Она покачала головой. — У меня множество генетических модификаций. Мерзкий я биоинженерный мутант или нет…
Ройс дернулся, открыл было рот и закрыл снова.
— … но среди прочего я могу немного видеть в ультрафиолетовом и здорово — в инфракрасном диапазоне. Чуть дальше, чем обычный человек. Я вижу грязный жемчуг. До странности грязный жемчуг. Не то, что я обычно вижу, когда смотрю на жемчуг. И потом невеста Майлза его касалась — и спустя час почувствовала себя так плохо, что едва стояла на ногах.
Ройса продрал нехороший озноб. Почему, черт возьми, он не заметил этой связи сам? — Да. Это так. Их надо проверить.
— Может, я и ошибаюсь. Я же могу ошибаться. Может я просто противная, подозрительная до паранойи и… и ревнивая. Если их проверили, значит, все. Но, Ройс… Куинн ! Ты не представляешь, как он любил Куинн. А она — его. Я сходила с ума весь вечер, — с той секунды, как мне это пришло в голову, — спрашивая себя, может, их действительно прислала Куинн? Если это так, Майлза это просто убьет.
— Эта штука должна была убить не его. — Похоже, личная жизнь его сеньора была столь же обманчива и непроста, как и его карьера разведчика, — искалеченное тело служило отвлекающим моментом в обоих случаях. Или предположения, которые насчет этого тела делали люди. Ройс подумал про двусмысленное послание, которое углядел в живом одеяле Арди Мэйхью. Эта женщина, Куинн, — еще одна бывшая любовница… сколько же их объявится на этой свадьбе? И в каком настроении? Сколько их вообще? И как, черт возьми, коротышка обзавелся, как начинало казаться, куда большим их числом, чем ему по справедливости положено, когда сам Ройс даже не… похоже он зациклился. Ройс вернулся к теме. — Или… это ожерелье смертоносное или как? Может, это просто гадкий розыгрыш, от которого невесту должно выворачивать всю брачную ночь напролет?
— Катерина его едва коснулась. Не знаю, что это за жуткая слизь, но я бы не приложила эти жемчуга к коже ни за какие бетанские доллары. — Она поморщилась. — Хочу, чтобы это оказалось неправдой! Или чтобы это была не Куинн!
Ройс все больше убеждался, что ее отчаяние было непритворным, что это был крик души. — Таура, подумай! Ты знаешь эту Куинн. Я — нет. Но ты же сказала, что она умна. Как думаешь, она настолько откровенная идиотка, чтобы подписаться под убийством?
Тауру это, похоже, ошеломило, но затем сомнения подступили вновь — она покачала головой. — Может быть. Если это было сделано в ярости или из мести.
— А что, если ее имя кто-то украл? Если это прислано не ею, она заслуживает того, чтобы с нее сняли подозрения. А если ею… то не заслуживает ничего.
Как сейчас поступит Таура? Он ни капельки не сомневался, что она способна прикончить его одной когтистой левой прежде, чем он вытащит парализатор. Коробочка оставалась крепко стиснута огромной кистью. Тело Тауры дышало напряжением, как костер — жаром.
— Это кажется почти немыслимым, — сказала она. — Почти. Но в безумии любви люди способные на самые дикие поступки. Поступки, о которых потом они вечно жалеют. Но уже слишком поздно. Вот почему я хотела взять эти жемчужины потихоньку и проверить тайно. Я молилась, чтобы я оказалась неправа. — Теперь в ее глазах стояли слезы.
Ройс сглотнул и встал прямее. — Слушай, я могу вызвать СБ. Они в полчаса доставят эту штуку — чем бы та ни оказалась — в лучшую судебно-медицинскую лабораторию на планете. Они смогут проверить упаковку, происхождение… в общем, все. Если кто-то другой украл имя твоей подруги Куинн, чтобы прикрыть свое преступление… — Он вздрогнул, когда воображение расцветило преступный замысел подробными и утрированными деталями: миледи, умирающая на снегу у ног милорда, пока слова ее клятвы еще оседают инеем в морозном воздухе; потрясение, неверящий взгляд, полный муки вопль милорда… — Тогда его надо затравить безо всякой пощады. СБ и это может сделать.
Таура все еще колебалась в сомнении; сейчас хозяйкой положения была она. — Ее они затравят с той же… беспощадностью. А что если они получат неверные результаты, сделают ошибку?
— СБ знает, что делает.
— Ройс, я сама работаю на СБ. И стопроцентно гарантирую, что они не непогрешимы.
Он окинул взглядом заваленный подарками стол. — Смотри. Вон тот, другой свадебный подарок. — Он показал на складки блестящего черного одеяла, по-прежнему лежащего в коробке. В комнате было так тихо, что даже со своего места он слышал негромкое урчание кошачьего меха. — Зачем ей присылать два? А к одеялу прилагался непристойный лимерик, приписанный на карточке от руки. — Не выставленный ныне на обозрение. — Госпожа Форсуассон хохотала в голос, когда милорд зачитал его.
Губы Тауры на секунду дрогнули в невольной улыбке. — О, вот это точно Куинн.
— Если это настоящая Куинн, то вон то… — показал он на жемчуга, — не может быть она. Так? Доверься мне. Доверься собственному здравому смыслу.
Медленно, с глубочайшим страданием в странных золотистых глазах, Таура завернула коробочку в ткань и протянула ему.
