— Мерседес! — восклицаю я, устраивая ее голову у себя на коленях и убирая рыжие пряди с лица. — Мерседес, ты в порядке?
Она немного рассеянно и быстро моргает, а затем открывает глаза. Смотрит сначала на потолок, потом на меня.
— Майлс, верно?
Усмехаюсь над тем, как нормально это звучит.
— Да, Майлс.
— Что произошло? — спрашивает она, и с каждой секундой ее взгляд становится все более сфокусированным.
— Полагаю, может, ты упала в обморок. Ты когда-нибудь раньше падала в обморок?
Она стонет и подносит руку к лицу, сжимая переносицу.
— Только когда я не ем.
— Сегодня ты не ела? — спрашиваю я, качая головой и глядя на полную стойку с печеньем рядом с кофеваркой. — Как давно ты здесь?
— Всего-то с девяти утра.
— Господи Иисусе, — почти рычу я. — Почему ты не съела хотя бы печенье?
— Мне не нравится съедать все печенье, — почти хнычет она, все еще немного не в себе после приступа. — Бетти так много работает, чтобы их испечь. Уже достаточно того, что я пью столько кофе. — Ее подбородок дрожит, и у меня отвисает челюсть, когда я вижу слезы, наполняющие ее глаза.
— Что случилось? — спрашиваю я и стараюсь не рассмеяться, смахивая слезинку с ее щеки. Она выглядит так чертовски мило, что я, должно быть, влюбился.
— Я просто... мне очень жаль Бетти. Никто никогда не говорит ей, насколько хороши ее печенья. Я пришла сюда пораньше, чтобы попробовать датскую сдобу, а она уже кончилась. Насколько безумно это звучит? Бетти приходится вставать очень рано, чтобы выпечка каждый день была свежей, а люди съедают ее в считанные секунды. Интересно, есть ли в ее жизни кто-то, кто ценит ее? Не знаешь, она замужем?
У меня вибрирует пресс, когда я прикусываю губу и пытаюсь подавить смех, клокочущий внутри. Без понятия, сколько кофе она выпила сегодня, но уверен, что слишком много.
— Я обнимаю Бетти каждый раз, когда ее вижу. Она знает, что парни в шиномонтажке обожают ее выпечку.
— Правда? — хрипит Мерседес, ее глаза наполняются надеждой.
— Правда.
— Это очень мило. — Ее подбородок снова начинает дрожать. — Извини, я становлюсь эмоциональной, когда голодна. Знаешь, как некоторые становятся злодными? Злобными и голодными? Я становлюсь эмодной. Эмоциональной и голодной. Это моя фишка. Я заставила их вписать это в словарь сленга.
Если бы она не выглядела такой жалкой, я бы уже вовсю хохотал.
— Ну что ж, тогда пойдем и купим тебе что-нибудь поесть. Настоящей еды, а не печенье.
— Я и сама могу, — заявляет она, пытаясь сесть.
Я поднимаю ее на ноги, мои руки обвиваются вокруг ее тонкой талии, чтобы поддержать, когда она слегка покачивается.
— Ни за что, Рыжуля. Ты же не сядешь за руль в таком состоянии. Мой байк припаркован сзади.
— Я только что упала в обморок, а ты хочешь, чтобы я села на заднее сиденье твоего мотоцикла? Разве это лучший вариант?
Она привела хороший довод, поэтому я быстро предлагаю.
— Тогда дай мне ключи, и я поведу твою машину. Сейчас ты опьянела от кофе и голода, и я не спущу с тебя глаз, пока ты не съешь хотя бы кусочек пиццы.
— Я люблю пиццу, — отвечает она со слезами на глазах.
— Знаю.
— Откуда ты знаешь? — Она пронзает меня серьезным взглядом, ее голубые глаза обнадеживающе светятся.
— Ну, большинство людей любят пиццу, — пожимаю я плечами. — А на днях на тебе была футболка с пиццей, а вчера ее сюда доставили.
— А, да. — Она заправляет волосы за уши и идет к своему ноутбуку, который стоит на приставном столике. Она закрывает его и убирает в сумку. — Один быстрый перекус, и я перестану тебя доставать.
— Нет, ты меня не достаешь, — отвечаю я, засовывая руки в карманы. Может, Сэм и прав — я действительно питаю слабость к девицам, попавшим в беду.
— Умоляю, — отвечает она, закатывая глаза. — Я чуть не упала в обморок у тебя на руках. Мы не смогли бы стать более достойными книжными героями, даже если бы попытались.
Она подходит ближе и робко смотрит на меня, румянец уже возвращается на ее щеки. Я нежно сжимаю ее руку и устремляю на нее серьезный взгляд.
— Мерседес, тебе не о чем беспокоиться. Ты не первая девушка, кто при виде меня падает в обморок.
Она заливается смехом и выдергивает свою руку из моей, чтобы ударить меня в живот.
— Просто накорми меня, прежде чем начнешь декламировать еще какие-нибудь банальные строки из любовного романа.
ГЛАВА 6
Кейт
Странно слышать, как Майлс называет меня Мерседес, но, если подумать, не совсем. Я посещаю книжные выставки по всему миру, где читатели и друзья-авторы называют меня Мерседес. Кое-кто из книжного мире действительно знает мое настоящее имя, но они никогда не используют его, потому что не хотят совершить ошибку, раскрыв его читателям. Так что в книжном мире я — Мерседес, с головы до ног.
Но мои друзья из Боулдера знают меня как Кейт.
