— Слушаюсь, нобилиссим!
Из вагонов как раз закончили выводить огромных меканоэквисов: двенадцать грозных металлических лошадей, покрытых парадными доспехами, замерли на платформе. Вскоре состав продолжил движение, судя по всему, его ожидает вагонный амбар, что находится за городом. А тем временем на подходе уже второй поезд.
Он тоже оказался красным, но вагоны каких-то странных очертаний, навивающих мысли о чём-то хитиновом и членистоногом. На их бортах белеет сигнум Авгуриума Крови: священная цепь дезоксирибонуклеиновой кислоты. Всего вагона оказалось три, они плавно замедлились, бесшумно остановились, потом бортовые пластины с хлюпаньем разошлись, а за ними оказались огромные влажные сфинктеры. Расслабившись, кольцевидные мышцы открыли проходы, через которые на платформу повалил дым. В его клубах стали выходить малюсенькие фигурки: красные одежды, лица, скрытые под капюшонами, хор тонких заунывных голосов, славящих Целума. Дети… нет, карлики понесли в коротких ручках колокольчики и кадильца, звоня и распространяя ладан.
Последним вышел, неся длинный красный посох, карлик с откинутым капюшоном, судя по размеру головы, — макроцефал, а его красным волосам при помощи масла придали форму птицы с раскинутыми крыльями. Вслед за малышами на платформу выбрались две невероятно громадные фигуры в потрёпанной красной одежде; из рукавов и брочин торчат обмотанные грязными бинтами конечности с несовпадающим количеством пальцев, головы прячутся в темноте зарешечённых капюшонов. Чудовища встали по бокам от входа в вагон, после чего оттуда, переваливаясь, выбрался хозяин всего этого безобразия.
Авгур облачился в покрытый формулами различных белков и кислот просторный красный балахон с неестественно широкими и высоко торчащими плечами; низко посаженную голову скрыл традиционный капюшон, из-под которого торчит лишь кожаный клюв маски. На двух фибулах к ткани крепится поперечная цепь, а с неё свисает другая на конце которой болтается при ходьбе золочённый серп. Биопровидец двинулся рывками, то одним плечом вперёд, то другим, а следом засеменили несколько авгуров младшего ранга.
Карлики-служки остановились и расступились перед свитой Лакона, только макроцефал встал гордо, держа посох словно аквилифер легиона.
— Ave deus caisar![5] — прохрипел хозяин поезда, приблизившись.
— Ave deus imperator[6], — вместе ответили Лакон и Агрикола.
Голова биопровидца чуть поднялась, блеснули красные стёкла в прорезях маски.
— Вижу достойное продолжение генетической линии Игниев, кхм-м-м… Приятно видеть, что ты живёшь и процветаешь, Гней.
— А мне приятно видеть, что ты достиг вершины, Аврелий, — сказал Агрикола, — не думал, что ещё когда-нибудь встречу тебя.
— Парки плетут странные узоры, — прохрипел биопровидец, — а наши помыслы… пхм-кхем-м-м… лишь вызывают у них смех.
— Истинно. Позвольте представить мою жену Помпилию. Гней Юниор, Тит, Гай, Игния Магна и Игния Парва. Ещё пять дочерей ждут на месте проживания.
Биопровидец надвинулся на детей, оттеснив часть свиты Лакона, присел, отчего бока его балахона странно разошлись в стороны, звякнули цепи, а затем спереди сквозь небольшие прорези вытянулись руки с четырёхсуставными пальцами. Ноготь, длинный и коричневый, ткнул Юниора в грудь.
— Идеальный образец двенадцати лет. Идеальный образец одиннадцати лет… м-м-мхм-м-м… а это близняшка, тоже идеальная. — Погладил Магну по голов своей жуткой рукой. — Идеальный женский образец десяти лет со следами переутомления, — кожаный клюв почти коснулся носа Парвы, — плохо спишь?
— Люблю читать, сапиенс вир, — ответила та.
— Похвально, хотя, совершенно излишне. Женщина должна любить рожать новые идеальные образцы для нашей божественной евгенической программы, кхе-кхем-м… Кстати, Помпилия Игния, если не ошибаюсь? Интересно, как ты смогла сформировать в своём восхитительном лоне такое вот чудовище?
Гай улыбнулся шире, когда бурый ноготь указал на него.
— Я у мамы любимчик!
— Ах, клянусь кровью Целума, оно квакает, — хрипло рассмеялся биопровидец, положив одну из жутких ладоней на двуцветную макушку. — Не думали отказаться от него в день рождения? Мху-кхем-м-м…
— Фортунатос предлагал, — вновь без разрешения заговорил Гай, — но они не стали.
На этот раз биопровидец не рассмеялся, Гаю почудился внимательный взгляд из-за стёкол маски.
— Мне будет интересно изучить твои ткани, мальчик.
— Сколько угодно, их у меня полно! Пункцию костного мозга брать будешь?
— Хм… может быть.
В темноте за глазами недобро заворочался Скрыты, сами глаза Гая побелели, вокруг его тела проявилась корона едва заметного перламутрового свечения.
— Тебе понадобится очень крепкая игла, потому что я ненавижу пункцию костного мозга.
Биопровидец убрал руку и прокашлялся особенно громко.
