Вечером девчонки разошлись по своим углам: Лена — на диванчик за книжку, Женя — к комоду за картину.
Утром Женю снова ожидали сборы на работу, потому что по закону она должна была отработать ещё две недели. В отделе кадров ей настоятельно рекомендовали уйти «по собственному желанию», так как статья «сокращение штатов» несёт за компанией некоторые неудобства. Но после такого ухода «по собственному» она получит лишь расчёт, на который можно претендовать, если отработает ещё две недели. А если бы её сократили по всем правилам, то была бы какая-то компенсация, поддержка в финансовом эквиваленте. Но фирма резко изменила лицо, когда её «душа», «отец» всех служащих, справедливый и человечный, оказался в беде и фирмой этой руководить перестал.
Раньше Женя могла по любому вопросу к нему обратиться, и все они были решаемы. От Юрия Николаевича веяло уверенностью и стабильностью. Сотрудники отвечали ему взаимностью, хорошо выполняя свою работу и трудясь, действительно, на благо компании. Могли и на дом взять какие-то свои задачи, чтобы доделать на выходных, и это поощрялось и вознаграждалось деньгами или лишними выходными. Но теперь в компании всё переворачивалось с ног на голову, и никто не мог дать никакой вразумительной информации, что, вообще, происходит вокруг.
Женя собралась на работу не трудиться, а пообщаться. И от этого тоже немного полегчало. Она чувствовала осадок на душе от того, что с ней так некрасиво обошлись. Пообещала Лене, что вернётся пораньше, чтобы они смогли вечером прогуляться.
Утро в офисе прошло, как обычно. Все старательно делали вид, что все дела идут по-прежнему, и изображали бурную деятельность. Женя даже что-то поваяла за своим компьютером. В обед обстановка снова превратилась в настоящий хаос.
— Помогите! Помогите! — все услышали душераздирающий крик Нины Фёдоровны и очень испугались, потому что она никогда не позволяла себе повышать голос. А если она кричит, значит… случилось что-то страшное.
У Жени похолодели и руки, и ноги, и проступил холодный пот, а в теле ощущалось, будто она проглотила холодную скользкую жабу. Женя, Инна и Лида выскочили в коридор и понеслись по направлению к кабинету руководителя, Катя осталась, испуганно закрыв рот руками. В приёмной уже толпился народ, все просили друг у друга воды, кто-то из самых находчивых схватил с секретарского стола графин и помчался к раковине наполнять его. В кабинете творил настоящий кавардак, вокруг слышались одни оханья негодования и испуга.
— Что, что случилось? — спросила Женя у кого-то.
— Отравили.
— Опять? Кого? Нину Фёдоровну?
— Нет, зама и исполняющего обязанности шефа.
— А как Вы поняли?
— Там Нина Фёдоровна с Валерой, с водителем, первую помощь оказывают, пытаются промыть желудки им. Жесть. Я не знаю, как она поняла, Нина Фёдоровна.
— Скорая едет.
— Разойдитесь, товарищи, открыли окна, дайте воздуха! Не толпитесь!
— Никому не расходиться! Охрана закрыла выход!
— Капец.
Женщины вернулись в кабинет. Катя сидела бледная и, будто, не дышала.
— Кать, с тобой всё нормально?
Та посмотрела на Лиду и безмолвно кивнула.
— Походу, ей тоже скорая нужна. Не родила бы раньше времени от всего этого… Господи, не пришлось бы сейчас ещё и роды здесь принимать!
— Сейчас приедет, и её отведём.
Женя отвернулась к Инне и шепнула:
— Ох, уж и события, её бы домой да на больничный.
— Жень, вот точно ты говоришь. Перепугалась, поди… Мало ли. Ага, лица на ней нет.
— И что, нам теперь опять в кабинете сидеть до приезда доблестных? — возмутилась Лида.
— Ну, почему же, можно по офису, до столовой. Выходить на улицу нельзя, здание покидать, — уже со знанием дела ответила Инна.
Женя поняла, что самое время заварить чай. Она подошла к их общему столику, который стоял у окна, чтобы включить чайник. Под окном раздался вой сирен.
— О, к нам.
Тут её взгляд снова упал на окна напротив. Там опять кто-то наблюдал из окна.
— М-да, кто живёт в том доме, «весело», наверное, в последние дни.
— Не говори.
Женя подняла глаза и снова посмотрела в окно напротив.
— Да ладно! — вырвалось у неё. Прямо на неё смотрел тот мужчина из книжного магазина. Их взгляды пересеклись, и он отошёл от окна.
— Он что, там живёт?!
— Чего говоришь?
— Допрашивать, говорю, будут опять. И подозревать нас всех. Пальцы катать. Хотя нет, пальцы есть же у них уже. Сорвалась прогулочка.
— Ладно, девочки, «Скорая» приехала, я пойду, Катюху отведу, может, чего скажут, — Лида под руку повела бледную Катю из кабинета.
— Какая прогулочка?
— Да я Лене обещала, что приду сегодня пораньше, и мы погулять сходим. Надо позвонить, предупредить.
— Ты посмотри, Жень, судьба не оставляет тебя одну! — подметила Инна.
— Верно! — ухмыльнулась Женя. И тут же обеспокоенно опять выглянула из окна, только уже посмотрев на «Скорую помощь».
— Как думаешь, они живы?
— Не знаю, Жень, но очень надеюсь. Как так-то, сразу двоих! Что там случилось, пока непонятно. Сейчас их увезут, пойдём у Нины Фёдоровны спросим.
