Повеление градоначальника было в точности исполнено. Младенца назначили наследником, а покойного похоронили по всем правилам.
Несмотря на постигшее ее горе, вдова нет-нет да и предавалась сомнениям: а что, если этот младенец не сын ее мужа? «Долгие годы мы не имели детей, – размышляла она, – и муж с моего согласия брал в дом миловидных наложниц. Ни одна из них не понесла от него. Так неужели он не поделился бы со мной радостью, если бы все было так, как утверждает швея?»
Эта мысль не давала вдове покоя, и в один прекрасный день она притворилась глухой. Оставив домашние хлопоты, она все свое время проводила подле домашней божницы и тщательно следила за тем, чтобы не выдать себя ненароком.
Незаметно подошел к концу год, наступила весна, и вот в один из дней недели весеннего равноденствия, в годовщину смерти хозяина, семья покойного вместе со всеми домочадцами отправилась на храмовое кладбище, чтобы возложить на могилу цветы и возжечь благовония. Склонив голову перед надгробьем, вдова вспомнила прошлое и прослезилась, а потом взяла малыша за руку и молвила:
– Под этим камнем лежит твой папочка. Не пожалей же водицы, напои его вдоволь.
Слова вдовы позабавили швею.
– Твой папочка, – сказала она сыну, переглянувшись с приказчиком, – стоит перед тобой в полосатой накидке, живой и здоровый. А ну-ка спроси эту глухую каргу: что за чепуху вы несете?!
«Глухая», разумеется, все это слышала и на следующий день спозаранку отправилась к столичному градоначальнику.
– Мне нисколько не жаль ни денег, ни богатства, и печалюсь я совсем о другом, – начала она. – Моему покойному супругу было бы горько узнать, что наследником его стал чужой ребенок. – И женщина поведала об услышанном накануне.
Градоначальник послал за швеей и приказчиком.
– Отвечайте, – обратился он к швее, – почему вы назвали приказчика отцом вашего ребенка? Вдова утверждает, что слышала это вчера из ваших уст на могиле ее мужа.
– Что за вздор! – вскричали в один голос швея и приказчик. – Все это заведомая ложь! Не иначе вдова, сговорившись со своей родней, решила нас опорочить, чтобы прибрать наследство к своим рукам. Оно и понятно – распоряжаться денежками по собственному усмотрению куда приятнее! Однако ж не только нам, но всему околотку известно, что в прошлом году, то ли в четвертом, то ли в пятом месяце, она оглохла. Какими только лекарствами ее ни лечили, одних глиняных тарелок Будде-целителю больше тысячи штук снесли[215] – всё без толку. Когда надо было ей что-то сказать, записки писали. Как же могло случиться, что она ни с того ни с сего вдруг начала слышать?
Тут вдова рассмеялась.
– Все очень просто, – сказала она. – Не зная иного способа установить истину, я притворилась глухой, хотя и понимала, что обманывать людей – великий грех.
Швея и приказчик залились краской стыда и не смогли вымолвить ни слова в свое оправдание.
Градоначальник отменил свое прежнее решение и приговорил обоих к смертной казни. Вдова именем покойного мужа просила его помиловать преступников, однако он помиловал только швею, но в наказание велел ей надеть на голову глиняную чашу, взять в руки черпак и бамбуковую трубку для разжигания огня в очаге и в этом обличье простой служанки три дня просидеть на мосту у Пятого проспекта, где всегда многолюдно, – пусть все видят нечестивицу, посмевшую бросить тень на своего хозяина! Что же до ребенка, то было решено отдать его на воспитание родителям швеи с тем, чтобы впоследствии он принял монашеский постриг.
Вода из родника – последний дар умершему
В старину к западу от улицы Итидзё-дори в столице мало кто селился. Жили там двое престарелых супругов, с трудом сводя концы с концами. Детей у них не было, и будущее ничего хорошего им не сулило. Вступив в пору, когда и на день вперед загадывать не приходится, они добывали себе пропитание продажей бамбуковых веников, которыми торговали вразнос, ежедневно закупая этот нехитрый товар в Фусими. Со временем, однако, это занятие стало им не под силу, потому что в ногах уже не было прежней крепости, и старики совсем приуныли.
Но жизнь не настолько страшна, чтобы впадать в отчаяние. Позади лачуги стариков стоял заброшенный колодец, из которого выглядывали густые заросли плауна. И вот какой-то любитель искусственных садовых горок[216] решил эту растительность купить. Когда вытащили кусты наружу, разгребли тину и подняли со дна грязь, из земли вдруг забил чистый, холодный источник.
Вскоре известие об этом облетело всю столицу, и к старикам отовсюду потянулись люди за водой, приговаривая: «Вот лучшее лекарство от летнего зноя!» Источник прозвали «дедовым родником», и, получая плату за свою целебную воду, старики забыли про нужду.
