Есть одна важная тема – это интеллектуальные возможности подростка, его личные особенности и способности его братьев или сестер, если ребенок растет не один. Что делать, если действительно есть разница в уровне способностей? Если один – быстрый, умный и мотивированный, а второй – медленный, немотивированный и, кроме того, с какими-нибудь затыками.
Очень редко в семье рождаются дети с одинаковым подходом к учебе. И важно понимать, что, если растут братья и сестры с небольшой возрастной разницей, одна из основных ловушек в этом плане – что один забирает себе нишу «хорошего» ученика, а другой в нее не лезет, он остается в роли ученика «плохого». Очень часто младшие дети смотрят, как родители бьются со старшими по поводу учебы, делают свои выводы еще в дошкольном детстве и занимают нишу «прекрасного» ученика.
Или наоборот, учится гениальный брат и он все выигрывает – шахматные конкурсы, международные олимпиады, а дальше в семье растет девочка средних способностей, довольно старательная, но она на его фоне чувствует себя гадким утенком. Это всегда сложный расклад, иногда при большом уровне расхождения приходится для разных детей выбирать разные школы. Не стоит отдавать детей с сильно разными способностями к одной и той же учительнице или в одну и ту же начальную или среднюю школу, особенно если старший – очень способный, а младший – менее яркий.
Неудачи и рост: как сравниваем ребенка
Иногда проблема с учебой – не в родителях, не в уровне притязаний и не в уровне учебного заведения, а в параллели братско-сестринских отношений. Нужно огромное количество мудрости, чтобы не создать здесь проблему. Очень важно сравнивать в этом случае не с сиблингами, а только с самим ребенком в более ранний период времени. Это, с одной стороны, «Капитан Очевидность», с другой стороны, в реальной жизни очень сложно не сравнивать «удобного» и «неудобного».
Есть взрослые, которые вспоминают, как они всю жизнь соревновались с братом или с сестрой или как они сдались и не соревновались, сдали позиции. Конечно, все дети разные, они действительно имеют разные образовательные способности. Но почти всегда родительская позиция все может смягчить, и можно так наладить, что это не будет сложностью. Если дети разные и образовательный уровень у них разный, нужно каждому искать определенную зону специализации.
«Я ничего не хочу»
Если мы говорим про подростков, которые взрослеют у очень внимательных, мотивированных родителей, очень часто они ничего не хотят, потому что они просто не успевают захотеть. Родители, боясь что-то упустить в их развитии, предупреждают их желания, особенно желания образовательные и те, что связаны с хобби.
Если, например, ребенок думает о программировании, задумался о хорошем компьютере, два года ходит на кружок в Дом творчества – это одно, а другое – походил неделю, а к воскресенью компьютер уже куплен. Результат может быть для ребенка не очень ценным из-за того, что на его достижение потребовалось совсем мало времени.
Это не о том, что каждое желание подростка нужно «мариновать», и тогда хороший результат будет гарантирован. Но не учитывать это тоже нельзя.
Еще один важный момент заключается в том, что сейчас у подростка очень насыщенная информационная среда – много занятий в школе, много дополнительных занятий. Соответственно, может не возникать желания только потому, что слишком всего много.
Третий момент – это то, что взросление ребенка происходит в довольно защищенной среде, без экономических и социальных катаклизмов. Поэтому дети часто растут инфантильными. Они не то что не хотят заниматься каким-то хобби, у них не развита воля, они привыкли, что, если можно не напрягаться, лучше не напрягаться.
Последняя причина, очень важная, – зависимость от интернета, от соцсетей – есть у гораздо большего количества подростков, чем мы думаем. Человека, который имеет зависимость, который сидит все время за компьютером, в смартфоне, сосредотачивается на виртуальном мире, все остальное интересует гораздо меньше. Это отдельный разговор про природу зависимости и способы работы с ней, но это явление распространено гораздо больше, чем мы знаем.
