– Сам иди, если приспичило, – отмахнулся Чуб. – Лучше на месте остаться, подождать, пока «бродила» рассосется, а потом по своим же следам выбраться.
– Вот и пойдем по своим следам, пока они видны.
– Ты не понимаешь, бро? – подключился Геша. – Да мы моментом заблудимся, «бродила» не даст выбраться даже по следам.
– Но с другой стороны, – проговорил Чуб, поднимаясь. – Если стемнеет, нам конец. Я понятия не имею, куда мы забрели и сколько прошло времени. По восприятию – часа два, а на самом деле, может, скоро сумерки.
Впавший в ступор Костик наконец зашевелился, отвернулся от крови и заблеял:
– М-м-м-м… К-к-как м-м-м… м-м-мы т-теперь?
Чуб утешил его:
– Это ближнее Подмосковье, тут деревень как навоза.
– М-м-может, п-позвать п-атруль? Помоги-ите! Помоги-ите! – не унимался Костик.
Его крик подхватила Настенька и голосила, пока не охрипла. Чуб снисходительно молчал, а когда они наорались, объяснил:
– Мы в искажении, а не по грибы пошли. Вас никто не услышит, а если услышат, то в искажение не полезут. Так что подбираем сопли и тихонько идем со мной. Ты, Красавчик, – Чуб кивнул Грекову, – тоже будь начеку, а то у меня опыта мало, могу не учуять опасность.
– Вот тебе и имя, – сказал Геша мрачно. – Красавчик. Кстати, я вроде тоже чую искажения, буду на подхвате. Надо посмотреть рюкзак Крестного.
Гена взял себе огнемет, хотя понятия не имел, как им пользоваться. Из полезного в рюкзаке обнаружились патроны, консервы, аптечка и деньги, вырученные за экскурсию, Чуб отдал тысячу Гене, а треху Грекова уверенно положил себе в карман.
– Это за то, что я вас выведу. Все, за мной.
Геша его способностям проводника пока что не очень доверял и напряженно прислушивался к своим ощущениям. Опасность вроде и была, но неявная, разлитая тонким слоем по всей округе. Возвращенные деньги не радовали, мысли вертелись вокруг погибшего Крестного. В ушах стоял хруст костей, а перед глазами – автомат в луже крови. Вот тебе и поиграли в отважных следопытов Сектора! Где та грань, за которой игры заканчиваются, а начинается смерть? Крестный-то умер по-настоящему… и, похоже, это тронуло только Чуба.
– М-м-не г-гарантировали, чт-т-то б-б-безопасно! – зудел Костик, идущий позади.
– Заткнись! – рявкнул Греков. – Без тебя тошно.
Назад Геша старался не смотреть, потому что за его спиной была Настенька. Настя. Анастасия – девушка, которую он любит. Или любил? Кукла с губками-бантиком. Карманная игрушка Грекова. Геша ведь совсем ее не знает, как выяснилось! Полюбил остроумную, улыбчивую, бойкую, а она совсем другая – холодная и расчетливая, со стеклянными глазами.
Геша читал, что Сектор вынуждает быть честным с собой, с людей слетает шелуха и остается истинное. Именно поэтому следопыты возвращаются сюда снова и снова – отдохнуть от лицемерия современного мира. И потягаться силой с неведомым.
Они долго молчали. Костик тихо икал. Наконец, тишину нарушил Чуб:
– Жалко Крестного. Хороший парень был, хоть и растяпа.
Гена не слушал, его насторожил запах сероводорода. Дернув Чуба за рюкзак, он вскинул руку – группа остановилась. Все познания о Секторе Геша черпал из Интернета: если воняет тухлятиной, значит, близко вырвиглотки. Вырвиглотки – твари с виду симпатичные, что-то среднее между лисицей и кошкой, но зубастые, да и нападают всегда стаей.
– Расчехляй огнемет, – сказал Чуб и снял курки дробовика с предохранителя.
До Геши дошло, что расчехлить-то он расчехлит, но как воспользоваться? Слава богу, Чуб оказался опытнее и забрал огнемет, скомандовав:
– Все – ко мне. Вырвиглотки сейчас будут атаковать. Становимся за моей спиной. Да шевелитесь же!
Геша замер по левую руку от него. Получается, он чувствует только искажения, а тварей – нет? Донесся шелест и едва различимое гуканье. Дрогнула осина. Шелестнули кусты. За спиной Костик начал читать «Отче наш», будто приближались не твари Сектора, а бесы. Греков отвесил ему подзатыльник. Настя молчала.
Твари хлынули потоком, но напоролись на развернувшийся язык пламени и заверещали. Некоторые покатились по земле, сбивая огонь с пушистых шкур. Запахло жженой шерстью. Стая повернула назад.
Когда все стихло, Чуб еще долго стоял с огнеметом наизготовку. Вдалеке завыли волки. Нет, не волки, тут обитают шестилапы – странные такие твари, полуволки-полуобезьяны, что ли.
– Ходу! – скомандовал Чуб.
Медленно и осторожно двигались цепью, вслушиваясь и вглядываясь. В каком направлении шли, не понимал никто, цель была – найти дом, чтобы там заночевать. Геша очень надеялся, что из тумана не выплывет снова дуб-трезубец, вокруг которого они столько блуждали.
Чуб сказал:
– Говорят, «бродила» не только по кругу водит. Можно в любой части Сектора очутиться, когда она рассосется, понимаете? Или не Сектора. Или вообще пропасть без вести. Вот идем – вроде наш лес. А если он уже не наш? Если это другое измерение? Рассеется туман, и…
Снова завыл шестилап – теперь ближе.
