— Ты зря так говоришь.
— Как?
— С иронией. Я бы тоже так поступил, если бы у меня была такая дочь.
— Не вгоняй меня в краску.
— Твой папа молодец. Создал коммерческую газету. За два года добился того, что она стала лучшей в город. Её читают везде.
— Историк по образованию сменил профессию и стал журналистом. И, как выяснилось, удачно. История ничего не потеряла, а вот журналистика, похоже, приобрела. За последние полгода тираж газеты вырос вдвое. А ведь делают газету всего пять человек. И то маму можно не считать.
— Как не считать?
— Ну, в том смысле, — поправилась Рита, — что она работает за компьютером и не пишет материалы.
— Рита, это правда, что твой папа ищет какой-то клад? Давно хотел спросить.
— Не клад. Он ищет старинное подземелье, которое вырыли монахи в семнадцатом-восемнадцатом веке, чтобы укрываться от нескончаемых войн. Хотя там может быть клад. Ведь известно, что монастыри и то время имели богатых покровителей. Другое дело, существует ли на самом деле это подземелье. Одни историки говорят, что это легенда, вымысел. Другие не отрицают такой возможности. Существует, как мне объяснял папа, одно смутное упоминание о подземелье в какой- то там летописи. Я плохо запоминаю названия. Папа не так давно ищет. Несколько месяцев. Он совершенно помешался на этом. Ищет по ночам и в выходные. Совсем не отдыхает. Спит мало. Мы с мамой кричим на него. Ведь так работать нельзя. Это вредно для здоровья.
— Я думал, что рассказы о кладах и подземельях давно ушли в прошлое.
— Папа знает примерное местонахождение этого подземелья. И говорит, что скоро его найдет. Он утверждает, что оно должно быть очень длинным — несколько километров.
— Ничего себе! Что, под нашим городом существует подземный город?
— Выходит так.
— Представляю, как обрадуется каш мэр, когда твой папа найдет подземелье!
— Это почему же?
— Выгодная вещь. Не надо ничего рыть, долбить. Готовое метро.
Рита усмехнулась.
— А может, оно, наоборот, опечалит его.
— Почему?
— Ну, понаедут разные экспедиции, туристы, кладоискатели, любопытные. Всех нужно разместить, накормить. А еще журналисты…
— Действительно, одни проблемы.
Ребята свернули с центральной улицы и, пройдя по тихому переулку, остановились возле небольшого двухэтажного особняка, принадлежавшего Маковским.
— За разговором я не заметила дороги, — призналась Рита, — как будто мы только что вышли из кафе.
— Пять километров показались одной минутой.
— Иногда ты очень образно говоришь, — сказала Рита, открывая ключом дверь. — Родителей пока нет, хотя уже совсем стемнело.
— Сегодня же вторник.
— Точно. Выпуск газеты. Будут сидеть, пока не сделают.
Девушка включила в прихожей свет, положила сумку на диван и, не раздеваясь, села сама.
— Совсем устала. Садись. Сейчас чего-нибудь поедим, а потом покажу тебе творенье моих рук. А то ни голодный желудок ты можешь не так воспринять картину.
Игорь присел рядом.
— Возможно, ты права. Я позвоню матери, что приду позже.
— Хорошо, звони. А я пойлу посмотрю, что там есть в холодильнике.
Рита встала и пошла на кухню.
Игорь положил трубку и услышал радостный крик девушки:
— Игорь, иди скорее сюда! Здесь целое богатство — сыр, йогурты, ветчина!
Игорь снял ботинки, куртку и прошел по коридору на кухню. Рита выложила продукты на стол.
Поужинав, ребята пошли наверх в Ритину пильню, служившую также и мастерской. Рита вошла первой, включила свет. Комната была довольно большой. В центре стояла кровать и небольшой передвижной столик. Вдоль окон тянулся длинный деревянный стол, на котором рядами стояли всевозможные краски, лежали альбомы с рисунками. Рядом со столом находились два мягких офисных стула. Все пространство стен сверху донизу было увешано гравюрами и картинами. Несколько недописанных картин стояло в углу. Занавески на стенах были фирменные, как говорила Рита. Она нарисовала на белой ткани причудливые узоры. Когда Рита занавешивала шторы, получалась одна большая картина.
— Здорово здесь у тебя. Не могу объяснить. Миг всё нравится: запах красок, шторы, картины. Не комната, а музей.
— Скажешь тоже — музей. Нормальная комната художника. — Рита повернула стул. — Садись. Ты первый, кто увидит «Плачущего ангела».
— Что, и родители не видели?
— Не считая их, конечно.
Рита прошла в другой конец комнаты и извлекла из кучи недописанных картин одну. Она поднесла картину к Игорю и поставила на пол, придерживая сверху руками.
— Вот, смотри и оценивай.
— Купить сейчас я её точно не смогу. Может быть, когда стану чемпионом мира по кикбоксингу.
Картина была довольно большая: вверху рамка достигала Ритиных плеч. На переднем плане сидел ангел, В руках он держал большой циркуль и смотрел вперёд на залив. Справа на каком-то доме висели колокол, весы и песочные часы. Под колоколом на стене был высечен математический квадрат. Возле залива лежал огромный граненый камень. Наверняка ангел видел и его. Из глубины камня смотрел какой-то длинноволосый, бородатый мужчина. Его взгляд был спокойным и сосредоточенным. Впрочем, за спокойствием чувствовалось скрытое напряжение. Его изображение «перетекало из грани камня, как будто отражалось в зеркалах. Над самым горизонтом висело облако, на котором латинскими буквами было написано «MELENCOLIA».
