— Подожди, — попросила я Джаду и, оставив ее с чемоданами, подошла ко входу.
Я вытащила носовой платок, окунула его в фонтан в центре площади, протерла руки и лоб. Разве может стоять такая жара в мае? Синьор Роберто вышел из бара и помахал нам. Цикады хором сливающихся воедино голосов отсчитывали секунды.
Я вспомнила одну из немногочисленных историй, которую рассказывала мне тетя Терпсихора ночами, когда мне не удавалось заснуть, и которая стала одной из моих любимых, — историю о цикадах.
Тетя Терпсихора, тетя Мельпомена и мама в тишине делали уроки за большим деревянным столом со следами сучков. Сестрам нравилось учиться, они не хотели бросать школу. Я никак не могла понять, почему все они очень рано перестали в нее ходить.
Эвтерпа и Талия первыми вышли на работу. В воскресенье днем они помогали бабушке Инес убираться, а потом убегали из дома: Талия гуляла с подругами, Эвтерпа уходила в поля за домом и брала с собой губную гармошку.
Только и всего. Нескольких звуков хватало, чтобы отвлечь сестер от уроков, — даже Терпсихору, которая обожала писать, даже Талию, которая отрывалась от зеркала и выходила во двор, не закончив прихорашиваться. Гармошка Эвтерпы была волшебной. Негромкая мелодия смешивалась со стрекотом цикад, растворялась в сумерках. Она была такой светлой, что у сестер мурашки бежали по коже, рассказывала тетя Терпси. Ей самой хотелось медленно танцевать под нее.
Девочки находили башмаки Эвтерпы у корней яблони. Они слушали сестру. Кто-то сидел в высокой траве, кто-то бродил вокруг дерева, собирая одуванчики, Терпси танцевала. Цикады подыгрывали Эвтерпе.
В пристройку вела темная, сливающаяся со зданием деревянная дверь, которая слегка выпирала наружу. Она была похожа на буфет или длинное заколоченное окно. В центре двери виднелись очертания закрытой квадратной задвижки, сантиметров тридцать в ширину и высоту.
Я протянула руку, мне хотелось коснуться необычного здания на площади, где тишину нарушали только ранние цикады. Но в последний момент испугалась, как пугаюсь, когда меня обнимают. И не стала ее трогать.
Звук, с которым дверь заскребла по полу, эхом прокатился по комнате на первом этаже. Мы стояли с чемоданами на пороге, вдыхали запах пыли и гари. Нас обдало волной прохлады, прокатившейся по ногам и рассеявшейся до того, как она добралась до улицы.
Мы вошли внутрь, ступая с несвойственной нам осторожностью на яркий прямоугольник солнечного света, падающего на пол из открытой двери. Через заколоченное несколькими досками окно слева от входа тоже проникали лучи, исчезающие в тишине комнаты. Джада перекрестилась.
На противоположной стене угадывались очертания французского окна, но вместо стекол были вставлены крупные листы фанеры.
— Неужели ты совсем ничего не помнишь про дом? — спросила Джада. — Я имею в виду, может, ты помнишь, как вы приезжали сюда, когда ты была маленькая, или видела какие-нибудь фотографии?..
— Не знаю. Мы не бывали здесь лет пятнадцать. И тетя не любила фотографии. Кажется, я помню лестницу. И запах гари.
Я показала на огромное темное пятно на стене рядом с французским окном.
— Оно всегда здесь было.
Джада подошла ближе и принюхалась к стене.
— Пожар?
— Без понятия. Мне никогда не рассказывали.
Небольшой коридор вел в комнату поменьше: мы с Джадой решили, что здесь спали тети и моя мама в детстве, потому что там стояли две двуспальные кровати и две облупленные прикроватные тумбочки.
Достаточно ли места для пяти девочек? По тем временам — да. Обстановку дополнял высокий, во всю стену шкаф. Наверное, хозяйки комнаты часто ссорились, пытаясь ужиться вместе.
Они попробовали украсить комнатку, прикрепив к обветшалым деревянным изголовьям пять желтых ленточек, которые всё еще висели на своих местах. Я не тронула их. Испугалась, что рассыплются от прикосновения.
В большой комнате не было мебели, только основание кровати, изгрызенный термитами стул, такой же, как в детской, и сервант без посуды. На бежевой стене, у которой он стоял, бледнела тень. Громадный камин, выложенный камнем внутри и снаружи, был черен, из его холодного жерла свисала почерневшая цепь.
В комнате было два окна. Одно, заколоченное выцветшими деревянными досками, выходило на улицу. Другое, французское, было закрыто большими листами фанеры. Джада с легкостью убрала их, и мы увидели то, что когда-то, наверное, звалось внутренним двором.
— Здесь, скорее всего, был туалет, — строила я догадки, выйдя наружу. Высокие многоквартирные дома теснились на месте прекрасных полей, куда Эвтерпа когда-то убегала играть на губной гармошке.
Из комнаты девочек наверх вела очень шаткая деревянная лестница, которая упиралась в квадратный люк. Я впервые увидела чердачный люк, или мне так показалось, ведь на самом деле я бывала в доме прежде. В детстве мама брала меня в гости к тете. До меня дошло, что вот уже много лет я не ездила сюда по собственному желанию. Сердце болезненно сжалось от чувства вины, которое неотступно сопровождало меня здесь.