К западу от жилища стариков стоял еще один дом. Видя, как благоденствуют соседи, хозяин его решил вырыть колодец на своем участке. Теперь источник забил на новом месте, а в «дедовом роднике» вода иссякла. Лишившись средств к существованию, старики горько сетовали на судьбу и досадовали на соседа, но сделать ничего не могли. А тот без зазрения совести торговал своей родниковой водой, разжигая в стариках зависть и злобу. Стали они думать, как бы отомстить соседу, отвадить людей от его колодца, и в конце концов придумали.
На следующий день, ни свет ни заря, старик напялил на голову красный парик, нацепил маску черта и в этом обличье затаился в зарослях бамбука, выглядывая оттуда всякий раз, когда кто-то приходил за водой. Слух о «чудище» быстро разлетелся по округе, люди испугались и перестали брать воду в этом колодце.
Хозяин колодца не мог понять, в чем дело. «Уж не козни ли это какой-нибудь лисицы или барсука?» [217]– подумал он, сговорился с родственниками и устроил засаду. Как только из зарослей бамбука показалось «чудище», они кинулись на него с палками и забили до смерти – старик даже рта не успел открыть. При этом каждый из них очень гордился собой: шутка ли, оборотня одолели! Но, когда рассвело, они увидели, что никакой это не оборотень, а старик-сосед, и пожалели о содеянном, да что толку?
Охваченная горем старуха обратилась к столичному градоначальнику с просьбой наказать убийц.
Изучив все обстоятельства дела, градоначальник сказал:
– Как бы то ни было, вторгаться в чужие владения в столь причудливом обличье, да еще среди ночи, никому не позволено, поэтому супруг потерпевшей в значительной степени сам повинен в собственной гибели. Ответчик же проявил себя как человек завистливый и алчный, начисто лишенный совести. Отобрать у стариков последние крохи может лишь законченный негодяй, и, хотя по видимости он не крал чужого добра, на деле он ничем не лучше вора. Поскольку покойный лишился жизни из-за воды, похоронить его следует на участке домовладельца, а воду из колодца использовать лишь для приношений на его могилу.
Таково было решение градоначальника. Домовладелец похоронил старика, как было велено, и с тех пор никто уже не брал воды из его колодца.
Стоит лишь набраться терпения – и дело уладится
В старину жила в столице одна сваха. С кем угодно могла она столковаться и потому получила прозвище Толковая. За все годы, что она подвизалась на этом поприще, ни разу не вышло у нее осечки.
Но однажды взялась она сватать некую девицу пятнадцати лет и при этом скрыла от ее родителей возраст жениха, а ему уже перевалило за тридцать пять. И вот, когда семьи жениха и невесты обменялись подарками и дело подошло к свадьбе, отец девицы неожиданно узнал, сколько лет его будущему зятю.
– Жених, что и говорить, человек состоятельный, – заявил он свахе, – только дочку я за него не отдам, ведь он на двадцать лет ее старше.
Жених же, со своей стороны, пригрозил свахе, что, если свадьба расстроится, он этого так не оставит.
Очутившись в столь незавидном положении, сваха подала прошение столичному градоначальнику, чтобы он разрешил этот спор.
Градоначальник вызвал к себе жениха, а также отца девицы, и обратился к последнему с такими словами:
– Если жених в чем-либо виноват перед вами, так и скажите. Из-за одной только разницы в летах я не позволю расстраивать свадьбу. Обмен подарками уже состоялся, и вы обязаны отдать ему дочь.
– Ведя со мною переговоры о свадьбе, – возразил отец, – сваха утаила от меня возраст жениха. Теперь же я знаю, что ему тридцать пять лет, следовательно, между ним и моей дочерью разница в целых двадцать лет. Будь он вдвое старше, это бы еще куда ни шло, а так они явно друг другу не пара, и я желаю вернуть жениху его подарки.
– Ну что ж, – сказал градоначальник, – в таком случае всем придется набраться терпения и подождать пять лет. К тому времени жениху исполнится сорок лет, а его нареченной – двадцать. Таким образом, он станет вдвое старше своей невесты, как того и желает ее отец.
О том, как выбор истину определил
Как-то раз в старину в одном из столичных переулков собрались ребятишки и, смастерив игрушечные колесницы, принялись изображать праздник Гион. Грохот от этих колесниц стоял такой, что было слышно на проезжей улице. И все бы ничего, если бы в руках у оставшихся без присмотра ребятишек не оказался самый настоящий короткий меч. Вот и случилось, что один из них, семилетний мальчуган, заспорив с приятелями из-за места в игре, пустил этот меч в ход и заколол им до смерти своего девятилетнего товарища.
Велико было горе родителей погибшего мальчика, и столь же велик был испуг родителей виновника его гибели. Старейшины квартала попытались уладить дело, сказав родителям погибшего:
– Вам следует явить великодушие и смириться, ведь речь идет о неразумном ребенке. Какой с него спрос?
Но те не уступали и твердили свое:
– Убийца должен понести кару!
Особенно упорствовала мать, вознамерившаяся искать справедливости у столичного градоначальника.