е ее худенького тельца и расщелины между ног.
Он отпустил ее лодыжки. Лицо девочки поднялось над водой, глаза и рот распахнуты, словно от удивления. Она выдохнула. Рой позволил ей сесть.
- Больше не рыпайся, - сказал он.
Она шмыгнула носом и утерлась тыльной стороной ладони. Затем скрестила руки на груди и наклонилась вперед.
Рой повернулся боком и выключил кран с холодной водой, оставив на некоторое время литься только горячую. Когда ванна наполнилась, выключил и ее.
- Давай меняться местами, - сказал он.
Встал и перешагнул через нее. Она подвинулась вперед, скользя задом по эмали ванной. Рой сел, привалился спиной к заднему бортику и вытянул ноги по обе стороны от нее.
- Помоемся, - сказал он.
Он поднял с полочки кусок мыла и начал тереть ей спину. Когда она была полностью намылена, он придвинул девочку поближе к себе и принялся натирать ее плечи, грудь и живот. Ее кожа была теплой, мягкой, скользкой. Он прижал ее к себе сильнее. Положив мыло обратно, полез рукой ей между ног.
И тут мать девочки ввалилась в ванную, поднимая мясницкий нож. Левой рукою Рой задернул панель перегородки. Острие ножа ударило по пластику и процарапало кривую дорожку вниз. Рой толкнул девочку вперед, практически выпихнув ту из ванны. Удерживая перегородку закрытой, поднялся на ноги. Мать занесло в сторону. Она отняла левую руку от пропитанной кровью сорочки и потянулась к дальней створке. Рой задвинул ее другой рукой. Словно никакой перегородки между ними не было, мать ударила ножом, целясь Рою в лицо. Пластиковая дверца содрогнулась. Женщина била ножом снова и снова. Из ее горла вырывалось рычание вперемешку с воплями боли и досады.
Джонни схватила Роя за ногу и потянула.
- Сука! Пусти!
Он отпустил дверцу и вмазал Джони по лицу тыльной стороной кулака. Ее голова мотнулась и стукнулась о плитку.
Мать потянулась к освободившейся панели. Но Рой схватил ее первым и удержал. Рыча от ярости, она ухватилась за верхний бегунок, на котором держалась панель, подтянулась и взобралась на край ванны. Ее лицо нависло над Роем, глаза были совершенно дикие. Она замахнулась. Он пригнулся, и нож описал дугу у него над головой.
В нескольких дюймах от его глаз окровавленная ночная рубашка липла к прозрачному пластику, марая его кровью. Женщина прижималась к раздвижной двери, стоя босыми ногами на краю ванны.
Она крякнула. Лезвие вновь рассекло воздух над его головой. Правым коленом она оперлась на полотенцесушитель возле двери.
Черт, она же на него залезет!
Рой толкнул дверцу. Она стукнула о стену. Наклонившись вперед, он обеими руками вцепился в правую лодыжку женщины и дернул. Руки скользили по окровавленной коже, но он не отпускал. С воплем ужаса мать грохнулась на спину. Ударилась затылком. Обмякла. Не выпуская ее правой лодыжки, Рой выбрался из ванны. Он схватил ее за вторую ногу и оттащил от ванны подальше.
Он подобрал ее нож. Перерезал ей горло и вернулся в ванну.
Джони, сидя к Рою бочком, смотрела на него остекленевшими глазами.
Он присел на корточки. Вода успела немного остыть, и он открыл горячий кран. Когда вода согрелась, он выключил его и подошел к заднему бортику ванны.
Сел и откинулся назад.
Взяв Джони подмышки, он прижал ее к пенису.
- Ну, - сказал он, взяв мыло. В горле стоял тугой ком. Об этом он мечтал годами. Об этом он мечтал всегда. - Ну, - повторил он, - вроде, все утрясли.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1.
Нубийские гвардейцы, разряженные, точно сутенеры, перли на Ракера со всех сторон. Лоснились от пота черные рожи, сверкали огромные белые зубы. Одни целились из пистолетов прямо ему в лицо, другие поливали огнем из АК-47. Он поверг их всех, но уже неслись новые, вереща и размахивая саблями. Его «Америкэн 180»[6] превращал их белоснежные рубахи в решето. Они падали, но уже шли на смену другие.
Из какой преисподней они лезут?! - подумал он.
Из преисподней, так точно.
Он продолжал палить. Сто семьдесят патронов за шесть секунд. Шесть нестерпимо долгих секунд.
Они все прибывали. Некоторые с копьями. Многие из вновь прибывших были обнажены.
Он сменил барабан и продолжал стрелять.
И вот уже все они обнажены, и черная кожа мерцает в лунном свете, и белеют ухмылки. И никакого огнестрела. Только ножи, мечи, да копья.
Я же перебил всех потаскунов, - подумал он. - А это кто? А это - резерв. Вот порешу всех - и домой.
Но страх нашептывал, что лютая смерть совсем уже близко. Опустив глаза, он увидел, что ствол пулемета расплавился и обвис.
О, Боже, Боже, вот сейчас они меня схватят. Они повалят меня на землю. Они отрежут мне голову. О, Боже!
Задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем, он сел на постели. Он находился у себя в спальне - один-одинешенек. Струйка пота побежала вниз по спине. Он пригладил ладонью взмокшие волосы и вытер ее о простыню.
