— Ты чего меня с места прогнал? Думаешь, если этаким дылдой вымахал, так тебе все позволено? Смотри, я ведь не потерплю. Даром что Шурупик, а так ввинчусь, не обрадуешься.
Оськин пристально осмотрел его, коротко мотнув головой. Потом, приблизившись, толкнул боком. Шурик отлетел к противоположной стенке коридора. Ударившись о стенку и остановившись, он тотчас же, озлясь, побежал с кулаками на Оськина. Оськин подождал, когда Шурик приблизится, и опять легонько толкнул его плечом. Шурик полетел по коридору до самой двери. Оськину, видно, понравилось наблюдать, как отлетает от него Воробушек, и он упражнялся так до конца перемены.
Шурик пришел на урок с красными от слез глазами. А Оськин устроился на своем месте за столом и вновь уставился в передний угол класса.
В середине урока он вдруг встал, зевнул и, сказав: «Скучно!» — направился к двери.
— Оськин, куда вы? — поднял от классного журнала взгляд Федор Лукич, наш учитель физики, прозванный еще первыми поколениями школьников Вечным Двигателем.
— Скучно! — с убийственным равнодушием ответил Оськин. — Пойду отдохну.
В оставшиеся полчаса Федор Лукич читал нам нотацию о том, что ему не понятно, как это в атомный век ученику может быть скучно на уроке физики и о чем думают такие вот лоботрясы: ведь жизнь потребует от них прежде всего знаний, и не всякому удастся отсидеться за папенькиной спиной. Если эти слова как-то относились к Оськину, то, видимо, учитель сказал их впопыхах, по ошибке. Потому что Оськин за папиной спиной никак не мог отсидеться. Многие в классе уже знали, что отец у него инвалид, а заработка матери едва хватает на то, чтобы как-то сводить концы с концами.
Как бы то ни было, но уже на следующей перемене разразился скандал. Бегала по коридорам взволнованная Ольга Федоровна, то в один, то в другой класс заглядывала старшая пионервожатая. Искали Оськина. Когда его наконец нашли, оказалось, что он сидел в пустом спортивном зале и, уткнувшись носом в оконное стекло, смотрел на шоссе, по которому один за другим проносились спешившие на ближайшую стройку самосвалы.
— Оськин! — в сердцах крикнула Ольга Федоровна. — Горе мое, что ты тут делаешь?
Оськин оторвался от окна и спокойно ответил:
— За полчаса двадцать самосвалов с цементом прошло. А обратно идут все пустые. Непроизводительный труд!
— Оськин! — всплеснула руками Ольга Федоровна. — Разве ты затем в школу пришел, чтоб самосвалы считать? Ведь этим можно заняться и на улице! А в школе…
Но Оськин не дал ей договорить. Он медленно побрел к двери со словами:
— На улице! Если вы хотите, я могу и на улице. Я как-то сразу и не догадался.
Ольга Федоровна схватила его за рукав и потащила в учительскую. Оськин не сопротивлялся. На вопрос директора, почему он ушел из класса, невозмутимо ответил:
— Скучно.
— Разве ты все знаешь, что рассказывал учитель? Или ты считаешь науку для себя бесполезной? Тогда зачем ты пришел в школу?
Из всей этой речи Оськин запомнил только первую фразу и ответил:
— Знаю.
Федор Лукич, услышав этот ответ, так и подпрыгнул на стуле:
— Знаешь? Ты знаешь, что я рассказывал на уроке?
— Знаю, — упорствовал Оськин.
— А ну повтори!
Оськин, глядя в потолок, слово в слово повторил всю первую часть урока.
— А дальше?
— Дальше я ушел. Скучно стало.
Федора Лукича трудно было удивить, но тут он удивился.
— Послушай, Оськин, — сказал он. — У тебя же хорошая память. Что же ты дурака валяешь? Ведь с твоей памятью прямая дорога в академики.
— Скучно, — протянул Оськин.
Так от него ничего и не добились.
Зато на мне чудачества Оськина отразились самым непосредственным образом. В учительской было принято решение переизбрать старосту класса. Ольга Федоровна утверждала, что она ничего не может поделать, когда староста не поддерживает ее, когда ей не на кого опереться в классе. И когда речь зашла о кандидатуре нового старосты, тут Нинка и сыграла коварную роль. Она назвала меня.
Кандидатуру дружно поддержали. Даже Света сказала, жеманно поводя плечами:
— Конечно, я не гожусь в старосты. Никто меня не хочет слушать. Каждый кричит свое. И получается, как в басне, не помню уж чьей, когда лебедь рвется в облака, рак пятится назад, а щука лезет еще куда-то. А у Сережи авторитет. Он и ударить может в случае чего.
Против меня выступил только один Оськин.
— Ударить… — проворчал он. — Это еще поглядим.
В общем, меня избрали почти единогласно. Оськин не голосовал ни за, ни против. И на другой же день начались мои злоключения. На уроке географии Оськин уснул. Как он потом уверял, он сам не заметил этого. Положив голову в ладони, слушал, слушал, и показалось ему, что он путешествует по дальним странам. Когда очнулся, ошалело смотрел по сторонам и никак не мог понять, что случилось и над чем класс хохочет.
— Ты, Оськин, со всеми удобствами устроился, — строго посмотрела на него учительница.
— Да не спал я вовсе, — крикнул Оськин. — Заслушался. То ругают, что не слушаешь, а то…
Он обиженно отвернулся, но повторять, о чем шла речь на уроке, отказался. И вдруг вскочил со скамьи, с вызовом в голосе сказал:
— Разрешите выйти.
