Макнэир стал кружить вокруг них и трогать, что-то бормоча себе под нос.
Бойд ходил с ним, озадаченный зрелищем. Когда Брид сказал про «столбы», он подумал о чем-то из области классической архитектуры, дорических колоннах и тому подобном. Но здесь не было ничего похожего. Поверхность столбов была грубой и покрыта уложенными внахлест чешуями, иногда усеяна мелкими шипами. Она напомнила ему кожуру ананаса.
— Похоже на деревья, — наконец произнес он.
— Это и есть деревья, — сказал Макнэир. Чувствовалось, что от увиденного у него перехватило дыхание. — Пермские деревья. Боже правый, да это целый лес деревьев, с корнями, в том виде, как они росли 250 миллионов лет назад.
Брид и Маки лишь переглянулись.
— Док, — сказал Брид, ударяя по одному из столбов ногой. — Они же каменные.
— Они окаменели, — сказал Бойд. — Как и те кости. — Это ископаемые.
— Именно, — сказал Макнэир.
Теперь все поняли всю важность момента — перед ними был лес доисторических деревьев.
И их здесь, похоже, были сотни.
В процессе исследования они обнаружили, что одни из деревьев были не выше человеческого роста, вторые при жизни достигали в высоту до восьмидесяти футов, в третьи уходили на сотни футов вверх, теряясь в каменном потолке. Одни были голыми стволами, другие — обломаны на высоте футов тридцати. Повсюду валялись окаменевшие бревна и ветки. Но многие были почти нетронутыми, с сохранившимися ветвями. Окаменевшими были не только сами деревья, но и глина вокруг них. Груды опавших листьев окаменели, как и деревья, с которых они слетели.
У Бойда в голове не укладывался весь этот огромный лабиринт из похожих на корабельные мачты стволов.
Маки никак не мог понять. — Как дерево может превратиться в камень?
— Да это как окаменевший лес в Аризоне, — сказал Брид. — Я в нем был. Разве никогда о нем не слышал, Маки?
— А, да, конечно, слышал.
Макнэир рассказал им, что деревья из Аризонского окаменевшего леса относятся к триасовому периоду, а те, что здесь — гораздо старше. Гораздо, гораздо старше. В Аризоне у некоторых деревьев еще сохранились корни, как и у этих, но многие из них смыло во время доисторического половодья в речные каналы, где они были погребены в гравии и песке, насыщенном вулканическим пеплом.
— Этот процесс называется сверхминерализация, — объяснил Макнэир. — Я думаю, что во времена пермского периода все это место было частью низинного болота или долины. Внезапное наводнение, вероятно, превратило эту долину в болото или озеро. Таким образом, кислород, вызывающий окисление и гниение, не смог сюда проникать. Эти деревья были погребены под водой в донных отложениях. За миллионы лет деревья либо распадаются, либо прессуются в уголь, или, как в этом случае, минерализуются. Минералы постепенно замещают древесную ткань, и в результате мы имеем окаменелые деревья.
— Ага, но это лучше, чем Окаменевший лес, — сказал Брид. — Гораздо лучше.
— Да. Точно. Похоже, весь этот лес был заперт в болоте. За тысячи или даже сотни тысяч лес оно высохло, но окружавший лес донный осадок окаменел, сохранив его в том виде, в котором мы его сейчас видим. Почти без повреждений.
Макнэир сказал, что лес оказался здесь гораздо позже, вследствие геологических потрясений, охвативших пермский слой и погрузивших его в докембрийскую породу. На протяжении веков воды вымывали камень и обнажили то, что они сейчас видели.
Маки заинтересовался. — Подобного, значит, нигде нет? Даже в Аризоне?
Макнэир покачал головой. — Пару лет назад вблизи Бирдморского ледника в Антарктиде была обнаружена неплохая группа окаменелых пермских деревьев. Но с этим никакого сравнения.
Одни стволы росли прямо из породы среди паутины окаменелых корней, другие были такими толстыми, что их не смогли бы обхватить и три человека, взявшись за руки. Макнэир сказал, что в этом лесу были и лиственные и хвойные деревья. Они смотрели на цикадовые, голосемянные растения и папоротники, на все их удивительное разнообразие. Макнэир указал на короткие деревья с папоротниковидными листьями, которые назывались археоптерисы и являлись прародителями современных сосен. Нечто, называющееся дикроидиум, больше походило на большое комнатное растение, чем на дерево. Здесь были первобытные гинкго с широкими, веерообразными листьями, цикадовые растения, больше похожие на пальмы, и глоссоптерис, еще одно папоротникообразное растение, внешне очень похожее на дерево. Этот вид имел массивный ствол, постепенно сужающийся кверху, через футов пятьдесят-шестьдесят заканчивающийся пучком свисающих ветвей. Огромные, широкие листья в породе были листьями глоссоптериса, как сказал Макнэир.
Он присел на корточки рядом с широким пнем, рассматривая кольца, в которых поблескивали яркие, разноцветные минеральные отложения. — Взгляните сюда, — сказал он. — Будь у меня масс-спектрометр, я бы определил, что это за минералы, но я готов сделать предположение. В основном это кварц, но различные микроэлементы придают окаменелому дереву свой окрас. Медь и оксид хрома создают зеленый и синий цвета, оксид железа — красный, коричневый и желтый, силикаты алюминия — белый, и т. д. и т. п.