Посмотрел на будильник.
Только пять минут первого. Проклятье. Намного раньше обычного. Проснувшись от кошмара в четыре или пять, он мог сготовить себе завтрак и начать день. Но так рано - это уж черти что.
Он поднялся с кровати. На обнаженном теле выступил холодный пот. В ванной он вытерся полотенцем, надел халат и пошел в гостиную. Там зажег все лампы, включил телевизор и принялся щелкать каналы. Так, «Легавый из банка»[7]. Фильм, похоже, начался около двенадцати. Он подошел к холодильнику, достал оттуда банку «Хаммса», прихватил из шкафа упаковку арахиса и вернулся в гостиную.
Открывая банку, он заметил, что руки трясутся.
На задании с ним такого никогда не случалось.
У Джаджмента[8] Ракера яйца из стали.
Видели бы его сейчас товарищи.
Всё кошмары проклятущие.
Ну ничего, скоро прекратятся. Они всегда прекращались. Это лишь вопрос времени.
Посмотрю кино.
Он попытался.
Когда пиво закончилось, он пошел на кухню взять еще. Достав из холодильника банку, выглянул в окно. Лунный свет проложил серебряную дорожку на воде. Густой, белый как снег туман клубился на противоположной стороне залива, укутывая холмы Сосалито. Он практически поглотил Золотые Ворота; лишь высокая северная башня высилась над ним, подмигивая красным проблесковым маячком. Вид на вторую башню закрывал остров Бельведер. Он прислушался к отдаленному низкому стону туманного горна и отнес пиво в гостиную.
Он уже собирался сесть, как вдруг исполненный ужаса мужской вопль разорвал тишину.
2.
У дверей квартиры 315 Джад прислушался. Мужчина внутри лихорадочно хватал ртом воздух. Джад тихонько постучал в дверь.
В конце коридора из-за двери выглянула дама в бигудях:
- Решили его утихомирить? Все равно не сможете, я звоню копам. Знаете, который час?
Джад улыбнулся ей:
- Да, - сказал он.
Гнев, казалось, сошел с ее лица. Она улыбнулась в ответ:
- Вы новый квартиросъемщик, верно? Из триста восьмой? Я - Салли Леонард.
- Отправляйтесь в постель, мисс Леонард.
- А с Ларри как быть?
- Я о нем позабочусь.
Все еще улыбаясь, Салли закрыла дверь.
Джад еще раз постучал в квартиру 315.
- Кто там? - послышался мужской голос.
- Я слышал крик.
- Прошу прощения. Я вас разбудил?
- Нет, я не спал. Кто кричал?
- Я. Ничего особенного. Ночной кошмар.
- Это, по-вашему, ничего особенного?
Джад услышал позвякивание цепочки. Дверь открыл мужчина в полосатой пижаме.
- Вы говорите так, будто знакомы с ночными кошмарами не понаслышке, - сказал он. Несмотря на всклокоченные, белые как туман волосы, ему нельзя было дать больше сорока. - Меня зовут Лоуренс Мэйвуд Эшер, - oн протянул Джаду руку.
Она была костлявой и влажной от пота. Слабое, вымученное рукопожатие, казалось, высосало из руки Джада все силы.
- А меня Джад Ракер, - сказал он, входя.
Мужчина закрыл дверь.
- Ну-с, Джадсон…
- Джаджмент.
Ларри оживился:
- Это имя значит «Судный день»?
- Мой отец - баптистский священник.
- Джаджмент Ракер. Очаровательно. Не хотите ли чашечку кофе, Джаджмент?
Он подумал об открытой банке «Хаммса», ожидающей его в квартире. А ну ее к черту; подождет до завтра.
- Конечно. Кофе - это здорово.
- Вы хорошо разбираетесь в кофе?
- Не сказал бы.
- В любом случае, этот сорт должен вам понравиться. Вы когда-нибудь пробовали ямайский «Голубая Гора»[9]?
- Нет, но наслышан о нем.
- Ну вот, вам выпал случай попробовать. Как говорится, ваш корабль подошел.
Джад улыбнулся; он не ждал такой живости от человека, всего несколько минут назад голосившего на весь этаж.
- Не изволите ли на кухню?
- Конечно.
На кухне Ларри открыл небольшую коричневую упаковку и поднес к лицу Джада. Джад вдохнул резкий аромат кофе.
- Пахнет великолепно, - сказал он.
- Иначе и быть не может. Это высший сорт. Так чем, если не секрет, занимается человек с таким звучным именем?
- Инженерией, - выдал он уже отработанную отговорку.
- Да?
- В компании «Братья Брехт».
- Звучит как немецкие капли от кашля.
- Мы возводим мосты, электростанции. А чем занимаетесь вы?
- Я - учитель.
- В средней школе?
- Боже упаси! Я расстался с этими грубыми, наглыми, сквернословящими поганцами лет десять назад. И никогда больше! Боже упаси!
- Кого же вы сейчас учите?
- Элиту, - cклонившись над кофемолкой, он измельчал зерна. - Университет Сан-Франциско. Факультет американской литературы.
- И там студенты не сквернословят?
- По крайней мере, не в мой адрес.
- Да, уж, это действительно имеет решающее значение, - сказал Джад, глядя, как Ларри засыпал свежесмолотые зерна в кофеварку и включил ее.