Славке не хочется оставаться одному, потому он тоже плетется за Эди.
– Постой, чувак Эди, – бубнит он где-то сзади, – постой, куда ты?
Эди-бэби убыстряет шаги и скоро уже не слышит за собой Славки.
11
Парк пустой и уже чуть-чуть припорошенный снегом. Снег стал идти всерьез, потому Эди-бэби натягивает на свою остриженную Вацлавом голову капюшон. Удобная вещь – желтая куртка, а все потому, что модель снята с австрийского альпийского пальто. Кадик до сих пор таскает это пальто. Теперь бережет, правда, оно стареет. Кадик привез пальто с фестиваля. Конечно, такой материи, из которой сшито альпийское пальто, они не смогли найти в харьковских магазинах, пришлось купить обивочный желтый материал – такой употребляют на обивку кресел и диванов. В дождь материал чуть промокает, но ничего, зато подкладку выбрали толстую. Кадик даже предложил вставить под плечи и в капюшон полиэтиленовые прокладки, чтоб не промокали плечи и голова, но Эди не захотел – полиэтилен будет шелестеть. Эди-бэби не любит шелестения.
– Здравствуйте, мсье Савенко. – Голос этот Эди-бэби узнает из тысячи других.
Ася. У выхода из парка стоит Ася Вишневская и с ней Томка Гергелевич. У Томки в руках сумка с продуктами.
– Здравствуйте, мадмуазель Ася, – церемонно говорит Эди-бэби и подает Асе руку. Но, пожимая холодную руку рослой девочки в очках, он улыбается и уже неофициально целует ее в щеку. С Асей они друзья.
– Здравствуйте, мадмуазель Тамара, – говорит он Томке и пожимает ее руку в варежке. Сумку Томка поставила на снег. – Только что проснулись, Тома? – ехидно спрашивает Эди-бэби.
Он подъебывает Тамару. Всем известно, что больше всего на свете она любит спать. Красивая, еще выше Эди, несколько крупная для ее возраста девочка – ей шестнадцать, темно-рыжие волосы ее всегда по-женски забраны в пучок – очень нравится Эди-бэби, и ему хочется ее раздразнить, вытащить из ее обычного полусонно-меланхоличного спокойствия. В поселке о ней ходят самые различные слухи. Согласно одним, она ебется с человеком по кличке Шляпа – известным картежником и аферистом из центра города. Согласно другой версии Томкиной жизни, она спит до трех часов дня, никуда не выходит и бесконечно читает книги, чем ее родители ужасно недовольны. Отец Томки – строительный начальник, как и отец Витьки Головашова, потому у них отдельная квартира, и узнать что-либо достоверное о жизни Томки невозможно, ввиду отсутствия соседей. Эди-бэби и Толик Карпов как-то поймали младшего брата Томки и попытались было вытащить из него хоть какие-нибудь сведения. Толик даже стал выкручивать упрямому третьекласснику руки, пытаясь узнать, ебется ли Томка со Шляпой, тот верещал, кричал, что Толик фашист, сука и блядь, но сестру не предал. Пришлось отпустить. Эди-бэби не одобрял жестокого обращения Толика с бритым головастиком, но ему хотелось вывести рыжую Томку из равновесия.
Потому в ту же ночь он, Карпов и Кадик и собачка Карпова отправились на действующее русское кладбище, принесли оттуда свежий венок, сняв его со свежей могилы, положили венок Томке под дверь и, позвонив, умчались…
В другой раз, возвращаясь откуда-то пьяными (Толик живет рядом с Томкиным домом, а Эди-бэби всего через несколько домов), они опять решили сделать Томке гадость в отместку за ее высокомерие. Толик поймал в Томкином подъезде ее же кота, ударом о стенку убил его, и они привязали труп кота к ручке Томкиной двери. Кровавая месть. Им была отлично известна любовь Томки к ее коту. Дело в том, что за пару дней до убийства Томкиного кота, встретив Томку случайно в трамвае, она ехала из школы – она учится в другой школе, там же, где учится и Толик Карпов, – Эди-бэби, набравшись храбрости, предложил Томке «ходить с ним», пойти завтра с ним «гулять» на старое еврейское кладбище. Томка, улыбнувшись и лениво вздохнув, сказала, что хотя завтра и воскресенье, но она будет занята, будет спать, она предпочитает хороший сон прогулкам по кладбищу.
– Конечно, – сказал Эди-бэби, – тебе нужно выспаться. Ты же устаешь, не высыпаешься со Шляпой, он не дает тебе спать.
– Сам ты шляпа! – сказала Томка зло и стала протискиваться к выходу из трамвая.
Сейчас Томка, лениво сощурившись и глядя поверх Эди-бэби, сказала:
– А вам с Карповым не спится. Всех кошек в поселке успели перебить? Варвары!
«Проняло ее тогда все-таки, – думает Эди-бэби. – Достало».
– Куда направляются наши девочки? – спрашивает Эди-бэби.
– Наши девочки направляются домой, – говорит Ася. – Вот вышли погулять, а заодно зашли в гастроном, Томкина мама просила ее купить продукты.
– И я домой, – говорит Эди-бэби. – Пошли?
Эди-бэби секунду колеблется. Он не знает, взять ли ему из рук Томки сумку или нет. В это время к ним подходит, покачиваясь, Славка Цыган. Он наконец выбрался из парка.
– О-о-о! – вопит восторженно Цыган. – Эди-бэби уже подкадрил чувишек и сейчас пойдет с ними бораться. Сегодня вся Салтовка, и Тюренка, и весь Харьков, и вся необъятная страна победившего социализма будет шумно бораться, выключив свет. Много-много ведер пролетарской спермы и спермы служащих и советской интеллигенции, солдат и матросов, сержантов и старшин, а также офицеров и генералов будет залито в драгоценные сосуды советских гражданок, расположенные у них между ног. Эди-бэби, зачем тебе два сосуда, отдай один мне?!
