Я хватаю еще одну хлебную палочку и запихиваю ее в рот, жуя с дерзкой, дразнящей ухмылкой.
— Все, что я могу сказать, это то, что я была в ударе.
Он ухмыляется в ответ. Черт, как бы я хотела, чтобы моя ухмылка выглядела хотя бы вполовину такой же сексуальной, как его сейчас.
— Ты должна сказать мне больше. — Он жестом указывает на пространство между нами. — Давай назовем это безопасным местом. Ты можешь говорить открыто, и ничего не будет использовано против тебя.
Я тяжело выдыхаю, потому что знаю, что не смогу преломить хлеб с этим парнем и не признаться ему. Поэтому рассказываю ему всю эпопею, вплоть до моего любимого кофе, розыгрышей и косых взглядов.
На самом деле он не столько смеется, сколько прикусывает нижнюю губу, чтобы вообще не реагировать. Продолжаю с восторгом объяснять об атмосфере, людях и кофе. Я даже добрых пять минут рассказываю о Бетти. Выкладываю все, что я вещала Линси и Дину, а также своим поклонникам в социальных сетях. Что «Магазин шин» похож на простенькую кофейню, которая привечает всех желающих. Ну, вернее, всех, у кого есть машина.
К тому времени, как я заканчиваю, то почти задыхаюсь.
Майлс медленно, недоверчиво качает головой.
— И ты занимаешься этим уже больше трех недель?
— Примерно. — Я пожимаю плечами.
— И ты пишешь книгу? А о чем она?
Я морщусь от этого вопроса.
— Не имеет значения. Я уже заканчиваю.
— Почему ты не хочешь сказать, о чем пишешь? — спрашивает он, и его голова дергается от моего резкого ответа.
— Потому что это отпугивает людей.
— То есть?
— Если я объясню тебе, то отвечу на твой вопрос, а я не хочу на него отвечать.
— Я не буду тебя осуждать! — спорит он, хватая пиво и делая глоток.
Я закатываю глаза.
— Будешь.
Это заставляет его недоверчиво усмехнуться.
— Я имею в виду, теперь это почти очевидно.
Я надуваю губы, и он, наконец, сдается.
— Ладно, ладно, нам не обязательно говорить о том, что ты пишешь. — Я вздыхаю с облегчением. — Хотя, скажу тебе, что я немного фанат исторического жанра, так что если ты скажешь, что пишешь следующую «Игру престолов», нам в принципе придется пожениться и жить долго и счастливо.
Это заставляет меня так сильно захихикать, что я чуть не выплевываю пиво. Нас прерывает прибытие пиццы, и так как я все еще не съела ничего содержащее белок, мы оставляем наш разговор, и сосредотачиваемся на еде. Размер кусков больше моего лица, и мы оба аккуратно складываем их пополам и вонзаем в них зубы, как голодные животные.
Даже после трех хлебных палочек я все еще достаточно голодна, чтобы съесть огромный кусок, который ничто по сравнению с тремя кусками Майлса. Он просто сложил два последних в сэндвич-пиццу. Сэндвич-пицца! Удивляюсь, куда, черт возьми, все это девается, потому что под этой обтягивающей хлопковой футболкой его тело выглядит таким рельефным.
Еще одно пиво спустя, я наконец задаю вопрос, который вертится в глубине сознания.
— Так ты кому-нибудь расскажешь?
Он приподнимает брови.
— Рассказать, что в комнате ожидания тусит горячая рыженькая, и от нее надо избавиться? Хм, я пас.
Я снова хихикаю. Черт возьми, из-за этого парня я превращаюсь в гребаную девчонку.
— Как считаешь, кто-нибудь еще догадывается обо мне?
Он качает головой.
— Нет, я спросил своего приятеля Сэма, который работает за стойкой регистрации, и он не понял, о чем я говорю.
— А он что-нибудь скажет?
— Нет, мы друзья.
Я расслабляюсь.
— Так ты, значит, механик? — спрашиваю я, понимая, что только и делаю, что рассказываю о себе.
— Ага, — отвечает он, вытирая рот и откидываясь на спинку стула, широко расставив длинные ноги, его большие ступни занимают все пространство между нашими стульями. — Я начал заниматься кузовными работами, покраской и кое-какими дизайнерскими штучками, но потом мне надоело носить экипировку, и я вернулся в школу механиков. Хорошая работа. Достойная оплата. Я непринужденно провожу время. Никакой работы по выходным.
— Знаю, — громко стону я. — Ненавижу, что вы, ребята, закрываетесь по выходным.
Он усмехается.
— Неужели ты никогда не отдыхаешь?
Я отрицательно качаю головой.
— Я трудоголик. Это книжный бизнес. Чем быстрее выпускаешь книги, тем дольше остаешься в памяти людей. Мне повезло, что моя первая книга стала бестселлером, и я не хочу терять этот импульс.
Он задумчиво кивает.
— Вот почему ты работаешь весь обед.
Я пожимаю плечами.
— Да, и еще иногда я забываю поесть.
Он издает вежливый смешок и добавляет:
— Ну, думаю, это невероятно, что ты пишешь. Я даже не могу придумать достаточно слов для своего еженедельного письма родителям.
— А где живут твои родители?
— В Юте. Я там родился и вырос. Я приехал в Боулдер учиться в колледже. Ну, я бы сказал, в техникуме.
— Далековато для техникума. Уверена, в Юте есть подобные учебные заведения? — любопытствую я.
