Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях — страница 14 из 18


Рис. 9. Красной армии – слава! Плакат


Идем дальние. Прекрасный плакат, прославляющий наших доблестных генералов-маршалов, которым, соответственно, танки приходятся в аккурат, опять же, по бедро. Причем заметьте, что здесь это, в отличие от плаката «Отстоим Москву!», который на какие-то останки перспективы претендует, здесь никакой претензии на перспективу просто нет. Понятно, изображены отдельно маршалы, отдельно танки. Плакатный художник свободен в сочетании разных реальностей на одном листе. Мы практически вернулись в Египет.


Рис. 10. Под водительством Сталинских Полководцев, вперед к полному освобождению нашей Родины от немецких захватчиков! Плакат


Идем дальние. Плакат с медсестрой, которой простые солдаты опять же по бедро, хотя это не очень внятно, но уж танк-то точно совершенно составляет треть ее роста. Опять же, всё вполне стандартно и, опять-таки, это уже не претендует на какую-то перспективу.


Рис. 11. Слава боевым подругам. Плакат


Вернулись к живописи. Действительно, одна из самых замечательных наших картин на военную тематику – Дейнека, «Оборона Севастополя», которая к реализму имеет отношение… гм… как всегда. «Наши», как вы видите, белые, враги – это гады, гады они не только в переносном смысле, но и в самом прямом. Я напомню, что слово «гад» в прямом смысле слова нам известно по слову «гадюка», а так слово «гад» означает пресмыкающееся. Поскольку враг воплощает в себе архетип змея, то на переднем плане вы видите фрица вполне себе змеиного вида. Он, конечно, в принципе, мертвый, из него даже кровь льется, если присмотреться, но, в общем, идея того, что он ползет, как и положено пресмыкающемуся, достаточно хорошо отражена. Соотношение роста главного героя и массовки у вас уже не вызывает никаких эмоций, вы уже всё это видите. Опять же, идея горизонтали, понятно. Обратите внимание, что все картины, не плакаты, а картины, которые мы с вами сегодня смотрели, будут работами горизонтального формата, поскольку нам нужно, чтобы мировая ось была на горизонтальной поверхности. И еще обратите внимание на следующий любопытный момент: за вычетом пробитой головы немца на переднем плане и какой-то ссадины на щеке главного героя, но это мелкая ссадина, вы не увидите более нигде никакой крови. Кровь, конечно, в то время изображать было особо не принято, но тем не менее можно было как-то изобразить более-менее сдержанно. Почему этого Дейнека не делает? Потому же, почему используются все остальные мифологемы, то есть мифологема – это та прелесть, которая используется интуитивно. Это чисто работают наши эмоции. Я еще раз говорю: всё, что мифологично, всё абсолютно эмоционально, и почти всё, что эмоционально, – мифологично, то есть логика в мифологии абсолютно жесткая, абсолютно железная, легко просчитываемая, если мы с вами понимаем, что это логика не интеллектуальных построений, а это логика эмоций. Соответственно, что говорят наши эмоции о наших героях? Как я подробно рассказывала в лекции по истории эпоса, этот герой у нас с вами будет неуязвим. Причем в архаике (тут мы мысленно вернулись к «Александру Невскому») он будет железнотелый, каменнотелый, потому у нас Невский весь закован в броню у Корина. Позже это может быть образ, что у него стальная рука, стальное сердце, нам довольно известные понятия. Потом представления о железнотелости уходят в прошлое и у нас остается, что герой не погибает потому, что он главный герой. Всё очень просто и очень логично. И поэтому здесь мы с вами крови, кроме пробитой головы немца и ссадины на щеке главного героя, больше не видим нигде, никак, никаких ран, хотя, казалось бы, теоретически логичнее было бы… Вот там совершенно четко смертельно сражен второй матрос, он падает уже сейчас, он еще падает, но он уже мертвый, это видно, но – никаких ран. Это отголоски представлений о железнотелости, которые позже переходят в представления о неуязвимости.


Рис. 12. Александр Дейнека. Оборона Севастополя


Идем дальше. А здесь мы с вами добрались до эпохи застоя. Товарищ Брежнев на Малой земле. Товарищ Брежнев действительно был на Малой земле, но в поздний период его правления это было всё положено воспевать. Меня, по счастью, бог миловал, когда выходили его книги, не им написанные, я была еще школьницей в младшей школе, а те, кто был в старшей школе, должны были сочинения по этому писать. Смотрите, что такое эпоха застоя? Это именно эпоха, когда из государственной культуры уходит, выражаясь современным языком, драйв, то есть эмоциональность государственной культуры начинает стремительно катиться в тартарары, но зато начинает активно пробиваться культура различных негосударственных форм. С одной стороны, Окуджава, с другой стороны, Тарковский, всякое разное, это долгая история. Важно, что здесь эмоционального подъема уже нет, и первое, что мы с вами видим, – мы не видим одного персонажа ростом в треть роста товарища Брежнева, дорогого Леонида Ильича. Но, если мы с вами очень внимательно посмотрим, мы увидим, что радист на переднем плане ему, конечно, по бедро, но он такого же роста, как и сам Брежнев, то есть это достигается за счет помещения на передний план. Как насчет широкого горизонта? Тоже нету. Это как раз пример того, что хоть и официальное искусство, но эпоха другая, как и, собственно, брежневское Министерство обороны и Дворец съездов в Кремле, или, не приведи господи, Октябрьская наша площадь, что все ее здания, что этот чудовищный памятник Ленину (жалко, что не демонтировали, снести бы этот ужас, я не против памятников Ленину, если они красиво сделаны, но не этот же кошмар).