Эди-бэби не успевает ответить Славке, оторопев от невероятной Славкиной наглости, а Цыган уже шагает к Томке, держащей свою сумку, уже, подняв ее с земли и пьяно ухмыляясь, произносит: «Сеньора! Откройте мне, пожалуйста, свою сумку, я в нее плюну!» И… плюет. Жирный желтый плевок сваливается на Томкины банки и бутылки в сумке.
– Это символизирует мой оргазм, – ухмыляется Славка.
Больше Славка ничего не успевает сказать, потому что Эди-бэби хватает его за руку, рывком поворачивает к себе… еще несколько движений, и Эди бросает Славку через себя, как его учил тренер Арсений. Через мгновение Славка валяется на твердой, подмерзшей, как мороженое, грязи, и от его рта на белом тонком снегу расползается кровь.
– Пошли! – командует Эди-бэби и, взяв Томкину сумку, переходит трамвайную линию.
Девочки молчаливо шагают за ним.
– Зачем ты его так? – нарушает наконец молчание Ася. – Он ведь, в сущности, безобидный.
Ася – гуманистка, они только три года назад репатриировались из Франции.
– Я – тоже, – говорит Эди-бэби зло. Он сам начинает жалеть, что пришлось наказать ебаного дурака. – Мудак! – ругается Эди-бэби. – Отребье человечества! Отброс!
– Говорят, что он спит со своей матерью, – хладнокровно замечает Тамара. – Я слышала, что именно за это его побил младший брат.
Свернув с Салтовского шоссе, они идут теперь по Поперечной улице. Фантазия у строителей Салтовского поселка была, очевидно, не очень обширной, потому улица, на которой живут Эди и Томка, называется Первой Поперечной, а есть еще Вторая, Третья и Четвертая. Полуподвальная столовая на Первой Поперечной сегодня, оказывается, работает, оттуда доносятся звуки музыки и шум пивных кружек. Эди-бэби бросает на столовую равнодушный взгляд, но потом вдруг думает: «А что, если?..»
Тамаркин дом совсем недалеко, Томка останавливается. Пришли.
– Где гуляешь Октябрьские? – спрашивает Эди-бэби Томку.
– А что, – улыбается Томка, – хочешь меня пригласить? Разве Светка тебя уже бросила?
– Чего это она должна меня бросить? – раздраженно спрашивает Эди-бэби. – Глупо, Тамара.
– Ну извини, – говорит Томка. – Значит, не бросила.
Из дома, из окна второго этажа, высовывается голова Томкиной матери.
– Томочка, деточка! Мы тебя ждем! – кричит она. – Здравствуйте, ребята!
Ася машет Томкиной матери рукой. Эди-бэби – нет.
– Мне пора, – говорит Тамара и протягивает Эди-бэби руку в варежке. – Спасибо вам, мужественный мужчина, за спасение моей чести. Желаю вам приятных праздников! Пока, Лизок, – говорит она Асе. – Я завтра зайду.
– Кривляка! – со злостью бросает Эди-бэби, глядя вслед Томке.
– Она хорошая девочка и неплохо к тебе относится, – замечает Ася, – но ты для нее мальчишка, разве ты не понимаешь?
– Она всего на год старше меня, – упрямится Эди-бэби.
– Женщина всегда старше мужчины, – спокойно парирует умная Ася. – Тамаре нравятся студенты. Парню, с которым она встречается сейчас, – 23 года.
«Ася говорит “встречается” вместо “ходит”, – думает Эди-бэби. – Зачем их семью поселили на Салтовке, они сюда не принадлежат». А вслух он говорит:
– Тогда ей нужно «встречаться» со Славкой Цыганом, ему – 24 года.
– А что, – усмехается Ася, – он не так плох. В глазах у него есть что-то такое… – Ася задумывается, – пошлое, что-то, что нравится женщинам. Тоска по женщине.
– Ох-ох, – Эди-бэби фыркает. – Этот-то носатый алкоголик, руки как на шарнирах… А во мне, значит, нет ничего, что нравится женщинам? – продолжает он полувопросительно, искоса поглядывая на Асю. – Учительница эстетики Елена Сергеевна, между прочим, даже привела мое лицо как пример самого привлекательного мужского лица в классе…
Ася смеется…
– Мужского лица… – повторяет она, – мужского лица…
Эди-бэби обижается.
– Ты чего, – говорит он насупившись, – чего смеешься? – С Асей они большие приятели, никому другому он бы случая с учительницей эстетики не рассказал бы, чего она смеется?
– Извини, Эди, – говорит Ася, уже не смеясь, а серьезно. – Ты будешь чудесным мужчиной, я уверена, но сейчас ты еще мальчик. Ты будешь, – говорит она, – потерпи, будешь лет через десять… или даже пятнадцать, – говорит она неуверенно.
– В тридцать лет! – восклицает Эди-бэби с ужасом. – Но я буду уже старик!
– Но сейчас ты выглядишь на двенадцать лет, – смеется Ася.
Чтобы проводить Асю, Эди-бэби прошел мимо своего дома. Теперь они стоят у Асиного подъезда.
– Хочешь зайти? – спрашивает Ася.
– Но твои же родичи, наверное, все дома, – колеблется Эди-бэби.
Язык Эди-бэби почти свободен от украинизмов, благодаря чисто говорящим по-русски отцу и матери, но иногда «родичи» все же проскальзывают.