Лично Бойд пропускал лекцию мимо ушей.
Тема была интересная, и в любое другое время он бы внимательно слушал, но только не здесь. Не в этих земных недрах, окутанных тьмой, где лишь капающая вода, да эхом отдающиеся голоса нарушали тяжелую, почти гудящую тишину. Это место походило на кладбище, и это ему, честно говоря, не нравилось. Оно должно было остаться погребенным, и он молил бога, чтобы так оно и было. Он посветил фонарем вокруг — все эти окаменелые стволы деревьев клонились в разные стороны, жались друг к другу или топорщились как велосипедные спицы. Свет фонаря отбрасывал скользящие, уродливые тени, отчего казалось, будто деревья шевелятся. Не раз он был уверен, что замечал на этом кладбище столбов и монументов какое-то движение.
Игра воображения. Только и всего.
И все же то чувство у него внутри разрасталось, заполняя его маслянистой чернотой, топя в собственной усиливающейся клаустрофобии и паранойе. Это место миллионы лет не знало ни света, ни воздуха, и сама эта мысль тревожила его так, что он не мог ее адекватно воспринимать. Как будто это герметично закрытое кладбище могло в любой момент проснуться и выпустить все свои страшные тайны, которые хранило 250 миллионов лет.
Конечно, это было чистой воды безумие.
Но вытерев выступившую на лбу испарину, он не смог полностью избавиться от этого чувства. Потому что с тех пор, как они достигли окаменевшего леса, его не покидало ощущение, что за ними кто-то наблюдает.
9
Двадцать минут спустя — пробравшись сквозь тесно стоящие стволы, перелезая через окаменелые бревна, и поля четырехфутовых пней, диаметром больше, чем круглые столешницы — они пересекли пруд с замерзшей водой и наткнулись на новое скопление деревьев. От того, что они увидели на другой стороне, у них буквально перехватило дух.
— Это уже не деревья, — сказал Маки. — Это… Это город какой-то…
— Не может быть, — сказал Брид. — Только не здесь.
Бойд придержал свое мнение при себе, как и Макнэир и Юргенс. Они двинулись веред, пытаясь постичь увиденное. На первый взгляд, конечно, это походило на какой-то город, хотя если быть точным, то больше на деревню. Конечно, там не было никаких зданий, только деревья. Огромные деревья, похожие на калифорнийскую секвойю, раскинулись вокруг, и каждое было шире диаметром, чем вход в железнодорожный туннель. На высоте футов сорок или пятьдесят они были гладко срезаны и создавали впечатление искусственных сооружений с плоской крышей. Они тоже полностью превратились в камень, но в отличие от других, были покрыты десятками овальных отверстий.
Бойд тоже думал, что это походило на своего рода деревню, с гигантскими деревьями, используемыми как жилища, но не обычную деревню. Она имела первобытный, диковинный вид, как те обезьяньи поселения из фильма «Планета обезьян». Просто невозможно было представить людей, живущих в подобных местах, забирающихся в те отверстия, сбрасывая с ног обувь. Если эти ячейки были некоторого рода жилищами, то они походили на те, которые могли приспособить под себя некоторые живущие на деревьях обезьяны. Может, даже Тарзан.
— Это деревья, — сказал Юргенс.
Макнэир кивнул. — Да… но такие огромные. Никогда не слышал ни о чем подобном, что бы относилось к пермскому периоду.
— Может, они не из пермского периода, — сказал Брид.
— Должны быть, — отметил Макнэир. Осмелюсь предположить, что эти деревья гораздо старше, и что они стояли уже окаменевшими в нашей теоретической долине, когда водой затопило остальную часть этого леса. Как-то это очень сложно.
Они с Юргенсом ходили вокруг со своими лампами и фонарями, в то время как другие просто стояли и смотрели. Здесь было как минимум с десяток этих больших деревьев, некоторые стояли на возвышенностях, некоторые — в небольших лощинах, затопленных стоячей водой. Они простирались до самой дальней стены пещеры, где когда-то в прошлом произошел обвал, поглотивший остальную часть одеревеневшего пермского мира. Среди них стояли десятки других деревьев.
Брид продолжал светить вокруг фонариком, изучая гигантские стволы. — Не знаю, Док, — сказал он, когда Макнэир вернулся. — Просто эти здоровяки выглядят… я не знаю…
— Старше, — сказал Маки.
В этом Бойд был с ними солидарен. Как будто это была какая-то давно заброшенная священная роща. А все эти маленькие деревья разрослись здесь уже тогда, когда те, кто вырубил эти ячейки давным-давно ушли. И, тем не менее, что-то жуткое было в этих больших, застывших, как монолиты и монументы, стволах. Когда лучи фонариков скользили по ним, казалось, что пасти ячеек шевелятся, истекая тенями.
Юргенс и Макнэир подошли к одному дуплу и заглянули внутрь. Бойд и Брид двинулись следом. Все отверстия были фута четыре в диаметре. Внутри находились маленькие ячейки, футов пять в высоту на десять в длину. На одеревеневшем дереве виднелись следы обработки. Макнэир забрался в одно дупло и стал его изучать.