Теперь Ройсу предстояла задача самостоятельно взбаламутить штаб-квартиру СБ в середине ночи. Ему так хотелось дождаться возвращения Пима. Но он был форкосигановским оруженосцем, старшим из присутствующих, пускай потому лишь, что единственным. Это был его долг, его право, и время поджимало. Хотя бы затем, чтобы как можно быстрее унять беспокойство Тауры. Ройс, собравшись с духом, включил защищенный комм-пульт в соседней библиотеке. Таура топталась рядом, подавленная и встревоженная.
Решительно настроенный капитан СБ объявился в вестибюле менее, чем через полчаса. Он зафиксировал все, а именно устный доклад Ройса, сообщение Тауры, какими она видит эти жемчуга, рассказы обоих о наблюдавшихся у госпожи Форсуассон симптомах и копию первоначальной записи Пима о проверке подарков на безопасность. Ройс старался рассказывать просто и честно, поскольку в былые дни в Хассадаре сам часто жалел, что свидетели не ведут себя именно так. Хотя в его версии все их препирательства в прихожей свелись к одной фразе: «Сержант Таура поделилась со мною своими подозрениями». Что ж, это было чистой правдой.
Ради Тауры Ройс позаботился упомянуть о такой возможности, что жемчуга прислала вовсе не Куинн, показав второй подарок, который уж точно был от нее. Капитан нахмурился и присоединил к своей добыче еще и живой мех, причем вид у него был такой, что он ни прочь заодно прихватить и Тауру. Он унес жемчуга, не перестающее урчать одеяло и всю относящуюся к ним упаковку — каждую вещь в отдельном пластиковом пакете, плотно запечатанном и надписанном. Все это хладнокровное деловое мероприятие заняло едва ли полчаса.
— Хочешь лечь? — спросил Ройс у Тауры, когда за капитаном СБ закрылись двери. «Вид у нее такой усталый!» — Мне все равно придется бодрствовать. Я могу позвонить в твою комнату, когда будут такие-то новости. Если будут.
Она покачала головой. — Я не смогу уснуть. Может, они что-то быстро выяснят?
— Предполагать что-то трудно, но я надеюсь.
Они вместе устроились ждать на прочной с виду кушетке в комнате напротив. Неподвижность обостряла слух, делала заметнее ночные шумы — внезапные поскрипывания, которыми отзывался особняк на зимние морозы, слабое отдаленное жужжание или гудение автоматических механизмов. Таура потянулась; Ройс заподозрил, что у нее затекли плечи. На мгновение он загорелся идеей предложить ей размять спину, но только не знал, как она это воспримет. Порыв растаял в приступе малодушия.
— Как здесь тихо ночью, — проговорила она через минуту. Она снова с ним разговаривает! «Пожалуйста, не прекращай».
— Ага. И мне это в каком-то смысле нравится.
— О, и тебе тоже? Ночная вахта — такое философское время. Собственный мир. Ничто не меняется — только, может, люди рождаются или умирают. Неизбежность — и мы. «Да, и нехорошие ночные личности, от которых мы сторожим мир».
Она кинула взгляд через арку в вестибюль и помещение напротив. — Это точно. Какая злобная уловка… — Она смолкла и поморщилась.
— Эта Куинн… ты давно ее знаешь?
— Она уже была с дендарийскими наемниками, когда я вступила во флот. «Из самого первого состава», по ее словам. Прекрасный командир и товарищ по многим пережитым вместе катастрофам. А порой — победам. Десять лет во что-то складываются, даже если ты специально к человеку не приглядываешься. Наверное, особенно — если не приглядываешься.
Он уловил ее мысль, выраженную не только словами, но и взглядом. — Ага. Избави меня бог когда-нибудь столкнуться с подобной задачкой. Не лучше, чем если бы твой граф восстал против императора. Или если бы я выяснил, что милорд впутался в какой-то безумный заговор и покушается на жизнь императрицы Лаисы. Неудивительно, что твои мысли всю ночь носились по кругу.
— Да, и круг стягивался все туже и туже. С той секунды, как мне это пришло в голову, я больше не могла наслаждаться императорским балом, а я ведь знала, как Майлзу хотелось доставить мне это удовольствие. И я не могла рассказать ему, в чем дело… боюсь, он решил, что я просто почувствовала себя не в своей тарелке. Ну, я так себя и чувствовала, но проблема была не совсем в том. Я привыкла чувствовать себя не в своей тарелке. — Золотистые глаза, огромные и темные в полумраке, моргнули. — Что бы ты сделал? Если бы обнаружил или заподозрил нечто столь ужасное?
Ройс усмехнулся. — Тяжелый выбор. Граф говорит, под нашей честью лежит еще одна, высшая. Мы никогда не должны повиноваться бездумно.
— Ха. Майлз тоже так говорит. Вот откуда он это взял, у отца?
— Не удивлюсь, если это так. Марк, брат милорда, говорит, что честность — это болезнь, и ее можно подхватить у человека, который ею страдает.
В ее горле пророкотал смешок. — Звучит в духе Марка, это точно.
Ройс обдумал заданный вопрос со всей серьезностью, какую тот заслуживал. — Я считаю, что мне пришлось бы его выдать. По крайней мере, надеюсь, что у меня на это духу хватило бы. В конце концов никто бы не выиграл. И я — меньше всех.