— Что ж, проявление Спиритуса в столь юном возрасте предельно необычно. Чувствую, визит будет, кхем… плодотворным. Теперь, с твоего позволения, о великолепный, я вернусь в поезд.
— Тебя стоит ждать? — спросил Лакон.
— Нет, не утруждайся, я доберусь сам, как только узнаю, куда направляться. Гней?
— В семи милях к западу от города у дороги стоит большая вилла, так называемый «Гостеприимный кров Андреусов». Я арендовал его и подготовил, дабы все смогли разместиться с удобством. Моя вилла для этого маловата.
— А-а-а… арендовал целую виллу, Гней? Что ж, это большая эволюция по сравнению с прошлым разом. Хорошо, я найду это место сам, не ждите меня. Кха-пхум!
Свита биопровидца втянулась обратно в странные вагоны, и те продолжили движение по колеям.
— Начать спуск, — коротко распорядился Лакон.
Заработали подъёмники, доставлявшие на платформу товары и пассажиров земли. Сначала в город опустились тридцать секуритариев, чтобы взять под контроль периметр, затем спустился нобиль с ближайшими телохранителями — он и ещё одиннадцать экзальтов верхом на сверкающих меканоэквисах внушали трепет и благоговение. Следом отправилась свита Лакона, и в том числе Игнии-Сикулусы. Внизу ожидало множество роскошных лектик, арендованных по такому случаю. С появлением гостя толпа внизу опустилась на колени, а когда свита разместилась в лектиках, началось торжественное шествие.
Впереди нобиля шагали сигниферы, позади ехало десять экзальтов, но наравне держался только одиннадцатый, особенный: цветовую схему его брони инвертировали из чёрной с красными элементами, в красную с чёрными, торс сверкал фалерами, нарисованный маслом и покрытый эмалью лавровый венок украшал шлем как знак особого почёта, а через грудь тянулась чешуйчатая кожаная лента, чёрная, в жёлтых пятнах.
Вся фамилия Игниев-Сикулусов разместилась в одной огромной лектике сразу за отрядом телохранителей, Гай разлёгся на мягких подушках, следя, как люди встают с колен и начинают славить Вулкана, когда гость проезжает мимо них. При этом секуритарии непрестанно снуют вдоль процессии, выискивая опасность, должно быть, они в своих доспехах на такой жаре живьём варятся.
— Повелитель, — вкрадчиво заговорила Помпилия Игния, — не знала я, что ты знаком с нобилиссимом Лаконом и красным жрецом. Прости мою дерзость.
— Мы случайно встретились, когда я был на службе, — сказал отец. — Что же до Аврелия из Скопелоса, он был среди авгуров, которые приезжали на остров много лет назад, чтобы проверить мои гены. За прошедшие годы поднялся на вершину, софос-енетикос.
Торжественная процессия потихоньку выбралась из Катаны и двинулась по живописной дороге на запад, через субурбию. Металл сверкает на солнце, тёплый ветер носится над холмами, засаженными пшеницей, рожью, оливковыми и гранатовыми деревьями, в небе кружит большая птица.
— Похоже на фукус-самогляд, — тихо сказал Тит, указывая ввысь.
— Над каменоломней они кружат постоянно, — дёрнул щекой Юниор, — ничего интересного.
— Наверное, это биопровидец следит за нами, — решил Гай. — Когда уже доползём до места?
«Гостеприимный кров Андреусов» — много лет назад принадлежал фамилии богатых латифундистов, имевших во владении большой участок земли. Самое обильное хозяйство близ Катаны, самое большое состояние. Однако деньги, бывает, утекают сквозь пальцы, а сверкающие дома тускнеют. Андреусы потеряли всё, а расплачиваться с долгами вынуждены были за счёт земли, придержав совсем небольшой участок вокруг виллы. Они придушили ноющую гордость, и вложили остаток средств в здание, чтобы превратить его в очень хороший гостиничный двор. Агрикола нанял заведение целиком, провёл небольшую реставрацию, докупил часть мебели, заполнил кладовые, и отпустил слуг, потому что Касту Игнию Лакону прислуживали только доверенные люди. Это влетело в квадрантик, но и случай выдался совершенно особенный.
Отряд секуритариев выдвинулся вперёд, разведывать засаду; лишь после того, как они дали знак о безопасности продвижения, колонна, наконец, достигла цели следования.
Нобиль вошёл в ярко раскрашенный вестибул, а через него — в огромный атрий, наполненный… Растоптанные цветы валяются на полу, несколько дорогих напольных ваз — тоже. Испуганные служанки, прижимают к себе младших сестёр Гая и сами жмутся в ближний угол помещения; увидев это, Помпилия Игния поспешила к детям.
Секуритарии тем временем рыскали по огромному домусу как псы, ищущие лиса, они проверяли каждый квадратный дигитис[7] пола и стен, простукивали всё на предмет сокрытых полостей, изучали лепнину, воду в имплювии, цветы в виридарии, искали отраву в кладовых и в кукине, скрытые ядовитые иглы в мягкой мебели, переворачивали всё и вся, проявляя самую въедливую скрупулёзность.
— Нас в чём-то подозревают, отец? — тихо спросил Тит.
— Божественные нобили вынуждены подозревать всех и всегда, сын. Такова цена нахождения на вершине мира.
А Лакон, услышавший это, добавил:
— Quo plus honoris, eo plus oneris. Hoc in posterum memento, puer