— Куда тебе?
Оськин упрямо крутит головой:
— Ну, надо.
Учительница решила перехитрить его.
— Посиди, Оськин, — сказала она. — Может, что-нибудь да запомнишь.
Я со своего места погрозил Оськину кулаком: гляди, мол, утихомирься, сорвешь урок, перед классом ответишь. Но Оськин твердил свое:
— Разрешите выйти. Живот схватило.
Я напряженно смотрел на учительницу: какое примет она решение? А она смотрела на нас, на своих учеников. И принесла в жертву Оськина: зачем отнимать время у тех, кто хочет учиться? Отворачиваясь к доске, она бросает через плечо Оськину:
— Иди.
Я негодую. Кому пришло в голову выбрать меня старостой? Жил я в свое удовольствие. И отвечал только за себя. А теперь вот возись с этим Оськиным.
Вечером собрался актив класса. Комсомольцы, председатель совета отряда судили, рядили. Предложения самые различные. Одни советуют прикрепить к Оськину отличника учебы. Пусть подтянет. Но тут же слышатся возражения:
— Чего его тянуть, если он учиться не хочет?
— А что, рукой на него махнуть, пусть тонет?
— И махнуть. Что у нас, детский сад, что ли?
Были и такие предложения:
— Вздуть его как следует, чтоб не дурачился. Ведь видно: нарочно кривляется. А походит день-другой в синяках, одумается.
Я не знал, какому предложению отдать предпочтение. У Оськина отличные способности. Можно только позавидовать. Но он лодырничает, заниматься не хочет. И помощи не приемлет. Отвечает:
— Вот еще, я не хуже вас знаю.
Расшевелить бы его самолюбие. А как? И все же решили: прикрепить к Оськину отличника учебы. А кого? Предложили Тамару. Но тут же отказались. Вспомнили, что Оськин не переносит девчонок. К тому же Тамара сама запустила занятия. Не всегда даже домашние задания как следует выполняет. И тогда Боря предложил:
— Поручите нам.
— Кому нам?
— Нам с Тамарой.
Ребята посмеялись: мол, Боря без Тамары не может. И согласились.
Когда мы вместе возвращались домой, я не утерпел, упрекнул Бориса:
— Зачем ты связался с этим Оськиным?
Он разозлился:
— А что, по-твоему, плюнуть на него?
— Конечно. Всем отвернуться. Не разговаривать. Бойкотировать. Тогда он поймет и перестанет откровенно издеваться над всем классом.
— И уйдет к Ваньке Косолапому.
— К какому еще Ваньке? — не понял я.
— Есть у нас во дворе. Забулдыга. А себе на уме. Ребят приманивает. К воровству приучает. Нет, Оськина нельзя отталкивать! Его понять надо.
Странный все-таки Борис. Он всех готов спасать. А, по-моему, таких, как Оськин, пусть учителя спасают. Да и он о себе тоже ведь должен думать.
Когда я рассказал об этом отцу, он вдруг вспомнил, как года два назад я болел и метался в бреду. Отец с матерью дежурили у моей постели поочередно.
— При чем же тут Оськин? — недоуменно спросил я. — Что-то ты, папа, уклонился в сторону.
Но отец сказал, что он вовсе не уклонился. Напротив, он подошел к самой сути разговора. Ведь Оськин тоже, наверное, страдает каким-нибудь недугом. Что-то влияет на него, есть какие-то причины, в силу которых он уклоняется в сторону. Ему, видать, нелегко, хотя он и храбрится.
Выходило, что отец брал сторону Бориса в нашем споре.
ХОЧУ ПОНЯТЬ
На уроке получил от Бори записку: «Есть предложение пойти после уроков в кино. Я, Тамара, ты и еще один наш хороший друг». Вернул ему ту же бумажку с резолюцией: «Согласен». Если б я знал, какой они мне готовят подвох! Сперва все шло хорошо. Первым к кинотеатру пришел Боря. Я увидел его издали. Он прохаживался возле касс, по обыкновению размахивая портфелем. Я присоединился к нему. Меня разбирало любопытство, и я спросил:
— Кто же такой «ваш хороший друг»?
— Поживешь — увидишь, — неопределенно ответил Боря.
Вскоре подошла Тамара. Она была возмущена поведением Светки. Оказывается, Светка пустила слух, что Тамара с Борькой влюблены. Иначе, мол, зачем им все время вместе ходить.
— Не знаю, что за люди, — негодовала Тамара. — Дружить с мальчишкой для них прямо какое-то преступление. Сразу мерещится бог знает что. А если мне просто с ним интересно? Нет, Борька, в кино я с тобой больше не пойду. Ходите с Сережкой. А я вообще телевизором обойдусь.
Боря поморщился:
— Нашла тему для разговора! И зачем ты только слушаешь эти сплетни?
— Попробуй не послушай, — обиделась Тамара. — Все на тебя пальцем показывают. Нет, это надо Сережу заставить, чтоб он на свою соседку повлиял. Усовестил ее.
— Ничего не выйдет, — тут же нашелся я. — Меня соседки не слушаются. Они от меня удирают.
На той стороне улицы как раз показалась Нина. Она остановилась у перехода, поджидая, когда проедут машины.
Нина перешла улицу и направилась к нам. Подошла, легонько кивнула (ведь только в классе все виделись), спросила у Бори: