– Да ладно вам! Не верю, не бросите.
– И правильно. – Крестный полез в рюкзак и вынул банку, где томились три лабораторных мышонка. Поймал одного за хвост и бросил в гравицапу – мышь и пискнуть не успела, а из наблюдающих никто не успел сообразить, что происходит. Генка вытаращился, ожидая, что мышь расплющит в полете, но хвостатому повезло: вереща, он угодил в «око циклона» и на секунду прикинулся трупом. Потом вскочил, ломанулся в лес и тотчас превратился в кровавое пятно.
Крестный продолжил:
– Странное искажение. В центре оно слабее, а не сильнее. И еще: нельзя наступать на землю в зоне опасности, а так – хоть летай над ней…
Геша обвел взглядом попутчиков: Настенька схватила под руку задумчивого Грекова, Костя чесал в затылке, Рому же произошедшее не впечатлило. Убрав банку, Крестный сказал:
– Так-то. Потому и говорю: след в след. Не все искажения висят на одном месте, некоторые появляются и исчезают. Не было вчера, а сегодня – опа! Сейчас пойдем по болотистой местности, там будет… кое-что. Держимся за рюкзак впереди идущего. Если кто-то поведет себя неадекватно – бьем и валим на землю, даже если это девушка. Когда болото кончится, выйдем к брошенной деревне.
Болото выглядело неопасно, даже, можно сказать, радостно: из празднично-зеленых замшелых кочек росли сосны, в затянутых ряской лужицах отражалось синее небо. Геша двигался по хоженой тропе и представлял, как здорово бродить по Сектору, принюхиваясь и прислушиваясь, обходя опасности. Добывать «сувениры», ночевать в брошенных домах. Увы, романтика Сектора не для него, – он искажения, как выяснилось, не чует, – а Греков, которому все достается на шару, эти места не оценит.
Хотя туристическими тропами ходить – фигня полная. Заранее знаешь, что опасности нет. Наоборот – вон, красота какая!
И вдруг раздался стон. Рома, за рюкзак которого держался Гена, вздрогнул, но не остановился, зато идущая позади Настя дернула Гешу, вынуждая встать.
– О-ох, о-ох, лю-юди, – стонал невидимый мужчина. – Помоги-ите, я ранен.
– Ага! – Крестный кивнул и заговорил полушепотом: – Спокойно, это не человек. Главное – не тормозить. Если пойдете на зов, вас хрум-хрум. Точно никто не знает, что оно такое, говорят, это вообще не живое существо, а тоже искажение. Оно всегда голосит, когда кто рядом проходит… Сколько слушаю, и все равно не по себе. А представьте, сколько народу поначалу верило голосу?
Опасный участок преодолели почти бегом. Геша наконец проникся. Ну и что, что маршрут неизменен. Угодить в пасть к такому чуду-юду – не дай бог! Почему-то он представил эту опасность как гигантскую говорящую паутину. Попался – и тебя оплели нити, проникли под кожу и выпили.
Вот все пишут и говорят: «атмосфера». Но пока что Геша, если не считать этого странного голоса, ничего такого не наблюдал: обычный лес вокруг, просто опасный. И болото самое обычное, скорее бы оно кончилось, – таинственный голос вновь усиленно застонал, заохал. Его вой подхлестывал, заставлял прибавлять шагу.
Сосняк вскоре сменился березовой рощей, и впереди замаячили крыши домов, утопленных в зелени. Мертвая, брошенная деревня.
Крестный зашагал к ней. Значит, неопасно? Геше почему-то так не казалось. Чем ближе подходили, тем больше усиливалась тревога. Вот будка КПП с выбитыми стеклами и еще не облезший красно-белый шлагбаум. Доска для объявлений, что крепилась к будке, вздулась и треснула. Когда-то тут вешали памятки для дачников. Вот старенький ЗИЛ на прохудившихся шинах, весь ржавый, с открытым капотом и гнилыми досками кузова. Первый дом – коттедж под зеленой металлочерепичной крышей. В бетонном заборе дыра. Через улицу – такой же дом, построенный по типовому проекту.
– Это было бы интересно. – Греков указал на дыру в заборе.
– А еще – смертельно, – пожал плечами Крестный. – В доме может быть хамелеон, чупакабра, даже стая спящих вырвиглоток.
– Да мы моментом! – оживился Геша. – У нас же, блин, оружие. А если вырвиглотки – у тебя огнемет, прикроешь.
– Ладно. Даю вам пять минут. Время пошло!
О, как преобразился Греков: подтянулся, глаза засияли, Геша даже посочувствовал существу, которое встретится такому опасному хищнику.
– Настя, Костик и ты, как тебя… с чубом, останьтесь. Мы сами. – Греков умело зарядил обрез.
– О, класс! – Воскликнул Крестный и похлопал Рому по рюкзаку. – Чуб – отличная кликуха! Нарекаю тебя Чубом. Следопыт Чуб, а чего, звучит. Я уж думал тебя Плодожоркой окрестить или Леголасом каким-нибудь.
Рома улыбнулся правой половиной рта, зарядил обрез и сказал:
– Я тоже пойду.
Греков смерил его взглядом, но ничего не сказал. Да Чуб и не ждал его одобрения – ему, похоже, было по барабану одобрение Грекова вкупе с мнением Крестного, он уже пролез в дыру и зашагал к дому с обрезом наизготовку. Греков последовал за ним, Геша замыкал.
А ведь, черт побери, щекочет нервишки! Дом этот деревянный высится двухэтажным трупом, кто знает, что там за черными стеклами? Чуб подергал дверь – заперта – и решил лезть в выбитое окно. Смахнул стекла и перепрыгнул подоконник. Геша приготовился услышать вопль отчаянья и жадное чавканье, но Чуб крикнул:
– Ну, чего тупим?