– Т-т-т… Т-ты…
– Согласен, ТТ, Тульский Токарева[3], не помешал бы, – сострил Чуб.
– Н-не нагнетай, и т-так тошно, – пробормотал Костик.
– Не боись, от шестилапа отобьемся, нас много.
– З-з-зачем я с-с-с вами…
– Заткнись! – снова рявкнул Греков, и Костик смолк.
Геша поднял голову: солнце прячется за густым туманом. Или на самом деле оно уже клонится к горизонту, потому так темно и неуютно? Если бы нормально увидеть солнце, стало бы хотя бы ясно, где запад, где восток! Скоро ведь стемнеет, и тогда из всех щелей полезут хамелеоны… Или не полезут? Какой изначальный облик у хамелеона, не знает никто, может, это просто аморфная масса. Когда хамелеон получает образец ткани какого-то животного, то перестраивается под него. Съел перо – стал похожим на ворону, собачья шерсть перепала – стал почти собакой. И перо съел, и шерсть – стал собакоптицей, карикатурным уродцем. Химерой. Иногда даже антропоморфы встречаются. Ну, человекообразные то есть. Схарчит тебя тварь, примет твой облик… жуть!
Вскоре они уперлись в непроходимую вырубку, и пришлось долго брести вдоль нее, а потом немного возвращаться: Чуб учуял искажение впереди. Геша тоже учуял, но был уверен, что оно неопасное, типа «барина» или «заики». «Барин» одиночке может мозги заморочить, пятерым – никогда. Вероятную опасность все же решили обойти. Долго продирались сквозь малинник и вышли к небольшому озеру. Раньше оно было платным: деревянные помосты для ловли рыбы еще стояли, хотя успели почернеть и обветшать, на другом берегу гнилым зубом торчала ржавая будка охранников.
– Хорошо! – Чуб хлопнул себя по бедрам. – Значит, недалеко дорога и деревня. А все дороги, как известно, ведут в Рим… То есть, в Москву. Вперед!
Чуб оказался прав: от будки вела заросшая, но вполне различимая дорога. Туман рассеялся, за березовой рощей светило закатное солнце. Надо отсидеться в каком-нибудь доме, утром идти по дороге до трассы, а от трассы – на юг, к Москве.
– Только бы нам ночь простоять, – вздохнул Чуб. – Ночью здесь совсем стремно, если место незнакомое.
Оглядевшись, он зашагал по бетонке, присыпанной хвоей. С обеих сторон от дороги рос сосняк. Геша первый потрусил следом, остальные пошли за ним. Чуб вдруг остановился, глядя на оплетенные лианами сосны слева. Выругался, сбросил рюкзак и закурил.
– Чего встали? – спросил Греков.
Геша таращился на деревья: вот как выглядит лоза! Внушительная, с темными листьями и буро-красными стеблями, похожими одновременно на крысиные хвосты и земляных червей. У окончания лианы – коричневый шип с парализующим ядом. Если долбанет таким шипом, надо вколоть противоядие из аптечки, иначе смерть.
Чуб объяснял Грекову, что лоза опасна, и ее нужно обойти. Греков, сведя у переносицы смоляные брови, мрачно кивал. Костик моргал и крутил головой. Настя молча держала Грекова за руку.
Воспользовавшись передышкой, Гена снял рюкзак и сел в траву. Закрыл глаза. Услышав вой, вздрогнул.
– Волки? – прошептала Настя.
– Хуже, – ответил Чуб. – Одичавшие псы. Для волков человек – опасный чужак, а для собак – предатель. Блин, вот некстати! Если они взяли след, то скоро будут здесь… Бежим!
Геша нацепил рюкзак и поспешил за Чубом, отмечая, что вымотался. А вот проводник уставшим не выглядел и бодро бежал к предполагаемой деревне. Сзади пыхтел Греков, хекал неподготовленный Костик. Собаки залаяли ближе.
Когда эвакуировали жителей, никто не подумал о животных. Котов твари Сектора истребили быстро, а вот собаки выстояли. Сбиваясь в стаи, они давали отпор чупакабрам и вырвиглоткам, природное чутье позволяло им обходить искажения. Теперь здесь они были на своей территории и совсем не боялись людей.
Хвоя под ногами скользила, мелькали сосновые стволы, ветки подлеска хватали за одежду, пот заливал глаза. Впереди телепался рюкзак Чуба, позади топал Греков и компания, а собаки были все ближе – перегавкивались, загоняя дичь. Беглецы уже мчались со всех ног, и все равно погоня приближались.
Сзади протяжно всхлипнула Настенька, раздался глухой удар. Геша обернулся: Настя лежала на земле и стонала, схватившись за лодыжку.
Греков с Костиком обежали ее и ломанулись дальше. Геша бросился обратно, заорав:
– А ну стоять!
Девушка морщилась и старалась не кричать, по щекам катились слезы.
– Больно! – она схватилась за протянутую руку и села. Помотала головой: – Не могу! Вывих!
– Рюкзак снимай!
Помогая ей, Геша то и дело оглядывался, не появились ли собаки. Пришлось и от своего рюкзака избавляться.
– Геночка, не бросай! – всхлипнула Настя. – Не бросай меня!
– Хватайся за меня. Вот так. Ногу осторожней… Пошли!
– До деревни всего ничего! – рядом возник Чуб с огнеметом. – Быстрее, а то сожрут!
Пока Геша с Настей в обнимку ковыляли в деревню, Чуб прикрывал отступление. Показались собаки: огромный кавказец с купированными ушами – вожак, следом – два немца, за ними – выводок разномастных дворняг. Псы не спешили, брали дичь в кольцо и пока держались на безопасном расстоянии.