— Нет, давай лучше её на чай к нам пригласим. Ей тут за чаем как-то поспокойнее должно быть. Там нанервничалась она.
— Точно, давай.
— Катю тоже забрали, — Лида вошла в кабинет с чувством выполненного долга. — Пойду сумку её и одежду быстро отнесу.
Через пару минут Лида снова вошла в кабинет.
— Лид, они живые?
— Да вроде. Туда же повезут, где Юрий лежит. Будут соседствовать.
— Значит, это не они Юрия, раз их тоже, того?
— Ой, я уже ничего не знаю, не могу даже думать про это! Пойду домой позвоню, — Лида вышла в коридор.
— Катюху, значит, на этой же скорой повезли… Ой, Господи.
— Дай бог, чтобы всё обошлось! На сохранение бы положили, пусть на больничном побудет, чего ей тут делать сейчас, одна нервотрёпка!
— Меня уволили, Катя на больничный, да в декрет. Кто работать-то будет? Остались вы с Лидой за нас четверых отдуваться.
— Ой, не говори, подруга, дооптимизировались.
Женя и Инна, как сознательные и уже знающие процедуры в таких случаях граждане, остались в кабинете до конца следственных мероприятий. А уже потом позвали к себе Нину Фёдоровну. За окном начали загораться огоньки. Жене нравилась романтика ночного города. Только ночью он мог нарядиться во все имеющиеся гирлянды и празднично сиять, укрывая своим полотном чужие судьбы.
— Ой, девочки, я думала, помру там, рядом с ними. Главное, вошли они в кабинет вдвоём, попросили кофе. Прошло минут пять, я тут копошусь с этими кружками, ещё телефон зазвонил. И слышу грохот в кабинете. Я залетаю, а там картина маслом.
Нина Фёдоровна закрыла лицо руками, глубоко вздохнула, потом приняла горячую чашку с ароматным напитком, обещающим облегчение, от Жени.
— Я помню, как это было с Юрием. Сразу поняла, что то же самое. Что-то закричала, ребята прибежали тут же, Валера первым оказался рядом. А я же курсы первой помощи проходила, от компании, кстати. Юрий настаивал. Как знал.
— Господи, какой-то ужас, у меня мороз по шкуре, — Инна встала и начала ходить туда-сюда по коридору. Потом порылась в своей сумочке и подошла к окну.
— Женя, уж извини, но я больше не могу. Не брошу, видимо… Бросишь тут…
И она закурила, открыв окно. Прохлада вечернего апреля смешалась с едким запахом табачного дыма. Да если бы только табачного…
— Что суют в эти ваши сигареты? — Женя закашляла. — Мусор перерабатывают, делая из него этот сомнительный антистресс?
— Ой, Женёк, не знаю, но не могу я пока.
— Да ладно, кури уже спокойно. Нина Фёдоровна, Вы-то как?
— Прекрасно… по сравнению с начальством, — пролепетала женщина, жадно швыркая горячим облепиховым чаем.
— Живы они?
— Когда скорая приехала, были живы. Мы пытались им желудки промыть с Валерой, вливали в них воду. Вроде пошёл рефлекс… Страшно это, конечно. Юрий, вон, не пришёл в себя ещё. И не известно, придёт ли. Кстати, я у полицейских-то спросила про то письмо, забрали или нет в прошлый раз. Они сказали, что такого не видели, в деле его нет. Но могли, конечно, ответить мне так, потому что кто я такая, чтобы мне на такое докладывать. Я всё понимаю, тайна следствия, но мне показалось, что следователь удивился.
— Да, следователь тот же, да и опера все те же лица. Выпало же на их район.
— Да уж.
Инна закурила вторую сигарету.
— Дорогая, а это уже перебор.
— Ай! — отмахнулась Инна, задумчиво вглядываясь в полумрак улицы и пуская вонючий дым.
Глава 4Секреты
— Инна опять начала курить. Бросила — не добросила! — пожаловалась Женя Лене.
— А сколько она не курила?
— Месяца два.
— Это вроде срок, чтобы отвыкнуть, насколько я знаю.
— Ой, не знаю. Смотря, какая сила воли, какой характер, обстоятельства… Наверное.
— А ты не курила никогда, Жень?
— Пробовала в студенчестве, но так и не смогла затянуться этой фигнёй. Так, дым по рту гоняла, для приличия, чтоб от друзей не отставать. Но мне не хотелось кашлять, как они. И выплюнуть свои лёгкие в один прекрасный момент, ну уж нет. А ты?
— Нет, я и не пробовала. Мне уж сильно не нравится эта вонь. А нынешние всякие причиндалы с ароматом ванили… — Лена пафосно закатила глаза, выражая свою насмешку настолько театрально, насколько только могла. — Вызывают у меня резкое чувство тошноты. Ну, точно ваниль не так пахнет! — рассмеялась она.
— И не говори! — поддержала Женя, проводя тонкой кистью по холсту, прорисовывая какие-то мелкие элементы на своей картине, которую уже заканчивала.
— Прекрасно получилось! — похвалила Лена работу двоюродной тётушки. — Настоящее произведение искусства, хоть сейчас на выставку!
— Ой, спасибо, дорогая! Мне очень приятно это слышать. Только теперь надо дать ей просохнуть, масло очень долго сохнет, задевать её нельзя.
— Поняла!
— Ладно, поздно уже очень, устала я страшно.