В просторной гостиной царил хаос: валялись черные листья засохших пальм и фикусов; мародеры выпотрошили ящики шкафов и разбросали барахло – тетради, исписанные детским почерком, журналы с пожелтевшими страницами, баночки от кремов, коробки, домашние тапки. Геша поднял альбом для рисования. На первой странице ребенок изобразил свою семью: мама, папа с ножками-палочками и точками глаз, девочка с рыжей косой и ребенок, мальчик. Интересно, что с ними стало? Скорее всего, их эвакуировали, ведь в этих местах, далеко от Дубны и Московского моря, ничего такого уж сильно ужасного не происходило. А вот ближе к Глуби, как называли центр Сектора, люди пропадали целыми поселками, на глазах старели, их вмуровывало в деревья и дома; до сих пор следопыты называют такие места гиблыми и обходят стороной.
Тишина стояла гробовая, только слышно было тихое сопение Чуба и скрип его кроссовок. Греков двигался бесшумно.
Скрежет петель резанул по нервам – Геша, шедший на второй этаж, аж подскочил и чуть не свалился с лестницы. Сплюнул, пнул горшок с засохшим фикусом.
– Ничего тут нет, – резюмировал Чуб из-за двери. – Самое ценное вывезли, остальное растащили.
– Детишки, хватит играться! – позвал с улицы Крестный. – Время вышло. Даю вам минуту, и мы стартуем.
Вздохнув, Геша повернул назад, и вдруг у выхода его пробило на измену: смерть. Скорее бежать! Опасность!!! Спина покрылась липким потом, волосы на руках вздыбились, и он попятился.
В Сети он читал, есть такое искажение – «паранойка». Когда человек в нее попадает, начинает бояться собственной тени и во всех видеть врагов; убежденность в том, что все жаждут его смерти, настолько сильна, что он может убить даже напарника.
Но по пути сюда не было никакой паранойки… А теперь, значит, появилась! Вляпался! Сейчас вообразит, что Греков его убивает, и снесет к черту ему башку. И сядет потом. Черт-черт-черт!
Позади заскрипели кроссовки Чуба. Генка развернулся прыжком, чтобы поведать, что он вляпался в паранойку, но не успел ни слова сказать. Чуб позеленел и шепнул:
– Искажение рядом. Какое – сказать не могу, я новичок, – он выругался и тоже попятился. – Оно приближается! Валить надо!
– Откуда? – спросил подоспевший Греков – сосредоточенный и бледный.
Чуб снова выругался, не ответил.
– Откуда движется? – повторил Гена, но тут же сам понял: отовсюду, не спрятаться!
На улице завопил Крестный:
– Ко мне, уроды чертовы! Живо!!!
Чуб сиганул в окно, выкрикнув:
– Ходу отсюда!
Геша несся к Крестному, не разбирая пути. После выброса адреналина сердце частило, кровь пульсировала в висках, и дрожали руки.
Крестный и остальные стояли полукругом, спина к спине. Проводник – с автоматом наготове. Обрез в руках Настеньки ходил ходуном, она переминалась с ноги на ногу. Один Костик вел себя как ни в чем не бывало: я на экскурсии, экскурсовод не допустит, чтобы с нами что-то случилось, он просто нагнетает обстановку, пугать – его работа.
Геша занял свое место в кругу. Чуб стоял рядом и щурился; казалось, что он принюхивается. Наконец, сказал голосом человека, очень старающегося справиться с паникой:
– Крестный, это что? И где оно? У меня опыта не хватает, чтоб точно сказать. Опасность – и все!
Крестный вертел головой, озирался, в его глазах плескался страх, и Геша с ужасом понял: проводник сам не знает, что происходит!
– Не бойтесь, все под контролем, – соврал Крестный. Достал сигнальную ракету и пальнул в воздух… Она взлетела – и вдруг просто исчезла, растворилась в воздухе. Все задрали головы. В небе низко над поселком плыли облака, и что-то чужеродное, неправильное было в них. Они наползали с севера, будто живые существа. И несли угрозу.
«Доигрались, детишечки, – читалось на лице Крестного. – Амбец нам всем!»
Быстро темнело. Облака начали пикировать вниз. Вот оно, искажение! – понял Геша, и страх схлынул. Поздно бояться, оно уже здесь. Всхлипнув, Настя села на корточки, выронила обрез и закрыла лицо руками.
Теперь стало видно, что облака на самом деле – оседающий туман. На севере, куда убегала тропа, он уже тек по земле.
– Что это? – повторил Чуб, целясь в туман. – Крестный? Ответишь ты или нет?!
– Это оп-п-пасно, д-да? – засуетился Костик. Дошло до него, что Сектор – не Диснейленд.
– Не знаю, – ответил Крестный по возможности спокойно. – Раньше я такого не видел.
– А туман-то приближается, – в голосе Грекова прорезалась нервозность, и Геша обернулся, чтобы лицезреть его перекошенную физиономию: брови вздернуты, нос сморщен – скорее брезгливость, чем страх.
Чуб щурился, целясь в туман, Настя сидела на корточках, закрыв лицо. А туман подползал, брал в кольцо, протягивал белые щупальца, пытаясь схватить за ноги. Чуба, прижавшегося плечом к плечу Геши, заколотило. Костик застучал зубами. Крестный, стоящий справа, выругался и подскочил – туман дополз до него. Геша не сдвинулся с места; он мысленно молился и готовился к смерти.