Чем выше материальный уровень семьи, тем чаще бывают трудности с мотивацией. Зачем ребенку готовиться, трудиться, поступать, ведь, если он не поступит на бюджет, пойдет на платное? У семьи есть деньги, он привык развлекаться, он получает удовольствие от жизни.
Поэтому лучше заранее, пока ребенок растет, спокойно, без эмоций доносить до него такую мысль: «Когда человек взрослеет, он продолжает оставаться ребенком для семьи, но по сути он уже не ребенок. На правах ребенка он остается, пока учится, получает образование. Если это не так, то, значит, ты такой же, как мы, взрослый, тебе нужно будет работать, для того чтобы оплачивать транспорт, интернет». Обычно такие спокойные разговоры, которые ведутся с ребенком, пока он еще растет, очень понятны и доходчивы.
Уговоры тут не помогут, они для дошкольников – для трехлеток, четырехлеток – привлечь внимание, уговорить, замотивировать. С подростками совершенно иначе. Это их жизнь, их сознание, их выборы. Когда мы применяем к подростку то, что работает с дошкольником, мы сильно ошибаемся и сильно портим отношения. Главное, это ни к чему не ведет. Надо учиться договариваться, как мы делаем это со взрослыми людьми.
Родителям надо учиться находить какой-то промежуточный вариант между «делай, что хочешь, ты нам не нужен» и «делай, как мы сказали», договариваться, выставлять границы, но не в острый момент отношений, а лучше заранее, лет с 13–14.
Несамостоятельность как нежелание взрослеть
Иногда ребенок не хочет делать уроки не потому, что его ограничивают психология или физиология, а потому, что это его манифест, нежелание взрослеть. Среди детей есть такие «Питеры Пэны». Иногда ребенок не хочет взрослеть по каким-то своим причинам, и часть этого – отсутствие самостоятельности в уроках.
Бывает, что за нежеланием взрослеть стоит серьезный страх смерти – ребенок не хочет вырасти, чтобы не состарились родители. Это не банальная вещь, примерно один ребенок из сорока не хочет взрослеть, хочет оставаться маленьким. Может быть, это понимание, что жизнь взрослых не лучше.
Отложенное взросление
Последние лет 20 для России были относительно стабильными в экономическом и социально-политическом плане, и многим семьям удалось создать для своих взрослеющих детей достаточно защищенную, подстрахованную ситуацию. Можно только радоваться, что им не пришлось рано ощущать на себе груз экономических проблем.
Нашим детям было всего достаточно, и чаще всего финансовая тревога не давила на родителей настолько, чтобы транслировать ее ребенку.
Эти дети сформировались во времена, когда семьи могли позволить себе по несколько раз в год поехать отдохнуть; когда у родителей не было необходимости высчитывать, к каким репетиторам отправить ребенка; когда покупка кроссовок или джинсов не являлась событием, а можно было позволить себе купить джинсы любых цветов.
Были, конечно, и не очень обеспеченные семьи, но все равно родители всячески защищали это поколение детей от ситуации дефицита и нехватки чего бы то ни было, любых ресурсов. Порой мама, надрываясь, обеспечивала единственному отпрыску в неполной семье такое же состояние покоя и такое же ощущение, что все хорошо, как и у других. У этих детей, можно сказать, ничего не горело ни за спиной, ни под ногами.
Многие дети не торопятся взрослеть, они не рвутся в самостоятельную жизнь при всем при том, что им был дан хороший старт, может быть, даже трамплин.
Причем это тотальная вещь, она происходит в разных семьях у детей с разными психологическими типами, с разной скоростью взросления, в разных ролевых раскладах – это могут быть как старшие, так и младшие дети.
И когда ребенку уже не 18 лет, а 20, у многих родителей возникает тревога, они начинают понимать, что это существо, хотя и выглядит как взрослое, говорит как взрослое, имеет требования как взрослое, имеет права взрослого, но по-прежнему не имеет взрослой ответственности. Эта деточка, например, «утром просит денег на контрацепцию, а потом плачет, что ему не купили мороженое, как младшему брату». Эта цитата не из моей практики, я ее из светской прессы словила, но по сути эта карикатура – довольно реалистичное описание ситуации.