Мы поднялись на второй этаж, опасаясь, что ветхие ступени провалятся. Казалось, мы оскверняем древний дом своими кроссовками. Мы с Джадой вместе толкнули крышку люка, и она с грохотом упала на полированный плиточный пол. Забравшись на чердак, я поняла, что именно здесь тетя и жила, в маленькой комнате с покатым потолком. Я обвела взглядом кровать, кухоньку, разбросанные повсюду стопки книг, вешалку — точь-в-точь как у меня дома, — на которой я развешивала куртки. Несколько полок пустовало, обувь Эвтерпы была аккуратно расставлена в коробках вдоль стены рядом с люком. Над идеально заправленной кроватью чердачное оконце, еще одно низенькое окно было занавешено белоснежными шторами. В крошечную ванную комнату, отгороженную гипсокартонными стенами, умудрились втиснуть все необходимое, даже стиральную машину, на которой тетя разложила расчески, свежевыстиранные полотенца, красную помаду и телесного цвета лак для ногтей.
Тетя не оставляла ни пылинки внизу; столь же осмотрительно и рачительно она следила за комнатой, в которой жила. Как она сумела убедить рабочих провести электричество и поставить сантехнику в таком ветхом доме? А как она каждый день лазила на чердак и закрывала люк? Для этого нужно столько сил…
И снова я поймала себя на мысли, насколько отличаюсь от них, от женщин своей семьи. Я никогда в жизни не держала в руках тряпку, никогда бы не взвалила на себя такую ответственность — ремонтировать ветхий дом и жить в нем. Но это был их дом.
Вслед за Джадой я поставила чемодан на пол.
— Думаю, мы можем пожить здесь некоторое время, правда?
Я открыла кран. Вода не текла. Прощай, родное журчание. Тетя что, забыла оплатить последний счет?
— Купим абонемент в бассейн, пока воду не включат, — Джада хорошо меня знала и попыталась приободрить. — А на ужин сегодня поедим пиццу!
Доставщик пиццы постучал в тяжелую деревянную дверь в тот момент, когда у меня зазвонил мобильник. «Мама».
— Обживаетесь там?
— Привет, мам. Да, можно и так сказать. Сейчас поужинаем и будем ложиться спать.
— Я говорила, что вам нужно взять с собой матрасы.
— У нас надувные. Как там тетушки?
Я слышала, как Талия что-то кричала, похоже, она хотела поговорить со мной, но мама приструнила ее на диалекте.
— Сядь! А то немцы придут!
— Мама, не пугай ее немцами, ну правда!
— Извини. Если я ее не припугну, она не даст мне ни секунды покоя.
Не думаю, что мама сочла мою затею сорваться в Брешию хорошей. Она бы предпочла, чтобы я сначала закончила писать диссертацию… Или еще что-нибудь в этом духе.
— Ты справляешься с магазином?
— Заглядываю туда время от времени. Я беру меньше заказов и сократила рабочие часы.
— От истории с Лоренцо слишком много проблем…
— Ты правильно сделала, что поехала, Чечилия. Возможно, ты бы здесь справилась лучше меня, но… я с тобой.
Я улыбнулась.
— Не совсем так.
— Ты знаешь, что у меня не очень хорошо получается поддерживать на словах. Я смущаюсь, и толку от меня никакого.
«А еще скрываешь проблемы или веришь, что справишься с ними». Я промолчала. Джада вернулась и поставила коробки с пиццей на крошечный обеденный стол тетушки.
— Ну ладно. Не буду отвлекать от ужина. Держи меня в курсе.
— Ты тоже. Я в мгновение ока вернусь, если понадоблюсь вам.
— Не переживай. Спокойной ночи, милая. Передавай привет Джаде.
— Да. Спокойной ночи. А, мама… Кай приедет в четверг.
— Я знаю. К несчастью.
— Будь с ним вежливой. И, мама… как пожелать спокойной ночи по-гавайски?
— Buenas noches[8].
— Мама!
Она повесила трубку.
— Мама передает тебе привет, — сказала я Джаде, аккуратно разделяя разрезанную на кусочки «маргариту». Джада жевала третий кусок.
— Grascie[9].
— Завтра нужно будет сходить в магазин.
— Я со всем разберусь. Ты иди в районную администрацию, а я заскочу в новый торговый центр, который мы заметили из поезда, и куплю продуктов на неделю.
Мы закончили ужинать и надули матрасы. Никто не пожелал спать на кровати Эвтерпы. Взявшись за зубные щетки, мы обнаружили, что привезли с собой только упаковку газированной воды. Пришлось полоскать рот газировкой.
Наконец Джада уснула, и я смогла немного побыть одна. Стараясь не шуметь, я встала с матраса и отправилась на кухню. Мне бы хотелось сдержаться, но не вышло: я успокаиваюсь, когда пересчитываю предметы, поэтому в голову пришла мысль, что можно составить опись вещей, которые тетя Эвтерпа хранила на чердаке. Предметы обихода семидесятипятилетней синьоры обладали удивительным очарованием, и на миг я задалась вопросом, что найдут среди моих вещей лет сто спустя и что подумают о девушке, которая одевалась в старье, хранила незаконченные списки и коллекцию странных маленьких пластинок, музыкальных дисков с этнической музыкой, умолкшей до скончания веков.