— Если я не ошибаюсь, на облаке написано «Меланхолия».
— Ты не зря учишь английский.
Игорь ничего не ответил, вглядываясь в полотно. У ангела сосредоточенный взгляд, в котором как бы остановились застывшие слёзы. Свободной рукой он подпирал щеку.
— Слушай, это случайно не ты? — показывая на картину, спросил Игорь.
Рита улыбнулась.
— Не совсем. Я придала его лицу некоторые свои черты. Но это не я.
— Интересно. Но зачем это нужно? И почему «Плачущий ангел»? Откуда столько грусти?
Рита скрестила на груди руки, задумалась. В это мгновение сосредоточенного размышления она выглядела намного старше своего возраста.
— Я могла бы сейчас наговорить кучу общих фраз. Франсуаза Саган как-то правильно заметила: «Общие слова — это ложь». Ты спрашиваешь, откуда столько грусти? Это всё равно, что спросить — откуда столько радости? Может быть, через несколько секунд ангел улыбнётся, откладывая циркуль в сторону, а облако «Меланхолия» уплывёт, скрывшись за горизонтом. А сейчас другой фокус, — произнесла Рита и, подойдя к столу, взяла какой-то альбом, открывая его на закладке. — Я знаю, ты сейчас спросишь об этом. Вот.
Девушка подала Игорю раскрытый альбом, в котором была репродукция гравюры, очень похожей на картину Риты, с той лишь разницей, что из глубины камня не смотрел длинноволосый мужчина, и ангел не походил на Риту и вовсе собирался плакать. Скорее, он скучал, устремив взгляд на дальний залив. Под репродукцией была надпись:
«Альбрехт Дюрер. Меланхолия. Гравюра на меди. 1614 год.»
— Что это значит? — Игорь оторвал взгляд от книги и вопросительно посмотрел на Риту.
— Это значит, что я использовала тему. Но вместе с тем, создала что-то своё. Это не подделка. Это самостоятельная картина. Просто я по-своему заглянула в мир Дюрера. Боже, как сложно объяснять! Рисовать гораздо легче.
— Вообще-то, я понял, — ответил Игорь, продолжая рассматривать картину и репродукцию, — ты использовала идею.
— Можно сказать и так.
— А кто такой этот Дюрер?
Рита подошла к Игорю я перевернула несколько страниц альбома.
— Это его автопортрет.
— Значит, он художник?
— Очень знаменитый. Пожалуй, он лучший немецкий художник.
— Постой, — Игорь посмотрел на картину. — Это он смотрит из глубины камня, отражаясь на его гранях?
— Да, это Альбрехт Дюрер смотрит на свою картину как бы из глубины веков, сквозь магический кристалл.
— Но почему всё-таки ангел плачет… хочет заплакать?
— Игорь, давай я этого не буду объяснять, И вообще, всё объяснять неинтересно.
— Хорошо, я больше не буду цепляться со своими вопросами. Просто я далёк от живописи. А когда мало знаешь, тогда много спрашиваешь.
— Кстати, тебе, наверное, будет интересно: Дюрер пыл не только прекрасным художником, но и отличным фехтовальщиком. Он даже написал какой-то трактат по искусству фехтования. В общем, это незаурядная личность.
— Да, парень Серьёзный, — почесав затылок, произнёс Игорь — У него сильный взгляд. Спокойный и сильный. Как будто смотрит сквозь тебя.
— Слушай, Игорь, у меня идея, — вдруг сказала Рита.
— Какая?
— Тебе нужно попробовать писать. У тебя, по-моему, получится. Ты схватываешь самую суть.
— Вот как! — шутливым тоном произнёс Игорь. — А что, знаменитый писатель кикбоксёр Игорь Рамзаев. Звучит неплохо, а?
— Великолепно! — в тон Игорю ответили Рита.
— Смотришь, через несколько лет и я напишу трактат… Скажем, «Использование скрытых уловок в кикбоксинге». Ну, как я закрутил?
— Ничего в этом не понимаю, но, по-моему, хорошо.
Игорь, отложив альбом, подошёл к Рите и поцеловал в губы.
— Картина мне понравилась.
— Не льстишь? — улыбнулась Рита.
— Чтоб мне провалиться!
— Тебе это не грозит. У нас крепкие полы.
Только Игорь собирался ещё раз поцеловать Риту, как вдруг в дверь кто-то протяжно позвонил.
— Ну вот, ни самом интересном месте, — с досадой произнёс Игорь.
— Я же забыла вынуть ключ. Закрыла дверь и забыла. Похоже, это родители. Они могут что-нибудь не так подумать.
Рита побежала открывать дверь. Через несколько секунд до Игоря донеслись оживленные голоса родителей Риты. А ещё через несколько минут девушка вернулась обратно.
Игорь сидел в кресле и листал альбом.
— Точно. Это папа с мамой.
— Что-то они быстро сделали газету.
— Первый раз без задержек, — улыбнулась Рита. — Игорь, мама попросила меня приготовить ужин. Подождёшь?
— Наверное, я пойду. В самом деле, уже восемь часов. Пока доберусь… Рано утром тренировка.