А теперь Майлс знает меня как Мерседес.
Это может привести к осложнениям.
Но опять же, мы всего лишь едим пиццу. Это не значит, что мы подружимся на Facebook или что-то в этом роде. Я строю из мухи слона.
Майлс останавливает мою машину перед пиццерией «Гараж Одри Джейн». В Боулдере это популярное заведение, где подают вкусную Нью-Йоркскую пиццу. У меня слюнки текут еще до того, как мы выходим из машины.
Я выскальзываю из пассажирской двери, и Майлс тут же хватает меня за руку, будто я пациент, только что перенесший операцию по увеличению груди. Я выдергиваю руку из его ладони.
— Я могу идти сама, Майлс. Я уже чувствую себя лучше. Свежий воздух очень помог.
Он кивает и почтительно уступает мне место, захлопывая за мной дверь.
— Почему бы тебе не занять столик на террасе, а я пойду закажу нам пиццу. Какие-нибудь возражения против начинки?
— Никакого лука, — серьезно заявляю я. — Он отвратителен, и ему не место в пицце.
— А как насчет красного лука?
Я сужаю глаза. Он поднимает руки вверх и улыбается.
— Ладно, ладно, никакого лука.
Он поворачивается и поднимается по ступенькам ко входу в ресторан, перепрыгивая через две ступеньки, словно гигантский гладиатор в мире, созданном для простых смертных. Господи, он такой большой, что ступеньки у него под ногами кажутся почти крошечными. И, клянусь, с каждым разом, как я его вижу, он становится все горячее. Джинсы идеально обтягивают его зад, и, должна сказать, я никогда не думала, что армейские ботинки — это моя тема, но на Майлсе, в паре с этими поношенными джинсами, обтягивающей черной футболкой и загорелой кожей? Образ механика-байкера правда для меня работает.
Нахожу столик подальше от гитариста, напевающего в углу. Боулдер летом — рай для счастливых часов на террасе ресторана, повсюду, куда не кинь глаз, звучит живая музыка. Город буквально кишит начинающими музыкантами, ищущими аудиторию для своих выступлений.
Через несколько минут Майлс возвращается с парой бутылок воды, ведерком с охлаждающимся пивом, номером заказа и корзинкой дымящихся хлебных палочек.
Он ставит их передо мной и говорит:
— Мне пришлось убить за них одного парня.
— Надеюсь, ты не запачкал их кровью, — почти рычу я, как дикарка, хватая одну из длинных, закрученных золотистых палочек и мгновенно запихивая ее в рот. Я слишком тороплюсь, даже не удосуживаясь окунуть ее в соус маринара. – М-м-м, — стону я, закрывая глаза, когда откусываю еще, и чуть не испытываю оргазм. — Ты мой смертоносный герой.
Я запихиваю в рот еще один маслянистый кусочек, продолжая стонать в знак признательности. Покончив с хлебной палочкой, я наконец открываю глаза и вижу, что Майлс пристально смотрит на меня. Челюсть у него отвисла, а руки застыли на подлокотниках стула. Он еще не взял пива из ведерка со льдом и ничего не съел. Даже не открыл бутылку воды. Он просто... пялится.
— Господи, теперь-то что? — спрашиваю я, проводя языком по нижней губе, ловя на лету капельку чесночного масла.
— Ты ходячая, гребаная дразнилка, ты это знаешь? — говорит он, качая головой. Он хватает пиво, откручивает крышку и одним глотком выпивает половину бутылки.
— То есть? — спрашиваю я со смехом, мой рот все еще полон сдобного совершенства. — Я только что запихала себе в рот хлебную палочку, как какой-то подросток препубертатного возраста, сбежавший из лагеря для толстяков.
— Тогда запиши меня в лагерь толстяков, — отвечает он и делает еще один глоток.
Усмехаясь, оглядываю его накачанное тело, потому что не похоже, что у него есть хоть капля жира. С тоскливым вздохом тянусь за пивом, и он быстро отдергивает ведерко от моей руки.
Он строго смотрит на меня, и его сапфирово-голубые глаза превращаются в щелочки.
— Выпей всю бутылку воды, а потом сможешь выпить пива.
Я наклоняю голову и поражаю его своим испепеляющим взглядом.
— Мне двадцать семь, Майлс. Кажется, я знаю, когда можно выпить пива.
— Ну, мне уже тридцать, и если бы сегодня ты не упала в обморок мне на руки, я бы с тобой согласился. Но, пожалуйста, ради моего душевного спокойствия, не выпьешь ли ты сначала немного воды?
Он протягивает мне покрытую влагой бутылку и смягчает взгляд так, что я понимаю, он, вероятно, привык получать от женщин то, чего хочет. Наверное, он даже больший бабник, чем Дин.
Тяжело вздохнув, беру бутылку и выпиваю половину несколькими глотками, отвратительно булькая. Опускаю бутылку, и он удовлетворенно ухмыляется мне, что на самом деле делает его еще более красивым. Он достает из ведерка со льдом коричневую бутылку, откручивает крышку и протягивает мне.
— Спасибо, — щебечу я и делаю глоток, наслаждаясь вкусом алкоголя после долгого дня за написанием книги. Ну, написанием и падением в обморок.
— Что же, рассказывай, — говорит он, ставя пиво и опершись локтями о стол.
— Что рассказывать? — спрашиваю я, невинно хлопая ресницами.
— Чем ты так занята каждый день в комнате ожидания «Магазина шин», что моришь себя голодом до обморока?