Человеку с достатком ниже среднего следует держаться сообразно своему положению: прическу делать самую скромную, с гладко зачесанными на висках волосами; одеваться в простое полотняное кимоно, скажем, бледно-голубого цвета с гербом, нарисованным лаковой краской, которая облезает после первых двух или трех стирок; подпоясываться поясом, подбитым ватой, носить на боку кошель из грубой кожи и пользоваться веером, протершимся на сгибах. Каждый месяц двадцать седьмого и двадцать восьмого числа надо непременно посещать храм, загодя купив на три медяка сосновых веток и трав. Беднякам даже летом не зазорно носить кожаные таби и зимние сандалии. Словом, выглядеть нужно так, чтобы окружающие думали: этот человек весь как на ладони.
Однако чтобы втереться в доверие к богачу, одного этого мало. Надобно еще сойтись с ним покороче, проведать раз, другой, когда он захворает. Постепенно в его доме к Вам привыкнут, а если зайдет разговор о том, какого врача лучше пригласить, не стесняйтесь и бойко, как свой человек, подайте какой-нибудь совет. Неплохо также послать больному гостинец, – скажем, рыбу, которая ему не повредит. Не забудьте и супруге его поднести какие-нибудь сладости. А дальше все пойдет своим чередом: больной поправится и непременно отблагодарит Вас за заботу. Тогда Вы явитесь к нему уже затем, чтобы выразить радость по случаю его выздоровления. Постарайтесь, улучив удобный момент, оказать ему услугу, – например, найти заемщика, готового взять ссуду под надежный залог. Так Вам удастся снискать расположение не только самого богача, но и его приказчиков. После этого Вы с чистой совестью сможете просить у него денег взаймы. Для первого раза возьмите небольшую сумму и верните ее точно в срок. В следующий раз попросите сумму покрупнее. Умело распорядившись этими деньгами, Вы возвратите ему в конце года две трети долга, а оставшуюся часть отдавать не спешите, пусть это будет предлогом для дальнейшего знакомства. И тогда уже смело занимайте столько денег, сколько Вам требуется. Пустив их на расширение своего дела, Вы за короткое время сможете сколотить порядочное состояние.
Главное для торговца – иметь источник, из которого можно свободно черпать деньги. Располагая скудными средствами, успеха не добьешься. Вам же явно недостает купеческой смекалки, и поэтому хозяйство Ваше не только не наладится, но постепенно совсем захиреет.
Когда все вы от меня отвернулись, мне пришлось бежать из Сакаи, не имея денег даже на дорогу. Я выклянчил в долг небольшую сумму у менялы с улицы Осёдзи, соврав ему, что собираюсь тайком от отца совершить паломничество в храмы Исэ. На эти деньги я кое-как добрался до Эдо, а что делать дальше – неизвестно, и обратиться за помощью не к кому. Спустя какое-то время я решил попытать счастья в торговле шинкованной морской капустой. В то время она была здесь в диковинку, к тому же Эдо – город людный, и затея моя удалась: за четыре-пять лет мне удалось скопить восемьдесят рё. После этого я стал закупать морскую капусту в Мацумаэ и переключился на оптовую торговлю. Казалось, еще немного, и богатство поплывет мне в руки, но я понимал, что без больших денег ничего не достигну.
И тут я прослышал об одном враче, который пользовал всяких вельмож и толстосумов. Недолго думая, я притворился больным, пригласил этого врача к себе, терпеливо принимал прописанное им лекарство, а потом в знак благодарности вместо одного бу[337], полагавшегося ему за услуги, поднес целых пять рё и сверх того послал ему шелковой ваты, бочонок сакэ и рыбу. Получив столь щедрое вознаграждение, врач повсюду растрезвонил, будто денег у меня немерено. После этого все вокруг стали относиться ко мне с доверием, и торговцы отпускали мне в долг всё, что я пожелаю. Выбрав подходящий случай, я рассказал врачу, что нуждаюсь в средствах для расширения дела, и он согласился выступить за меня поручителем. С его помощью я получил ссуду в размере пятисот золотых кобанов.
С тех пор дела мои пошли в гору, и теперь, по прошествии двадцати четырех с лишним лет, я располагаю состоянием в девять тысяч рё, не считая недвижимости и прочего имущества. Это выяснилось в начале нынешнего года, когда я проводил у себя переучет. В нашем мире без денег состояния не наживешь. Эту истину и Вам полезно усвоить.
Вообще говоря, Эдо для торговца – наиблагодатнейшее место. Было бы хорошо, если бы Вы прислали сюда своих сыновей, пока они еще не приобрели дурных привычек. Если мальчишки не охочи до чужого добра, я обещаю, что лет через десять они вернутся к Вам, имея по три сотни рё на брата. Разумеется, можно заработать и больше, но это уже зависит от них самих.
У здешних торговцев в обычае держаться скромно. Вот я, к примеру, хоть и имею состояние в десять тысяч рё, всегда хожу в баню один, без прислуги, и сам несу банный халат, намотав его на шею. Жена моя не гнушается собственноручно подавать завтрак и ужин всей многочисленной прислуге. Казалось бы, не хозяйское это дело, но если каждый станет накладывать себе еды сколько захочет, за год убыток составит не менее пятидесяти рё. Оттого, что жена два раза в день поработает черпаком, руки у нее не замараются, и теми же руками она сможет потом возжечь благовония на домашней божнице. А что толку, если Ваша супруга напялит на себя парадную накидку и усядется посреди комнаты, чванливо прищурив глаза? Сколько бы она ни строила из себя благородную особу, свои ноги-тяпки ей не переделать, они все равно выдают ее деревенское происхождение.
