– Он написал книгу о партии? Собирается продать ее газете?
– Именно так, сеньор.
Баррос немного помолчал. Он уже и раньше думал об Эйторе как человеке, с которым полиция сможет договориться. У Барроса даже был план на некоторое время арестовать Эйтора, чтобы иметь возможность по душам с ним поговорить, сделать ему некоторые предложения и посмотреть, что из этого выйдет. Однако врач исчез из Сан-Пауло, прежде чем инспектор успел привести свой план в исполнение. А потом разразился интегралистский путч, и Барросу больше некогда было думать об Эйторе.
– Где он живет?
– В гостинице на улице Рио-Бранко. Я знаю, где это, – он меня к себе водил.
– Поезжайте к нему тотчас же. Захватите с собой еще одного человека на тот случай, если он вздумает сопротивляться. Если не застанете его дома, подождите, пока вернется.
– Слушаюсь.
Камалеан откланялся, собираясь выйти, но не успел он покинуть кабинет, как Баррос изменил решение:
– Нет, нет! Лучше я поеду с вами сам. Тогда я могу быть уверенным, что все сойдет хорошо. Я хочу ознакомиться с его записками.
Несколько дней спустя газета «А нотиоиа» возвестила, что в ближайших номерах начнется публикация серии сенсационных статей бывшего коммунистического лидера о жизни и деятельности партии в Бразилии. В течение двадцати четырех часов улицы Сан-Пауло были заклеены рекламными объявлениями, призывавшими граждан читать «разоблачения одного из лидеров коммунистической партии – самую крупную газетную сенсацию текущего года». В радиопередачах, в промежутки между музыкальными номерами, дикторы спрашивали: «Хотите знать, как функционирует коммунистическая партия? Как она получает деньги из Москвы? Каких клятв требуют коммунисты при вступлении в партию? Каким они предаются оргиям? Какие совершают преступления? Какие у них планы уничтожения церквей и священников? Читайте начиная с воскресенья газету «А нотисиа», которая будет печатать секретные мемуары одного бывшего коммунистического лидера».
Статья, открывавшая собой серию очерков, была напечатана на первой полосе газеты с заголовком во всю страницу:
«Преступная деятельность коммунистической партии».
Это была книга, задуманная Эйтором Магальяэнсом. Однако ему не удалось написать всю книгу: он записывал в тетрадь все, что приходило в голову, но воображение плохо помогало ему, и Барросу пришлось пригласить в полицию одного журналиста, своего друга, и поручить ему приложить руку к этому делу. Целые главы книги Эйтора и были написаны этим журналистом. Барросу не стоило большого труда договориться с Эйтором.
Но книга Эйтора не представляла для инспектора того значения, которое он ей придавал вначале, сразу же после сообщений Камалеана. Конечно, эта книга хороша для широкой публики: в ней приводились нелепые описания того, как коммунисты по ночам сжигали изображения святых, как они требовали от вновь вступающих членов, чтобы те собственной кровью расписывались под клятвой в том, что будут слепо выполнять все приказы партии и убивать без малейшей жалости всякого, кто попытается противиться решениям руководства. Эйтор позаимствовал несколько мыслей у Яна Валтина, остальные взял из американских детективных романов.
Зато другие вещи, не фигурировавшие в книге, глубоко заинтересовали инспектора охраны политического и социального порядка: адреса, фамилии, места явок и особенно известие о том, что знаменитый Жозе Гонсало, столько лет разыскиваемый полицией, находится в долине реки Салгадо и что он ответственен за пожар лагеря североамериканских специалистов. Это известие было настолько важно, что Баррос решил лично отправиться в Рио для совещания с начальником полиции, а не прибегать к помощи междугородного телефона. В то же время в Мато-Гроссо выехали сыщики.
Как-то утром, в самом конце сентября, два сообщения привлекли к себе внимание читателей газет. Одно из них касалось международной политики и говорило о том, что в Мюнхене главы правительств Великобритании, Франции, Германии и Италии – Чемберлен, Даладье, Гитлер и Муссолини – пришли к соглашению относительно Чехословакии. «Мир спасен!» – ликующе возвещали заголовки над телеграммами, фотографиями Чемберлена с зонтиком подмышкой и Гитлера, поднявшего руку в знак нацистского приветствия.
Второе сообщение исходило от управления полиции. Благодаря «настойчивой, методической и образцовой работе» полиции Сан-Пауло удалось раскрыть всю коммунистическую организацию штата, а полиции Рио – благодаря «не менее методической, настойчивой и образцовой работе» – удалось арестовать некоторых видных вождей партии. Начальник федеральной полиции, давая интервью журналистам, утверждал, показав на разложенные у него на столе захваченные при обысках материалы:
– Я могу гарантировать, что в шесть месяцев мы вырежем эту злокачественную опухоль, разъедающую сердце Бразилии, – коммунистическую партию. Произведенными ныне арестами мы обезглавили эту организацию агентов Москвы. Нам остается только ликвидировать ее остатки, сохранившиеся здесь и в штатах. И мы это сделаем.