Высшее образование потеряло и эксклюзивность, и престижность
Мне кажется, сильно повлияла западноевропейская ситуация – социальная и социологическая, хотя там средний возраст взросления другой, – там люди позже образуют браки, позже заводят детей, но довольно рано отделяются от родителей и высшее образование в большинстве случаев получают, уже не живя вместе с семьей. А у нас, как ни странно, квартирный вопрос никуда не делся – как Булгаков его описал, такой он примерно и есть. И живя в доме родителей, ребенок получает высшее образование, оставаясь ребенком в родительском доме.
К тому же высшее образование перестало быть чем-то специфическим, эксклюзивным, престижным. Раньше был один вуз, в который можно было один раз подать документы, именно в него готовились поступать. Сейчас ситуация абсолютно другая – в какой-нибудь институт ребенок непременно поступит, и если не поступит на бюджет, поступит на платное обучение.
Это поколение из средней школы переходит в старшую школу, потом в институт, переваливаясь с бочка на бочок, даже не сильно напрягшись.
По сути, в этом формате для очень многих людей, которые не меняют места проживания, не уезжают в другой город, институт является продолжением школы. Ребенок по-прежнему живет с родителями, он по-прежнему на полном содержании, и обычно его даже не особенно побуждают работать, у него нет и инициативы – зачем подрабатывать, когда родители дают деньги на кофе?
Есть что-то, кроме избыточности и достаточности
На мой взгляд, на ситуацию с детьми влияют отсутствие внятных перспектив развития и роста, отсутствие горизонтов и ясного понимания, чего же достигнешь, если будешь хорошо учиться в высшей школе. Дело в том, что, когда поколение родителей училось и начинало работать в 90-е, было понятно, что в стране бардак, неустроенность, преступность, но было ощущение, что если ты постараешься, то твоя жизнь будет другой. И цели были другие – купить кроссовки или новую куртку тогда было ого-го! Уж не говоря про то, что можно было заработать и купить себе автомобиль и даже скопить на первоначальный взнос на жилье. К тому же была возможность прорастания личной инициативы. Конечно, были знакомства и кумовство, как обычно, но были и социальные лифты.
В России за последние 15–20 лет благополучия довольно четко сложилось иерархически простроенное общество, и если твой папа занял какую-то позицию в фирме, то ты имеешь шанс попасть в дочернюю компанию фирмы на тот же уровень. Ты можешь это сделать только по принадлежности к какому-либо сообществу, семье, структуре. Но если ты не имеешь таких родственников, у тебя вообще очень скромные перспективы продвижения.
Был один социальный лифт – это крупные западные компании, где можно было честно и много работать и достигнуть не чего-то заоблачного, но какого-то понятного благополучия. А сейчас и этого становится меньше.
Это понятно взрослым, но это совсем не то, что понимает 18- или 20-летний человек. Они этого не понимают головой, но они чуют, как некий запах, что рыпаться незачем. С одной стороны, родителями обеспечен комфортный уровень существования, с другой стороны, не горит, не искрит, не зажигается. Фактически единственное устройство, которое запускает движение с повышенной скоростью, – это желание выскочить из этой структуры и уехать на Запад.
Но всегда есть исключения, даже сейчас среди молодых есть люди очень амбициозные, очень целеустремленные, которые выигрывают какие-то конкурсы, олимпиады, поступают в престижные вузы. Есть, как ни странно, прагматичные люди, их тоже немало – это люди, которые нацелились на сферу оборонки и ФСБ. Когда я первый раз увидела, что в одну из математических школ пришел невзрачный человек в хорошем костюме и начал рассказывать о перспективах поступления на определенное отделение конкретного вуза, куда приглашали талантливых математиков и информатиков, я очень удивилась. Но кто-то выбирает этот сектор, где можно создать себе некоторую стабильность.
Общая ситуация – болотистое, непонятное будущее. Да, ты закончишь хороший вуз. Что тебе это даст? Даст ли что-то? Сможешь ли ты воплотить свой диплом? Неопределенно. И молодые люди зависают в апатии, уходят в виртуальный мир.