Поистине, нет на свете ничего горше безденежья. И лживость, и подобострастие, и вообще все пороки проистекают от бедности. Говорят, всяк в нашем мире наполовину мошенник. Вы же, судя по всему, – и того более. Такая жизнь недостойна мужчины. Подумайте хотя бы о детях и возьмитесь наконец за ум.
Мацумаэя Гондаю
Писано в Эдо 8-го месяца 9-го дня.
Бегство, приведшее к двум подносам
Г-ну Кикиэмону,
в лавку «Тадая»
Спешу поделиться с Вами своим горем: внука моего Тёитиро постигло страшное несчастье. И все по вине няньки, которую я взяла к нему этой весной. Не сообразила я, старая, предупредить ее, чтобы, возясь с ребенком, не втыкала в прическу гребней и шпилек с острыми концами!
Прежде эта нянька служила в доме одного богатого оптовика и там привыкла наряжаться куда более щеголевато, чем приличествует женщинам ее положения. Но я подумала, что за восемьдесят моммэ серебром в год и новую одежду к каждому сезону лучше держать в доме женщину приятной наружности, нежели какое-нибудь пугало, и наняла ее к внуку. Скромным видом она и впрямь не отличалась, но зато оказалась благонравной и работящей, а если с кем и водила дружбу, то лишь с людьми порядочными, так что я нарадоваться на нее не могла.
Но вот однажды, взяв на руки Тёитиро, она отвлеклась и не заметила, как край гребня коснулся его носа, а шпилька вонзилась ему в левый глаз. Оттуда хлынула кровь, и мальчонка так закричал, что казалось, сейчас испустит дух. Мы сразу принялись врачевать рану, и в итоге Тёитиро поправился, только ослеп на этот глаз. Уже от одного этого впору было прийти в отчаяние, а тут еще вслед за левым у него стал отказывать правый глаз. За какие грехи выпала мне такая кара, что мой единственный внук с малолетства стал калекой? Уродился он здоровым, крепким ребенком, ничуть не хуже других, и я надеялась, что, выросши, он станет мне опорой в старости. Увы, напрасно надеялась! А народ теперь пошел черствый, – завидев моего Тёитиро, люди тычут в него пальцем и потешаются: «Глядите, не иначе это побочный сынок слепого принца Сэмимару!»[338] Их насмешки приводят меня в ярость, но что поделаешь, приходится терпеть, а душа все равно болит.
До сих пор я ничего не писала Вам о матери Тёитиро, моей невестке, но теперь скрывать не стану, – она злодейка, каких еще не видывал свет. Завела себе на стороне мужчину и два с лишним года тайно с ним встречалась. Но, как известно, семьдесят пять раз сойдет, на семьдесят шестой – попадешься. Так и случилось: кто-то их заприметил, пошли слухи, и в конце концов об этом узнал Тёносин. Неловко хвалить своего сына, но скажу без ложной скромности: он повел себя достойно – хорошенько все обдумал и без лишнего шума, без ругани стал следить за негодяем, спутавшимся с его женой. А она каким-то образом проведала об этом и подговорила своего любовника убить Тёносина. И после этого у нее еще хватило наглости оплакивать покойника! Мне и в голову не могло прийти, что она повинна в смерти Тёносина, я жалела ее и вместе со всеми старалась утешить. Но она убивалась лишь для вида, чтобы отвести от себя подозрение. Эта паскудница даже обратилась к городским властям с требованием наказать убийцу. Она разжалобила своими слезами самого градоначальника, он провел расследование, но время шло, а обнаружить преступника не удавалось.
«Как печален наш мир!» – думала я, глядя на невестку, овдовевшую раньше срока. Тёитиро она родила уже после смерти мужа и, даже лаская малыша, не забывала о своем горе. На все это нельзя было смотреть без слез.
Тем временем ее полюбовник, опасаясь, что рано или поздно его найдут, ударился в бега. Пять дней он добирался пешком до переправы Кувана в Исэ, а там в ожидании попутного ветра зашел на постоялый двор, спросил себе чего-нибудь перекусить и незаметно задремал. Но не успел он увидеть первый сон, как ему принесли еду, которой славится эта местность: суп из устриц и жареных моллюсков.
«Проснитесь, проснитесь! – стали будить его служанки. – Кушать подано». Открыв глаза, беглец увидел перед собой два подноса. «Зачем мне два подноса? – удивился он. – Ведь я тут один!»
«Как же так? – возразили служанки. – Мы своими глазами видели, что вы вошли сюда вместе с каким-то господином. Куда же он пропал?»
Тот раскрыл рот от изумления, но хозяин постоялого двора подтвердил: «Совершенно верно, с вами был еще один господин». В ответ на вопрос гостя, как тот выглядел, хозяин подробно описал, что лет ему на вид около тридцати пяти, что он полнотел, с курчавыми волосами и приплюснутым носом. На веке у него – след, как от чирья. Одет он был в авасэ из полосатого шелка и накидку цвета хурмы.