Он уже вторично обещал ликвидировать партию в шесть месяцев; в первый раз он это сделал при установлении режима «нового государства». Но теперь на журналистов произвели очень внушительное впечатление и захваченные материалы и фотографии арестованных в Рио и Сан-Пауло.
Фотографии эти были воспроизведены на первой полосе одной столичной газеты, и Маркос де Соуза, уже неделю как находившийся в Рио, при взгляде на них воскликнул:
– Боже мой!
Это происходило на улице, он был с Мануэлой. Они только что вышли из кино; Маркос купил газету. Он остановился, вгляделся в снимки и внезапно глубокая тень легла на его лицо.
– Зе-Педро и Карлос…
– Что с ними? – тревожно спросила Мануэла.
Архитектор оторвал взгляд от газеты и посмотрел на Мануэлу. В первый раз она видела его печальным.
– Что случилось? Какое-нибудь неприятное известие?
Маркос показал на фотографии в газете и мрачно проговорил:
– Аресты в Сан-Пауло. И здесь. Очень серьезно.
– Вы знали кого-нибудь из них?
– Только двоих…
– Вам не угрожает опасность?
– Мне? Нет. Полиции обо мне ничего не известно. Этих двоих, что арестованы, я хорошо знаю – они никого не выдадут.
Маркос продолжал читать газету, Мануэла с тревогой следила за выражением его лица.
– Этот подлец начальник полиции заявляет, что в шесть месяцев покончит с партией… – Маркос снова посмотрел на фотографии. – А Жоан? По-видимому, им не удалось его арестовать. Ну, пока Жоан на свободе, им не только в шесть месяцев, но и в шесть лет не ликвидировать партию!
– Кто это Жоан?
– Муж Марианы…
– Марианы? Его не арестовали? Какое счастье!.. – И Мануэла сразу повеселела, уже почти не разделяя печаль Маркоса.
Они медленно продолжали путь. Маркос шел подавленный, с поникшей головой, нахмуренным лбом. Мануэла взяла его за руку, сочувственно спросила:
– Вы опасаетесь, как бы полиции не удалось арестовать их всех и этим покончить с партией?
– Нет, Мануэла. Но я думаю о том, как они должны страдать, сколько они уже перестрадали за эти дни. Вы не можете себе представить жестокость полиции: они бросаются на этих людей, как псы… Карлос рассказывал мне, что с ним делали здесь, в Рио, когда арестовали в прошлый раз. – Он сжал руку девушки, покоившуюся в его руке. – Но я не боюсь, что полиция покончит с партией, – это невозможно… – Он показал ей на другое сообщение в газете: – Видите? Они предали Чехословакию. Они поддерживают Гитлера, чтобы дать ему возможность напасть на Советский Союз. Но, Мануэла, с коммунизмом покончить так же невозможно, как покончить с морем или небом, как покончить с человеком… Не случалось ли вам когда-нибудь желать, чтобы завтрашний день не наступал?
– Да, случалось… однажды…
– А между тем завтрашний день все-таки наступил, не так ли? Никто не может помешать ему наступить: ни полиция, ни Гитлер, никто на свете… Меня тревожит только, что они сделают с Карлосом, Зе-Педро, с остальными…
Мануэла сказала:
– Я почти ничего не понимаю в политике. Полная невежда, никогда этим раньше не интересовалась. Единственно могу сказать, что знаю и тех и других: и богачей и коммунистов. Узнала и тех и других… – повторила она, как бы сравнивая их и вынося свое суждение. – Она взглянула на Маркоса синими, бесконечно прекрасными глазами.
– Знаете, мне хочется что-нибудь сделать, чтобы им помочь… Но я не знаю, что я могу сделать.
Мальчишки выкрикивали сенсационные заголовки газет.
– Что я могу сделать, Маркос?
КНИГА ВТОРАЯ. СВЕТ В ТУННЕЛЕ
В моей душе печаль и гнев [140]
Глава шестая
Сидя в автомобиле между двумя полицейскими, Карлос смотрел на улицу, как бы прощаясь с ней. На этой улице он жил ребенком, и внезапно воспоминания детства нахлынули на него. Отец пел отрывки из итальянских опер – у них был старый граммофон с пластинками Карузо. Как-то раз Карлос в озорной мальчишеской возне уронил и расколол одну из этих пластинок. Отец пришел в ярость, и Карлосу, чтобы избежать наказания, пришлось спрятаться за широким подолом материнского платья. Мать его была негритянка, преисполненная ласки и радости, толстая и спокойная, в противоположность мужу – худощавому нервному итальянцу; даже своими музыкальными вкусами и песенками, что они напевали, его родители резко отличались друг от друга: мать решительно отдавала предпочтение «коко» и «катеретэ»[141], круговой самбе, а отец был сторонником итальянской музыки. Она хотела продать устаревший граммофон и купить вместо него небольшой радиоприемник, но отец воспротивился этому: как же он тогда будет слушать свои любимые пластинки Карузо? Мать не настаивала. Она жила в блаженном созерцании своего мужа и сына; ведь сын – великолепное сочетание их обоих: нервный и предприимчивый как отец, приветливый и веселый как мать. По воскресеньям приходил старый Орестес потолковать за завтраком о политике. Отец был великий мастер готовить макароны, однако бывший анар