Стабильность и инфантилизация
У нас нет специальных мест, где легко заработать молодым, это не простроено. Практика подработки для студентов фактически отсутствует. Более того, родители думают: зачем он будет работать, если можно позволить доучиться до конца. Да вообще эти дети не готовы работать за 250 рублей в час. И родители рассуждают: «Зачем я буду ребенка отправлять работать, если у меня даже уборщица получает больше?»
Первый фактор – стабильность. Нет желания рваться. Молодой человек всегда откроет холодильник и достанет еду. Он всегда получит карманные деньги на проезд и на обед в институте. Он даже получит деньги на репетитора, если завалит что-то. Ему оплатят отдых и точно купят куртку, без вопросов. Если поскандалить, то можно вытрясти деньги и на подарок другу. А что еще надо?
Второй фактор – базовая инфантилизация. Родители поколения «с ключом на шее» со второго класса грели себе обед, уже в начальной школе сами шли домой. А эти дети первый раз пошли сами по улице лет в 14–15, до этого их возили. Один из учителей московской школы рассказал мне историю, как девятиклассники поехали на метро на экскурсию. Одна девочка жмется к учительнице: «Вы никому не говорите, но я первый раз в метро». И таких детей немало.
Да, иногда без логистики и концов не свяжешь: тренировки так далеко от школы, что только на машине можно доехать. Я знаю мам, которые кормят детей супом из термоса в машине, пока везут из школы на занятия после уроков. Все это неплохо, но у ребенка смещается возраст, когда он начинает ездить сам и учится планировать, во сколько надо выйти, чтобы не опоздать. А это напрямую связано с самостоятельностью: пока сам не планируешь дорогу – за нее не отвечаешь. Не отвечаешь за то, чтобы прийти вовремя.
И вот эта инфантильность, неумение простроить график, сложить свое время, выстроить цепочку дел, конечно, тоже аукаются. Взросление в среднем задержано на пять-семь лет. Не пошел ребенок сам домой из школы в семь лет, а пошел в 14 – вот и прибавляйте семь лет ко всем остальным достижениям. Эта инфантилизация связана и со страхом, и с тем, что часть мам не работают и очень долго могут заниматься «выпасом» ребенка в послешкольное время, и это поддерживается всеми школами. Любая школа может назначить встречу с родителями в любой будний день в абстрактный час, потому что предполагается, что при ребенке-школьнике всегда есть неработающий взрослый.
Эти дети выросли без значительного количества домашних обязанностей. Поколение родителей должно было иногда к приходу своих работающих пап и мам сварить суп, помыть посуду. Но не те, которым сейчас 17, 18, 20, – они привыкли, что им поставили, накрыли, их собрали, их повезли, довезли. Их задача – только впитывать знания.
Тревога у родителей возникает в момент первой сессии, когда оказывается как-то странно ходить с ребенком в институт, хотя некоторые ходят. Но если ребенок не в состоянии сам подать документы в институт, так он и учиться будет не в состоянии.
Я коллекционирую истории о том, как молодые люди приходят устраиваться на работу с мамой. Например, была объявлена вакансия бухгалтера, выходит из кабинета эйчар (HR), а там двое на стульчике, спрашивает: «Это кто с вами?» – «Это моя мама. Она пришла со мной посмотреть, правильно ли я буду подписывать трудовой договор». Одна знакомая нанимает уборщицу, приходят двое. «Это кто, простите?» – «Это моя мама». Случаи эти не единичные. Я спрашиваю: «Берете?» – «Нет, – говорят, – сразу отказываем».
Что будет с детьми у состоявшихся родителей?
Многие студенты бросают институты, но хуже, когда человек отучился пять лет, а потом сказал: «Мамочка, вот тебе диплом, и больше я к этому не притронусь». Если ребенок очень готовится, он старается, он напрягается, ему нужны баллы ЕГЭ – тогда это какую-то ценность имеет. Когда поступление просто так и на платное, и куда пойдет потом – непонятно, это вообще не ценность. Это часто вообще не выбор ребенка, потому что вуз выбирали родители. Когда и где начнется взрослость в этой ситуации?
