льно врачам стационаров». Да, они будут делать вид, что вы им неинтересны, что вы им надо-ели. Но обязательно будут объяснять ту или иную проблему. Почему? Эго. Человек очень любит учить других, показывая свое превосходство. Этим нужно пользоваться, чтобы самому стать умнее и опытнее. Можно подлить масла в огонь и вступить в спор с врачом. Но тут есть вероятность отправиться в пешее эротическое путешествие. Так что главное – не переборщить.
«Егор Сергеевич, привет», – Аня улыбнулась мне своей фирменной железной улыбкой. Буквально, так как брекеты почему-то жили на ее зубах уже довольно давно. Она считает меня своим наставником, ведь в свое время, когда она только пришла к нам на практику, в первую смену ее поставили ко мне.
«Привет», – ответил я и поставил полуфабрикаты в микроволновку.
Как мне кажется, у Анны выработалось мнение, что она не в моем вкусе. Может, из-за того, что я к ней не подкатывал. А может, потому что в то время я был женат на ее подруге. Не знаю. Однако это сработало, и после «освобождения» я продолжил относиться к ней как к ученице, приятельнице, человеку, с которым можно вести диалог. Только недолго, так как она не большой любитель поболтать.
У меня было много тех, кого я считаю своими наставниками. Большинства из них уже нет на скорой. Некоторых уже нет в живых. Не буду перечислять всех. Это и не нужно. Но троих я вспоминаю всегда.
Катерина – фельдшер-альтруист. Именно с ней я попадал на всю жесть, потому что она просила именно такие вызовы. Ну не нравится ей раздавать таблетки и колоть анальгин внутримышечно. Ей нужны кровь, боль, слезы. А еще лучше – все вместе.
КВН – мой первый старший врач, с которой я даже работал одну смену на линии, хоть она этого и не помнит. Многому научила и изредка подсказывает до сих пор. Она, конечно, не Клуб веселых и находчивых, но, несомненно, находчивая. И довольно веселая.
Сергеевна – это врач всей нашей молодежи. Лайфхак нашего филиала и некоторых фельдшеров за его пределами. Что-то непонятно? Звони Сергеевне. Она очень много работает, поэтому ей звонят в любое время дня и ночи, чтобы получить исчерпывающий ответ, находясь непосредственно на месте событий. Я до сих пор ей звоню и сам. И собственно, Аня. Все звонят. Откуда у нее столько энтузиазма? Понятия не имею. Но пользуемся.
«Что интересного было?» – поинтересовался я у своей последовательницы.
«Да ничего особенного. А у тебя?»
«Ой, такое было…» – уже начал я, как вдруг в громкоговоритель прозвучало: «Восемьдесят пятая!»
Аня ушла, пожелав приятного аппетита, я же остался один на один с тарелкой пельменей. По телевизору до сих пор обсуждают одну и ту же тему. Пандемия закончилась, началась операция… Правда, не какая-то уникальная лапароскопическая, а специальная. Переключил канал. По ТВ-3 гадали на картах Таро. Гадалка говорила: «Чтобы вернуть счастье, нужно ночью на кладбище взять землю и…». Выключил ящик. Спокойно поел, пребывая в собственных мыслях. Смена сегодня проходила довольно быстро. Это радовало.
«Восемьдесят четвертая!»
Взял карту. «Психоз. 45 лет, м. Пил месяц. Вызывает жена». Хм, не особо люблю такие вызовы, но деваться некуда. Несколько вариантов развития событий возникли в моей голове: аккуратно выслушать и увезти; аккуратно выслушать, вызвать полицию и выйти; аккуратно выслушать, попросить на помощь психиатрическую бригаду и опять же выйти. Самое главное – все делать аккуратно, ведь моя безопасность важнее всего. Иначе неизвестно, чем это может закончиться, а пациента за мой труп даже не отправят в места не столь отдаленные.
«С тобой сходить?» – Алик всегда вызывался помочь на таких вызовах. То к наркоману со мной идет, то к толпе пьяных, агрессивных людей.
«Не в этот раз. Если через двадцать минут не выйду, начинай переживать. Через тридцать – квартира номер 3. Дверь я камушком подопру, чтобы не закрылась».
Дверь в квартиру открыла женщина, за спиной которой стояла девочка лет шести. У обеих в глазах был испуг. У девочки еще и слезы. Женщина молча указала мне на комнату и осталась сзади меня. Осторожно заглянул внутрь. На диване сидел мужчина в трусах и плакал, периодически всхлипывая. Я взял табурет и сел вдали от него. Семья встала в угол комнаты.
«Здравствуйте», – тихим, спокойным голосом начал я.
«Здравствуйте, доктор», – мужчина посмотрел на меня мокрыми глазами.
«Что вас беспокоит?» – еще тише сказал я.
«Док, я не могу выйти из квартиры. Я не могу подвергать свою семью такой опасности».
«А кто угрожает вашей семье?»
«Они. Вы их видите?» – пациент повернулся в противоположный от семьи угол и, вздрогнув, закрыл лицо руками.
Это не первый для меня подобный пациент, но как же они, мать твою, убедительны! Разумеется, там никого не было, но я внимательно посмотрел в указанный угол. Пациент был не буйный, однако сам я его везти не рискнул бы. Позвонил старшему врачу, объяснил ситуацию. Получил утвердительный ответ и убрал телефон.