В его взгляде появляется неловкость.
— Я последовал за девушкой.
— Ой, упс. Неужели я только что наткнулась на больную тему? Тебе придется говорить мне, если я захожу слишком далеко. Я писатель, поэтому меня интересуют отношения в силу своего характера. Инстинкт прямо сейчас шепчет мне о том, чтобы я закидала тебя вопросами об этой девушке и о том, что произошло между вами, но скажи хоть слово, и я не буду.
— Слово, — мгновенно говорит он, и его лицо теряет всякую веселость.
Я медленно сглатываю.
— Поняла. Никаких разговоров о бывшей девушке.
Это хорошо и для меня, потому что кто хочет услышать о том, что я все еще технически живу со своим бывшим?
— Я имею в виду, что уже забыл о ней, — говорит он, — но мне не нравится думать о ней.
Я понимающе киваю.
— Это чувство мне знакомо.
Наши взгляды на мгновение встречаются, и, кажется, будто наши тела обладают пониманием на уровне инстинкта, которое наш разум еще не уловил. Почти слышно, как потрескивает сексуальное напряжение, словно сухие щепки в огне.
Майлс прочищает горло и заявляет:
— Что же, Рыжуля, не волнуйся. Твоя тайна со мной в безопасности. — Он делает глупый знак «честь скаута» и добавляет: — Если ты закончила, нам нужно вернуться к «Магазину шин» за моим байком.
— Точно! — восклицаю я и быстро встаю со стула. — Да, я обязательно отвезу тебя обратно. — Я чуть мешкаю, прежде чем добавить: — У тебя случайно нет ключа от комнаты ожидания?
— Мерседес! — отчитывает он и, встав передо мной, хватает меня за плечи большими мужественными лапищами. — Тебе нужен чертов перерыв, девочка. Если будешь работать так напряженно, это может неблаготворно сказаться на твоей «атмосфере» или как ты там это называешь.
Смотрю на его теплые ладони у себя на плечах. На вид они грубые и сильные, но не грязные, как можно было бы ожидать от механика. И то, как изогнулись его губы, когда он сказал «атмосфера», мгновенно посылает очень знакомый толчок через все тело. Я действительно чувствую, как мои бедра устремляются к нему, будто обзавелись собственным разумом.
— А чем ты занимаешься, когда не работаешь? — хриплю я, и моя рука взлетает вверх, прикрывая рот. Неужели я всерьез сказала это вслух? Господи Иисусе, Кейт. Возьми себя в руки. Это не одна из твоих книг!
Майлс, кажется, забавляется моим смущением, но тут все его барьеры рушатся, чего я раньше не видела.
— Я люблю... ездить на мотоцикле. Гулять. Читать. Иногда езжу на озеро.
Я поджимаю губы и киваю.
— Отлично, в эти выходные поеду куплю себе «Харлей».
— Вот и правильно. — Он улыбается и дружески, по-братски обнимает меня за плечи. — Пойдем отсюда, пока я не начал надоедать тебе разговорами о том, почему ты должна купить «Индиан» вместо «Харлея».
— О, разговорчики механика, звучит развратно, — хихикаю я.
ГЛАВА 7
Кейт
Помните тот момент в фильме «Площадка», когда Косой видит спасателя Венди Пефферкорн, идущую по тротуару? Как он быстро протирает рубашкой очки с линзами толщиной с донышко от бутылки Кока-Кола, играет романтическая музыка, и кадр переключается на медленно движущуюся фигуристую блондинку?
Что же, всю следующую неделю в «Магазине шин» я была Косым, а Майлс — Венди, мать ее, Пефферкорн.
В первый же день, после того, как мы с Майлсом вместе ели пиццу, я возвращаюсь писать дальше, но останавливаюсь в переулке поодаль от открытой двери гаража. Мне открывается прекрасный вид на усердно работающего Майлса, и я просто стою там с сумкой для ноутбука на плече, отвисшей челюстью и бешено колотящимся сердцем.
Он складывает в кучу шины. Очень много шин. Он сильно вспотел, должно быть, их только что доставили или что-то в этом роде. В какой-то момент он останавливается, расстегивает молнию на своем угольно-черном комбинезоне и стягивает его с плеч, чтобы охладиться. На нем одна из тех горячих, обтягивающих маек. Nike. Черная. Но я вижу, что она насквозь промокла от пота. Когда он вытирает лоб об испачканное машинным маслом предплечье, свет отражается на его коже. Он хватает бутылку воды, делает несколько больших глотков, с каждым глотком мышцы на его мощной шее сжимаются, и выливает остатки на лицо.
Такое невозможно придумать!
В следующее мгновение он оборачивается, чтобы посмотреть через плечо на коллегу, и его голубые глаза так ярко светятся на фоне загорелого лица, что кажутся ненастоящими. Я всерьез чувствую дрожь в коленях, и не потому, что в тот день пропустила обед.
Внезапно миллиардер, о котором я пишу роман, кажется мне совершенно неправильным. Кубики его пресса слишком неестественны. Сексуальная привлекательность не создается в тренажерном зале гантелями и беговыми дорожками. Нет, она рождается трудом в грязных гаражах, где мужчины, настоящие, черт возьми, мужчины, работают руками. Там, где они пачкаются так, что им приходится использовать специальное мыло для мужчин, чтобы привести себя в порядок. Вы не сможете найти подобного в магазинах «Bath