо благополучно покинули те края.
События эти случились уже давно, но рассказы о них и поныне ходят среди людей.
Безрассудный гнев, или Человек, который женился, не взглянув на лицо невесты
В городе Кумамото провинции Хиго жила известная врачея по прозвищу «Вдова Гэнсюна». Покойный муж ее – Гэнсюн – не знал себе равных в искусстве иглоукалывания, а поскольку не было у него сына-наследника, перед смертью он передал тайну своего умения жене. Вдова не стала искать себе нового мужа, остригла волосы и, взяв имя Мёсюн, занялась лечением больных. Будучи женщиной, она весьма преуспела на этом поприще – ее охотно приглашали к женам знатных особ, и со временем Мёсюн стала запросто появляться в особняках на улице Яката[136]