Рис. 13. Дмитрий Налбандян. Л. И. Брежнев на Малой земле


Мы насмотрелись, теперь переходим к литературе. Я сейчас открою цитаты из произведения, которое совершенно великолепное, но поскольку нас утруждали не художественными достоинствами, а его идеологическим содержанием, то мы его закономерно ненавидели. Я имею в виду поэму Владимира Маяковского «Владимир Ильич Ленин», которую современному человеку, начитанному в фэнтези, начитанному в том, что, понимаете ли, берет Дж. Мартин реальные события английской истории, тасует их как хочет, добавляет соли, перца и прочих специй по вкусу и получает свою «Игру престолов» или Камша берет войну Алой и Белой розы и делает из них войну Нарциссов… так вот, современному читателю, который привык, что надо взять реальные исторические факты, добавить в них мифологии, потом еще добавить в них мифологии, потом еще мифологии, а потом из этого сделать великолепное литературное произведение, современному читателю поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин» надо поставить между Мартином и Камшой и читать с большим удовольствием, получая массу наслаждения.

Что мы имеем? Мы имеем чистый возрожденный эпос. Причем, как вы понимаете, Маяковский был крупнейший в мире специалист по мировому эпосу (понятно, что я язвлю) и потому на все архетипы эпические он выходил абсолютно невольно, но выходил он на них со снайперской точностью, потому что Маяковский, действительно, прекрасный поэт и прекрасный художник. Скажем так, прекрасный поэт – это тот, кто пишет потрясающие стихи, а художник – это тот, кто создает потрясающие образы. Вот он прекрасный и в том и в другом. Когда нас перестанут пичкать идеологией, то мы его наконец-то оценим.

Итак, краткая лекция по истории эпоса на примере поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин». Пункт первый. Рождение эпического героя начинается с того, что на земле расплодились разнообразные чудовища. Это можно разбирать на примере Геракла, это можно разбирать на примере центральноазиатских эпопей, это можно разбирать на разных примерах. Здесь же нам рассказывают о том, какой был капитализм и как он стал ужасным, «Коммунизма призрак по Европе рыскал, Уходил и вновь маячил в отдалении, По всему поэтому в глуши сибирской Родился обыкновенный мальчик Ленин». Если к этому приводить параллели из монгольской мифологии, где главный герой монгольского эпоса рождается в самой что ни на есть бедняцкой юрте у пожилых родителей, вы понимаете, что просто вот архетип во всей красе. Я деликатно замечу, что мне от самой фразы «Призрак бродит по Европе» – уже очень хорошо, то есть первая фраза основы основ марксизма – отсылка к германской мифологии и образу Водана-Одина, о чем сейчас нет времени говорить.

Далее. Я сегодня уже говорила, что главный герой эпоса – «человек по паспорту». Поясняю. Если вам скажут «это чистая вода» – это не вызовет у вас никаких эмоций, но если вас будут очень долго уверять, что это «чистая вода, очень чистая вода, самая чистая вода», то количество этих уверений вызовет у вас некоторые сомнения в ее чистоте. Я вас хочу подвести к цитате из этой поэмы: «Самый человечный человек». Я говорила, что тот же самый герой, который потомок Зевса аж три раза, он «человек по паспорту» (и напомню старый анекдот про «по паспорту русский»). Итак, Ленин – самый человечный человек. По сути, это утверждение, что он – не человек, что он сверхчеловек. До сверхчеловека европейская цивилизация додумалась чуть-чуть пораньше: Ницше и прочие. Давайте смотреть, как же изображен этот самый человечный человек товарищем Маяковским. Во-первых, врагом Ленина является Капитализм. Капитализм в поэме Маяковского изображается в форме, которая хорошо представлена в центральноазиатских эпопеях, где главный монстр – гигант, он лежит, потому что он такой сильный, такой толстый, такой могучий, что сначала неподвижен (потом, когда понадобится, он будет довольно шустрым). Он сверхпрожорливый. Читаем Маяковского:

«Он враз

   и царства

      и графства сжевал

с коронами их

   и с орлами.

Встучнел,

   как библейская корова

      или вол,

облизывается.

   Язык – парламент».

Сжевал графства и царства – хороший монстр, качественный, откормленный. Дальше он, капитализм:

«Город грабил,

   греб,

      грабастал».

И наконец, обожравшись в прямом смысле слова, капитализм «лег у истории на пути в мир, как в свою кровать». Если воспринимать буквально, то Сальвадор нервно курит в своей Дали, я бы сказала. Дальше, что логично, герой должен сражаться с этим монстром. И, как нам любезно сообщает эпос тюркских н