Но, допустим, молодые люди заканчивают вуз, они не бросили, и такие же вялые, ни горячие ни холодные пришли на работу. Опять же – это цитата, это я не придумала: «Москвичи – апатичные дебилы», потому что москвичей ничто не «жарит», они пришли работать вот такие, не включившиеся.
Такое было во все времена, но процент был другой, в нашем поколении этих подстрахованных с квартирами было просто меньше. А сейчас – деточки из Омска, Тюмени, из другого нефтяного региона, и у них есть квартиры в Москве и деньги, которые папочка или мамочка переводят на карточку. У меня офис рядом с университетом, там череда банков и кафе, и я наблюдаю, как студенты снимают сначала деньги в банке, потом идут в кафе. Понятно, что есть и другие студенты, которые не будут есть в «Шоколаднице», а едят в столовке.
Ребенок выбирает профессию
На какую профессию мы сейчас можем настраивать ребенка? Вопрос профориентации стоит острейшим образом. Благородная профессия – учитель. Кстати, возможно, людям, которые ориентированы на сохранение русской культуры и русской идентичности, действительно придется идти в учителя. Но всем понятно, что учительская зарплата вряд ли будет сопоставима с вложением в профессию.
Прекрасная профессия – доктор. Но всякий ли родитель рискнет настраивать ребенка на медицину, зная ситуацию в здравоохранении? Значит, кто не менеджер, тот экономист или юрист.
Нет действительно внятных, простроенных дотаций в государстве на те направления, которые могли бы быть интересными и полезными. Никто не пойдет учиться на агронома при недотируемом сельском хозяйстве. И никто не пойдет в науку, к сожалению, только те, кто хотят уехать из страны. В итоге на молодых людей влияет ряд факторов – и фактор семейный, и фактор макросоциальный, и фактор того, что собой представляет сейчас структура высшего образования, и, конечно же, личная ответственность, которая каким-то образом не созрела.
За границей все по-другому, там понятно про оплаченное образование и про рейтинг, что, если ты учишься в медицинском на фармакологическом факультете, ты понятно куда попадешь и на какую зарплату. Понятная сумма усилий приводит к реальному результату, не зависящему только от благосостояния семьи.
Я не говорю, что на Западе какой-то рай неземной, но там работающее образование, дотированное здравоохранение. И там нет этого российского снобизма. Машинист поезда – это престижная, хорошо оплачиваемая профессия, например. Как-то мы поехали в Белоруссию несколько лет назад, а там рабочие ремонтируют дорогу, и дети говорят: «Мама, почему эти рабочие белые? Мы никогда такого не видели». В Германии мы сидим в гостях, вдруг пришел молодой человек приятной наружности, интеллигентного вида. Говорю: «Это кто?» – «Это трубочист, он пришел нам трубу чистить».
Что делать? Что дальше?
Способность принимать самостоятельные решения формируется в младшей школе, поэтому самостоятельность должна быть отдана ребенку в том возрасте, когда он об этом задумывается. Часто эти студенты нигде не бывали без родителей, они ни в какие лагеря не ездили, я уже не говорю про походы и экспедиции.
Нужно расширять зону бытовой самостоятельности и зону самостоятельных выборов, а зону материального комфорта снижать. Надо создавать ситуации для подростка лет 14, когда он сможет или заработать какую-то денежку, или принести какую-то социальную пользу – пойти волонтерить, например.
Он должен почувствовать, что что-то может, что он является агентом действия, а не вещью, которую перевозят из пункта А в пункт Б на самое хорошее занятие.