Внезапно мужчина встал и ушел на кухню. В этот момент у меня затряслось что-то внутри. Я невольно сглотнул слюну и посмотрел на жену пациента. Та молча стояла в ужасе, не понимая, что произойдет дальше. Я тоже не понимал, но оставлять женщину с ребенком одних было нельзя. Достал свой сенсорный телефон. Отпечаток мокрого от пота пальца он не признавал, поэтому пришлось быстро вводить пароль. Неверно. Ввел еще раз – разблокировал. Судорожно начал искать в контактах Алика, чтобы объявить боевую готовность. Несколько раз «пролетал» мимо его телефона. Услышал приближающиеся из кухни шаги. Пациент шел очень уверенно, быстро. Все. Я не успел. Встал перед женщиной, в руки взял свой рыжий чемодан. У мужчины в руках ничего не было. Он зашел в комнату, вздрогнул, взглянув в пустой угол, сел на кровать, закрыл руками лицо.
Уфф…
«Куда ходили?» – голос получился довольно тонким. Еще бы, минуту назад яички вжались куда-то в малый таз и, по-видимому, не собирались вылезать обратно.
«Курить. Мне очень страшно за семью», – сказал пациент, и я более-менее расслабился.
В проеме двери встал фельдшер. Крупный мужчина в отличной физической форме. Пациент был вне зоны его видимости. Фельдшер жестом спросил меня о местонахождении. Я глазами показал влево. Тот аккуратно зашел в комнату. Сзади появился пожилой доктор. Из-за его спины выглядывал Алик.
Задав пару вопросов, предложили госпитализацию.
«Я не могу оставить семью, вы понимаете?» – взвыл болезный.
«Не волнуйтесь, о них позаботятся», – заявил доктор, после чего мужчина начал одеваться. Без сопротивления пациента вывели в автомобиль и скрылись из вида.
«Я уже начал переживать», – сказал Алик, глядя на меня.
«Ну так сколько прошло с моего ухода? Минут сорок? Хоть бы зашел проверить», – улыбнулся я, понимая, что это вовсе не входит в его обязанности. Прежде всего своя безопасность.
«Так я заходил. Ты сидел на стуле и писал карту. Я и подумал, что все хорошо. А потом "психи" приехали. А что было-то?»
«Ничего. Нормально все. В штатном режиме», – решил попусту не беспокоить своего водителя, ведь все позади.
История 7
У скоровиков, как и у любых других профессий, есть свои приметы. Ну, например, если надеть перчатки заранее, пока едешь к лежащему на улице пациенту, то не обнаружишь его на месте. Либо если первым вызовом на смене госпитализировать женщину, то всю смену будешь катать пациентов по больницам. И знаете, я постоянно убеждаюсь, что эти приметы действительно работают. Но почему-то примета «если предлагают бахилы, то на вызове делать нечего» не всегда срабатывает, и зачастую на таком вызове нужна самая что ни на есть скорая помощь. Вообще, бахилы – очень странный предмет. Их суют с порога, чтобы я не пачкал своей «вшивой» обувью полы уважаемых людей. Отношение многих людей к службе скорой медицинской помощи снизилось до уровня таракана. Когда такое отношение стало мейнстримом, я даже не успел уловить.
Многие ругают нашу медицину, однако государство преподнесло людям, как я считаю, самый настоящий дар. Исходя из жизни в моем городе, я заметил, что очень много людей пристрастилось к алкоголю. В связи с этим они физически не успевают работать. Но зато продолжают вызывать скорую. А мы, в свою очередь, продолжаем ездить и оказывать помощь даже без наличия паспорта и медицинского полиса у пациентов. Фактически они не платят за вызов, за мою работу, за работу врачей стационара, если приходится их госпитализировать с каким-нибудь острым панкреатитом. А это уже совсем другие деньги. Их даже прооперируют, если будет угроза жизни. Но на третий день они уходят из больницы самостоятельно, продолжая вести уже настолько привычный образ своей никчемной жизни. Еще бы, ведь эти «коновалы» запрещают им выходить курить.
В квартире, по всей вероятности, продолжали скорбеть по Романовым, так как слово «уборка» здесь не произносилось примерно с года расстрела царской семьи. Смрад стоял такой, что глазные яблоки слезились, выполняя свою непосредственную защитную функцию. Света не было. Не было и обоев. Обувь прилипала к полу: это был тот самый вызов, гдемысленно я умолял, чтобы предложили бахилы, дабы не собирать на свою обувь какие-нибудь вонючие в прямом и переносном смысле неприятности.
«Сюда, доктор», – послышался голос откуда-то издали.
Подсвечивая себе фонариком телефона, я аккуратно пробирался внутрь «нехорошей» квартиры.
Мозг шептал мне: «Нам туда не надо, Егор. Зачем ты продолжаешь идти?»
«Так зовут же», – ответил сам себе.
«Ну тогда пусть в машину выводят, там безопаснее. А тут по голове тюкнут, а ты даже Алика не взял. И кто маме позвонит, если что?»
«Ну, Сергеевна позвонит. Деликатно объяснит ситуацию: мол, выполняя свой профессиональный долг…»
«Ну ты дурак, Егор. Себя не жалеешь – меня пожалей!»
«Все, цыц».
«Ну, доктор! Ну быстрее, пожалуйста! Он не дышит уже почти», – голос был ближе.
«Да иду я, иду», – я давненько не был в притоне, но обстановка напрягает всегда, к этому привыкнуть невозможно. Еще чуть-чуть, и я поверну в комнату, из которой виднелся слабый свет настольной лампы, и передо мной появится толпа молодых людей. Понадеялся, что выйду отсюда без лишнего отверстия в теле. Либо просто выйду.