Мне кажется, что еще очень важно не решать за ребенка. Вот ваш ребенок хочет пойти на актерский, бывает такая безумная идея, она посещает не только девочек, но и мальчиков, что-то такое специфичное, что-то абсолютно иррациональное. Рацио родителей – этот выбор ребенка жестко раскритиковать и поставить в какие-то рамки, а это порождает синдром первой сессии и раннее бросание вуза. Пусть пробует! Да, возможно, это будет ошибкой. Но ЕГЭ действует четыре года, ЕГЭ можно пересдать, а, как правило, второй выбор, выбор собственный уже гораздо более зрелый, и это выбор самого ребенка.
Одно дело, если мы выбрали хорошую школу и «поступили» туда ребенка, это родители решают за несовершеннолетнего. А если мы совершеннолетнего человека помещаем туда, куда мы считаем правильным, то ценой этого нашего выбора является пятилетняя апатия в институте. Мне кажется, надо расширять свободу выбора и даже рискованного выбора.
Еще, я считаю, подростку просто необходимо где-нибудь поработать хотя бы месяц, причем желательно не у самого доброго дяди – это очень ставит мозги на место, когда ты оказываешься в ситуации, когда действительно есть обязанности, ты должен что-то сделать, когда с тебя спрашивают работу в срок. При возможности, несмотря на нежелание, отселять студентов с кем-то вдвоем на третьем, четвертом курсе, хотя бы в качестве эксперимента.
Нужно проводить разговоры о перспективах: «Когда тебе будет 18, мы тебе будем давать на еду, на одежду, но мы не будем давать на кафе или на какие-то развлечения. Когда тебе будет 20, тебе нужно будет самому заработать на свой отдых». Это как пример. У меня фокус на деньгах, но может быть фокус на каких-то достижениях.
Эта рыхлая, не «выпихивающая» структура семьи в нашей социальной ситуации может создавать такие прецеденты, что люди до 40 лет живут с мамой.
Бывает, что эти люди потом и семью не строят, потому что семья – это ответственность. Зачем ему ответственность? Мы будем жить для себя, попутешествуем. Зачем ответственность, если всю жизнь холили только его?
Ребенок с большой буквы
Сейчас возник специальный родительский сленг по поводу поступления в вуз: «Мы сдали ЕГЭ. Наш репетитор. Мы поступили». Кто в итоге поступил? И вот ребенок дополз до первой сессии, и оказывается, что он не может ее сдать, потому что в вузах система контроля совершенно другая, система преподавания другая, частых оценок нет, к сессии накапливаются «хвосты» – человек сталкивается с тем, что ответственность нести он не может, распределять нагрузку он не может, при неудаче он пасует.
И этот «синдром первокурсника» связан с разочарованием. Одна из причин этого разочарования кроется в системе высшего образования – очень часто институт рисуется каким-то небесным чертогом, где все прекрасно, страшно интересно, чудесные преподаватели, прекрасные люди, вкусная еда. А оказывается, что все наоборот или почти наоборот. Синдром разочарования накладывается на ситуацию с неорганизованностью и неспособностью справляться самостоятельно – и вот синдром первокурсника почти запрограммирован в нынешней ситуации со школьником.
Существует еще такой важный момент: часто родителям не хочется, чтобы ребенок взрослел. Это еще один фактор, семейный, затрагивающий межпоколенческие отношения.
Пока ребенок – Ребенок с большой буквы, родителям есть чем заниматься. И неработающей маме очень страшно, что сейчас этот объект перестанет нуждаться в заботе и с чем она останется?
Человек в юном возрасте как бутон. Но бутоны могут не раскрыться, если нет благоприятных условий, а не раскрыться бутону нехорошо. Он не может им оставаться вечно, он станет увядающим бутоном.
Родители думают, вспоминая себя, свое взросление, что в какой-то момент у ребенка все сложится, что пока он маленький. Термоядерные родители активно ждут термоядерности и от детей, а ведь у родителей с определенной харизмой и энергией дети часто гораздо менее энергичные и они очень редко вступают в конкуренцию со взрослым поколением. Если им не нужна активная ориентировка по жизни, реактивный двигатель не включится.
Возможно, что-то и может включиться со временем, но психология развития личности говорит о том, что, если функция не нужна, она не запускается, то есть она в состоянии off.